Собрание сочинений. Т.2. Марсельские тайны. Мадлена Фера - Эмиль Золя

Кончина аббата Шатанье и появление в палате умирающего Филиппа сразили бедняжку, и мужество разом покинуло ее. Она еле держалась на ногах, в ней снова проснулась слабая женщина.

Повинуясь знаку Мариуса, Бланш отошла на несколько шагов. Тем временем врач закончил перевязку, и Филипп, открыв глаза, с удивлением и испугом огляделся вокруг. Увидев брата, он сразу же все вспомнил.

Мариус склонился над ним. Нечеловеческим усилием воли он сдержал слезы.

— Я не вижу Жозефа, — едва слышно произнес Филипп. — Где он?

— Он сейчас будет здесь, — ответил Мариус.

— Сейчас? Ты не обманываешь меня? Я хочу его видеть… Сию же минуту… Сию же минуту…

Он снова закрыл глаза. Мариус солгал. Он примчался в больницу, утаив правду от Жозефа и Фины: он хотел хоть на несколько часов избавить их от горя. Теперь же он отдал бы все на свете, чтобы исполнить волю брата и привести ребенка.

— Хотите, я схожу за мальчиком? — спросил Совер.

Ему было весьма не по себе среди холерных больных, но он не решался уйти.

Мариус обрадовался его предложению, и бывший грузчик помчался за Жозефом.

Филипп, очевидно, слышал этот разговор. Он вновь открыл глаза и взглядом поблагодарил брата. Раненый повернул голову, и счастье озарило его лицо: он увидел Бланш. Она подошла, услышав его голос.

— Не смерть ли вернула мне тебя? — прошептал Филипп. — О! Дорогое, милое виденье!..

И он снова лишился чувств.

XXII

Возмездие

Когда экипаж увез раненого Филиппа, г-н де Казалис горячо поблагодарил своих секундантов.

— Господа, — сказал он, — извините меня за беспокойство, которое я вам доставил, и разрешите отвезти вас в Марсель.

Сержанты не соглашались, они уверяли, что прекрасно доберутся до города и сами, но г-н де Казалис настоял на своем. По правде говоря, ему хотелось убедиться, что Филипп действительно умер. Радость будет ему не в радость, пока он собственными глазами не увидит врага своего в гробу.

На углу улицы Экс экипаж, в котором бывший депутат ехал со своими секундантами, задержала торжественная процессия: статуя мадонны, покровительницы Марселя, возвращалась в свою обитель — собор Нотр-Дам де ля Гард. Во время всенародных бедствий жители носят изображение святой по улицам и, простершись ниц, молят ее заступиться за них перед богом.

Эта помеха сильно раздосадовала г-на де Казалиса. Он вынужден был ждать целых четверть часа. В глубине души он посылал шествие ко всем чертям. Ему не терпелось скорее узнать новости о Филиппе.

Но в то самое мгновенье, когда мимо него проносили статую, его внезапно сковал смертельный холод. Страшная бледность разлилась по его лицу. Он оперся на плечо одного из сержантов и внезапно с глухим стоном откинулся на спинку экипажа.

У него началась холера. Он ускользнул от мести Филиппа — покарать его взялась болезнь.

Оба сержанта выскочили из экипажа. Узнав, что в нем находится больной холерой, толпа в ужасе отпрянула.

— Немедленно в больницу! — крикнул кучеру один из сержантов.

Кучер стегнул лошадей, и экипаж помчался в старый город, откуда только что вышла процессия. Через несколько минут он остановился возле больницы.

Два санитара отнесли г-на де Казалиса в холерный барак. Там было только одно свободное место — рядом с койкой Филиппа.

Бывший депутат уже почернел; Мариус и г-н Мартелли с трудом узнали его и, пораженные священным ужасом, отступили.

Господин де Казалис не сразу разобрал, какого соседа послала ему судьба. Болезнь совершенно скрутила его, он был обречен. Судорога подбросила его на постели, и он увидел на соседней койке Филиппа, все еще лежавшего без сознания. Г-н де Казалис злобно усмехнулся: враг его наконец мертв. Но при мысли, что смерть не даст ему насладиться местью, он, рыча от бешенства, повалился на постель.

— О! Спасите меня! — вопил он. — Я хочу жить! Я богат и озолочу вас!

Извиваясь в страшных муках, он кричал, что ему раздирают внутренности.

Между тем Филипп открыл глаза. Хриплый голос недруга вывел его из мертвого оцепенения. Он поднял голову и посмотрел на г-на де Казалиса, словно на привидение.

Когда больной увидел, что мертвец ожил и вперил в него мутный взгляд, его охватили страх и злоба.

— Он жив! — рычал он. — Ах! Подлец этот будет жить, а я умираю!..

