Мир оранжевой акварелью - Елена Саринова

— Ну, надо же. А я все гадала: где он. На дне, под вашей кроватью или у них.

— Так вот. В Розе Бэй тебя продали. И там ты…

— Ну-у?

— Зоя, в жизни бывает всякое. И то, что ты была…

— Кем?

— Розой.

— Что?! — отбросило меня к спинке стула. — Да я бы повесилась на их розовой шторе.

— Тише. Люди кругом.

— Да пошел ты.

— Я продолжаю: в этом нет ничего…

— Я в тебя сейчас этой бутылкой, хобий капитан, якорем в…

— Значит, тебя изнасиловали.

— Да мать же твою!

— Зоя! А, знаешь, что? — вдруг поднявшись, метнул он ко мне через стол руку. — Пойдем ко отсюда. Ни к чему позорить достойное имя.

— Сдается мне, не мое?

— Твоего покойного мужа, — и потащил меня через весь зал к лестнице. Потом мы резво запрыгали по ступеням и после двух поворотов ключа оказались в моей бывшей комнате. Ах, вот, кто… — Присядь, — мотнул он меня на мою собственную бывшую кровать. Сам навис сверху. — Значит, тебя там изнасиловали.

— Да с чего, вдруг…

— А с того, что ты родила!

— Мама моя.

— Зоя, я — не мальчик. И когда я увидел тебя в ратуше на приеме, то сразу заметил разницу. Ты стала другой.

— Какой?!

— Не кричи… Другой. Женщиной в… — хмуро скосился он в сторону. — в полном смысле этого слова. Ты стала…

— Мама моя… Значит, я родила?

— Так точно. А раз от меня пряталась, значит…

— Отец ребенка — не ты.

— Так… точно.

— Гранитная логика… И у меня тогда — встречный вывод: значит, поэтому ты сейчас меня избегаешь?

— Что? — теперь он удивленно расширил глаза.

— А то, что я давно уж заметила. А еще я уверена, что, если ты любишь женщину, то любишь ее целиком. И даже с чужим ребенком. Хотя, о любви из нас двоих…

— А зачем о ней говорить? Любовь не в словах, а в поступках. И в твоих и в моих. И да, если кого-то любишь, то любишь любого.

— Даже «изнасилованного»?

— Да-а… Зоя, я бы понял. Понял бы и простил.

— Простил?!.. Что? Изнасилование? Любовь по глупости?.. И, значит, я правильно делала, что от тебя пряталась.

— Зоя, я совсем не то сейчас…

— Да иди ты к морской хобьей матери со своим прощеньем! Да мы как жили без тебя, так и дальше будем жить! Великодушный мессир! И… в сторону отойди!..

Руки тряслись, но в замочную скважину я попала сразу двумя. А потом звучно захлопнула дверь. Очень звучно… Сквозняком. И… балкон я, точно, не открывала.

— А-а.

— Тихо-тихо, — и меня еще сильнее сзади перехватили, захлопнув ладонью рот и плотно прижав к себе.

— А-а?

— Будешь выть — по голове, — и боком поперли к балкону.

Я лишь заметить успела, суматошно цепляясь за крепкие чужие руки, как от двери за нами отделилась еще одна тень. И мы уже оказались снаружи, когда… Ба-бах!

— Зоя! Нет, ты все-таки, меня выслушаешь! И кто из нас двоих от кого бегает?!

— А-а…

— Тихо, я сказал.

— Зоя?!

— О-о… о-о, — и каким-то чудом смогла-таки, носком туфли дотянуться — высокая подставка с водруженным на ней пузатым горшком, сначала медленно пару раз качнулась… Хрясь!

— Зоя!

— Вот же стерва! — и я едва ни самостоятельно, без подставленной снизу лестницы, не зверзлась через перила вниз. Мужик, мазнув напоследок по глазам своей пятерней, нырнул назад в комнату.

— Виторио! Мама моя… Да что же это?.. А-а-а-а!!! Помогите!!! А-а-а!!! — и мне кажется, даже на горизонте окна зажглись…

Глава 23

Женщина — существо домашнее и робкое. Женщину надо беречь. От потрясений. Иначе она может очень сильно испугаться и… Хлобысь! Вторым, прихваченным с балкона цветочным горшком.

— О-уо-о!

— Бежим! Бежим!

И напоследок, для закрепления:

— По-мо-гите!!! — уже в распахнутую настежь коридорную дверь. — Виторио?

Мой любимый, стоящий посередине разгромленной комнаты, качнулся. И словно в знак благодарности, прихлопнул правую руку к левому, опущенному плечу:

— Зоя, подойди… ко мне.

— Виторио, что за люди здесь только что…

— Зоя…

— Виторио! — обхватила я уже оседающего мужчину. И только когда уткнулась носом в его прижатую мокрую руку, поняла… — Тебя… ранили? Мама моя!

— Зоя… ты только больше так не кричи.

— Ваша светлость, мессир Виторио, что здесь произошло?!.. Бог мой… Я сюда, к вам, а на лестнице меня чуть не сшибли какие-то…

— Мессир Вагриус, помогите мне! То есть, нам, ну, мне. Мне его до кровати.

— О, я сейчас, я только канделябр куда-нибудь… куда-ни… о, Бог мой!

— Мессир Вагриус, надо срочно послать за лекарем и магом, нет, магистром. Я скажу адреса. Вы это…

— Да, конечно. Нижон! Сантимо!

— Хозяин?!

— Да?! — дернулись в двери два подсвеченных фонарями, лица.

— Слушайте внимательно и запоминайте, что Их светлость будет диктовать!

— Диктую. О-о, хобья сила…вспомнила и…

Примерно час спустя, я давала первые в своей жизни показания. Получалось коряво и неуверенно. Хотя, кто его знает, как оно вообще принято делать:

— Я еще раз вам, сэр жандарм, повторяю: не знаю. И понятия не имею, кто это были такие. И что им вообще от меня…

— Ваша светлость, я понял. А-а… — усатый мужчина с красными от недосыпа глазами, отвел их в сторону балконной двери. — личные враги?

— Женского пола. Но…

— Я понял… Капрал!

Штора качнулась, впуская вовнутрь с балкона пожилого крепыша:

— Эксперт посмотрел, сэр. Говорит, что следов магии нет. Разве что, на углу дома — клочья от недавнего подвала. И все.

— И все, — почесал лоб огрызком карандаша жандарм. — Ну, так, заканчиваем. И… Ваша светлость, если вы что-то, вдруг, вспомните…

— А я…

— Что?

— У того, который меня держал, вот здесь, — мазнула я пальцем по внешней стороне кисти. — татуировка была. Но, я ее лишь миг видела и в темноте улицы.

— И-и?

— Трезубец. Но, с обломанным черенком. С очень коротким черенком.

— По-нятно, — протянул блюститель. — Морская татуировка… Ваша светлость? — и снова скосился на штору. — Мы уходим… Мессир Вагриус, лестницу от перил можете убирать… А вы надолго в Виладжо?

— В столице? — вот это вопрос так вопрос… Я обвела тоскливым взглядом освещенное сейчас множеством канделябров «побоище». Остановила его на спинах, беседующих у кровати сэра Клементе и Киприуса Виста и… — Не знаю еще. Очень надеюсь, что нет.

— Понятно. Я оставлю здесь, в гостинице, двух своих людей… Ваша светлость, имею честь, — и с явным облегчением, развернулся, хрустя черепками на полу, к коридорной двери. — Капрал, мы уходим…

— О, это надо же. В самом центре столицы. Ваша светлость, я горничных зашлю здесь прибрать?