Королева Таврики - Александра Девиль

На дороге стояла закрытая коляска, запряженная парой лошадей, а рядом переминался с ноги на ногу Донато, нетерпеливо поглядывая в сторону калитки. Увидев вдруг появившуюся над забором голову Марины, он радостно встрепенулся, но девушка, приложив палец к губам, вполголоса пояснила:

— Я не могу выйти, калитка заперта.

Донато подошел вплотную к забору и протянул к ней руки:

— Ты можешь подняться чуть-чуть повыше? Только немного приподнимись над забором, а я тебя подхвачу.

Забор, сложенный из дикого камня, был неровен. И девушка попробовала подтянуться, цепляясь ногами и руками за эти неровности. Но тут сзади она услышала взволнованный, прерывистый голос матери:

— Куда ты? Остановись!

Запыхавшаяся Таисия схватила дочь за плечи, повернула к себе и растерянными, испуганными глазами посмотрела ей в лицо. Марина поняла, что брат успел рассказать матери о странном прощании сестры.

— Мама, родная, не останавливай меня, я все равно убегу, — сказала девушка, обнимая мать и одновременно пытаясь вырваться из материнских рук. — Прости меня, но такова моя судьба. Другой судьбы, другого счастья мне не надо!

— Дочка, но ты же в омут головой бросаешься!

— Даже если так, я все равно иначе не могу! Что же мне делать? Я люблю его и никогда не полюблю никого другого! И я буду с ним счастлива, пусть даже недолго! Но ведь короткое счастье дороже многих лет тоскливой безрадостной жизни! Разве не так? И не уговаривай меня, это бесполезно! Даже если бросите меня в темницу, я все равно буду думать о нем!

Таисия, тяжело вздохнув, прошептала:

— Видно, и вправду такова твоя судьба… Сказано же библейским царем: «Сильна, как смерть, любовь»… Иди, дочка, я тебя отпускаю и буду Бога молить за тебя. — Она поцеловала Марину, перекрестила ее и, кивнув на забор, добавила: — Только не надо тебе через ограду карабкаться, словно бродяжке какой.

Таисия взяла висевшую у нее на поясе связку ключей и отперла калитку.

— Спасибо, мамочка моя родная! — Марина со слезами на глазах обняла мать и выпорхнула из родного гнезда в неизвестность.

Темнота вечера помешала ей заметить корягу на обрывистом склоне перед дорогой, и она, зацепившись платьем, споткнулась; но Донато был рядом, и Марина упала прямо в его объятия.

Глава тринадцатая

Донато выехал на охоту с двумя слугами, остальных оставил в усадьбе охранять молодую хозяйку, которая уже второй месяц жила в его доме как горячо любимая, хоть и невенчанная, жена. Мысль о том, что дома ждет Марина, делали особенно сладким его возвращение в недавно купленное поместье, где он надеялся обустроить свой маленький рай, оградив от бурь и злой молвы такое хрупкое и выстраданное счастье.

Донато не был большим любителем охоты, но если уж отправлялся на нее, то не мог сдержать свойственного ему от природы азарта. И в этот раз, преследуя оленя-рогача, он вместе со своими спутниками удалился далеко от дома, в дубовые чащи позади Черной горы. И когда наконец охота завершилась удачно, Донато обнаружил, что оказался вблизи знакомой ему харчевни «Морской дракон». Ее хозяин Кривой Гуччо благосклонно относился к римлянину еще с тех пор, когда впервые увидел его в своем заведении и предотвратил драку Донато с двумя игроками, которые пытались обчистить подвыпившего Бартоло. Теперь старому пирату нравилось, что римлянин, став богатым землевладельцем, не загордился и не обложил поборами местных крестьян, как это делали иные генуэзцы, умевшие подкупить чиновников, чтоб те закрывали глаза на их самоуправство. С легкой руки трактирщика поместье, приобретенное Донато, в окрестностях стали называть Подере ди Романо — имение Римлянина.

Донато решил, что раз уж он оказался возле «Морского дракона», то это случай передохнуть, выпить вина и переброситься парой слов с Гуччо.

Но, вопреки его намерениям, отдыха не получилось. Едва Донато сел на скамью и утолил жажду несколькими глотками молодого вина, как на пороге харчевни появился не кто иной, как Коррадо Перуцци. После встречи на празднике святого Георгия Донато виделся с генуэзским купцом только один раз, когда месяц назад приезжал в Кафу покупать лошадей и повозки. В тот день ни о чем важном Коррадо не сообщил, был занят своими повседневными торговыми делами. Теперь же, едва взглянув на его хмурое, озабоченное лицо, Донато понял, что не праздное любопытство и не желание погостить привели сюда генуэзца.

— Какая встреча, мессер Донато! А я ведь направлялся к вам в поместье!

— Я так и думал, — откликнулся римлянин и, пожимая руку Коррадо, вполголоса спросил: — Они уже в Кафе?

— Да, — так же тихо ответил Коррадо. — Чечилия и Уберто приехали, а Нероне с ними нет. Я слышал, что их старший братец угодил не то в тюрьму, не то в плен к пиратам.

— Неважно, хватит и этих двоих, — помрачнел Донато. — Они расспрашивали вас обо мне?

— Да. Но я, разумеется, ничего не рассказал. Однако вы же понимаете, они и без меня сумеют выведать, как вас найти. Раз уж добрались до Таврики…

— Мне надо спешить домой, — сказал Донато, охваченный внезапной тревогой.

— Давайте хоть немного передохнем, — остановил его генуэзец. — Ведь они не доберутся до вас так быстро. Я видел их только вчера.

— Но ведь вы не знаете, когда они приехали в Кафу; может, уже несколько дней тому назад. Простите, мессер Коррадо, вы можете пока передохнуть в харчевне, но я должен возвращаться домой немедленно. У меня неспокойно на душе.

— Погодите, через несколько минут я поеду вместе с вами.

Скоро Донато, оставив слуг возле харчевни разделывать охотничью добычу, мчался в сопровождении Коррадо по дороге к своему поместью. Его подгоняло недоброе предчувствие, для которого, как утверждал генуэзец, пока что не было причин.

Марина же в эти минуты не испытывала ни страха, ни тревоги, а только лишь радостное волнение, связанное с важным для нее и Донато обстоятельством. Последнее время она чувствовала в себе определенные перемены и, несмотря на отсутствие опыта, понимала, что это может быть признаком беременности. А сегодня, открывшись своей новой служанке Агафье, она уже не сомневалась, что находится в положении, и ждала возвращения Донато, чтобы сообщить ему об этом.

Агафью, женщину еще молодую, но уже достаточно опытную и знающую толк во врачевании, привезла к Марине Таисия, которая однажды навестила дочь в ее новом жилище и, кажется, осталась довольна той роскошью и заботой, какой окружил девушку Донато. Она не высказалась вслух, но Марина угадала по лицу матери, что Таисия уже смирилась с выбором дочери и готова ее защищать. Однако Лазарь не сопровождал жену в этой поездке, и Марина сделала вывод, что отчим непреклонно против своевольного решения падчерицы. Впрочем, девушку не слишком трогало отношение к ней Лазаря; для нее было главным, что мать поняла и простила.