Они уставились друг на друга. Ненависть столкнула их даже перед лицом смерти. Но внезапно в наступившей тишине раздался ангельский голос:

— Протяните друг другу руки, я требую этого. Возможно ли отойти в вечность с сердцами, исполненными ненависти?

Они подняли головы и увидели у изголовья Бланш в сером монашеском одеянии. Она показалась им величественной.

Филипп молча скрестил на груди руки, вообразив, что уже перешел в иной мир. Он так часто мечтал вновь обрести там свою возлюбленную! Эта мечта не покидала его.

Слова примирения заставили г-на де Казалиса стиснуть зубы. Увидев здесь свою племянницу, он окончательно обезумел.

— Кто привел тебя сюда? — крикнул он. — Ты узнала, что я умираю, и примчалась насладиться зрелищем моей смерти?

— Послушайте, — отозвалась Бланш. — Вас ждет суд божий, и вы хотите предстать перед ним со злобой в душе… Заклинаю вас, помиритесь с Филиппом.

— Нет, и тысячу раз нет! Будь я проклят, если помирюсь с ним… Я знал, куда целиться, чтобы выстрел мой был смертельным… Не надейтесь спасти его и снова сделать своим любовником.

Он богохульствовал, он грозил небу кулаком и изрыгал грязные ругательства, проклиная свою племянницу и Филиппа. Болезнь все больше и больше одолевала его, он чувствовал могильный холод и в ужасе перед неизбежным концом неистовствовал, как бешеный зверь, уже бессильный укусить.

Бланш отшатнулась. Она оперлась о кровать раненого, который все смотрел и смотрел на нее с лаской и нежностью во взоре. Наклонившись к Филиппу, она тихо спросила:

— А вы не протянете руку этому человеку?

Филипп улыбнулся.

— Охотно, — сказал он. — Я прощаю его, и да простит он меня… Я хочу быть вместе с тобой на небесах… Ведь ты будешь молить бога, чтобы он пустил меня в твой рай?

Бланш, очень взволнованная, взяла руку умирающего, и он вздрогнул от ее прикосновения.

— Дайте мне вашу руку, — обратилась она к дяде.

— Нет! Никогда! Ни за что! — воскликнул больной, корчась в судорогах. — Не хочу ни вас, ни вашего неба. Лучше уж геенна огненная! Прочь! Никогда! Никогда!

Продолжая кричать, он обхватил самого себя за плечи с такой силой, что кости хрустнули. Смерть заставила его умолкнуть, но не смогла ослабить этого страшного, судорожного объятия.

Бланш в ужасе отпрянула от него. Взглянув на Филиппа, она поняла, что ему осталось жить считанные минуты. Он слабо пожал ей руку. Глаза его посветлели, на губах блуждала бледная улыбка. Он уже отрешился от всего земного и не думал больше ни о брате, который был возле него, ни о сыне, которого просил привести.

— Ты возьмешь меня с собой, правда? — прошептал он, отходя в вечность.

В этот миг в палату вбежали Фина и Жозеф. Мариус закрыл брату глаза. Фина, сраженная горем, упала на колени. Бедный малыш, предоставленный самому себе, ничего не понимал и горько плакал.

С той минуты, как появился Жозеф, Бланш растерянно, словно завороженная, не спускала с него глаз.

Вдруг она вспомнила о том, какой опасности он здесь подвергается. Поцеловав руку Филиппа, которую все время держала в своей, она схватила ребенка и стремглав выбежала из палаты.

Господину Мартелли пришлось насильно увести Мариуса и Фину. Когда Мариус наконец решился уйти, какая-то женщина подозвала его.

— Вы не узнаете меня, — сказала она. — Вы забыли отверженную Арманду. Я поклялась, что увижусь с вами, только заслужив прощение. Я стала сиделкой в этой больнице и теперь умираю… Вы подадите мне руку?

Мариус исполнил последнюю просьбу несчастной. Только тут он понял, где находится. Поглощенный своим горем, он не видел ничего вокруг себя. Внезапно перед ним предстала палата с агонизирующими больными. Г-н Мартелли подвел его к телу аббата Шатанье. Мариусу почудилась посреди палаты Смерть, простирающая далеко вперед свои бесконечно длинные руки. У него закружилась голова, и он вышел, пропустив вперед Фину.

На лестнице они хватились Жозефа. Они расспрашивали о нем встречных, искали его по всем закоулкам и наконец нашли в глубине одного из внутренних дворов. Его держала на руках монахиня монастыря Сен-Венсен-де-Поль и осыпала безумными поцелуями.

Когда на другой день Мариус вернулся в больницу за телом брата, ему сказали, что сестра Бланш скончалась ночью от приступа холеры.

XXIII

Эпилог