Стоянка поезда – двадцать минут. Роман - Юрий Мартыненко

— О, нашёл. Картоха жареная, только холодная. Вчера бухали, не доели. И хлеб есть. Правда, только краюха.

— Ништяк! — одобрительно кивнул один из собутыльников.

— Колун, говорю, есть? — переспросил Павел.

— Где-то был. Там, в сенях, — махнул рукой Лёха и поинтересовался: — А ты чего? Дрова колоть собрался? Ну, мы не возражаем.

— Паха, дёрни сначала! — предложил один из мужиков.

— Ну, правда, давай накатим для сугрева, — поддержал второй.

Павел не ответил и вышел в промороженные сени. Сбивая ладонью изморозь с дощатых стен, нашарил за пустой дырявой бочкой колун. Вышел во двор. Скользко. Жёлтый обледеневший снег. Уборная в дальнем углу огорода. До неё нехоженая снежная целина. Павел выбрал чурку покрупнее, смахнул с неё прилипший снег. При ударе колун чуть не слетел с топорища.

— Хозяин хренов, по лбу бы тебе за такой инструмент! — выругался Павел. Взяв толстую щепку, заклинил колун на топорище и стал колоть дрова. Вогнав колун в другую чурку, набрал охапку поленьев и пошёл в избу. Высыпал с грохотом дрова на пол у печки. Растопив печку, присоединился к скудному застолью.

Спирт, больше смахивающий по отвратительному вкусу на денатурат, медленно, но верно клинил голову. Помаленьку в деревне у мужиков никогда не получается. Остановиться трудно. Душа как бы на генетическом уровне требует продолжения банкета. Поэтому отправили гонца ещё за выпивкой. Принёс две бутылки. На этот раз абсолютная палёнка. Один из товарищей переблевался, не успев добежать до двери в сени. Но кого смущает столь невинный при затуманенных напрочь мозгах факт?

…Павел проснулся от того, что кто-то решительно тормошил за плечо. Открыл глаза. Над ним, склонившись, стоял милиционер. Дальше начался, если сказать, похмельный кошмар, значит, ничего не сказать. Павлу показали колун в полиэтиленовом мешке. На обухе — бурое пятно крови. Колун нашли во дворе рядом с бездыханным телом Лёхи. Затылок разбит… Лежащего в ограде Лёху увидела, как рассвело, соседка. Свидетелей, конечно, не оказалось. Собутыльники по ночи расползлись по домам. Только Павел, когда сильно разморило от тепла топившейся печи, прилёг на облезлый диванчик и, провалившись в сон, оставался в избе до утра. Экспертиза указала на наличие отпечатков пальцев на топорище. Вскрытие показало, что смерть потерпевшего наступила в результате переохлаждения организма. Это обстоятельство и смягчило приговор суда. Типа, повздорили по пьянке, вышли разбираться на улицу, там и шарахнул обвиняемый потерпевшего по затылку колуном, но не на смерть… Убийство раскрыто по горячим следам. Добавлен плюсик в милицейскую статистику…

Прикрутив деталь на место, Павел отложил в сторонку гаечный ключ, глянул на часы. Время к обеду. Откинув раскалённую дверку, пошурудил в печке кочергой в виде изогнутого толстого металлического прута. Глядя на огонь, вспомнил было о кострах на таёжных делянах, где заключённые готовили лес. Но лучше не вспоминать. Прожитое осталось позади, туда к счастью или несчастью, тут уж кому как, никогда не вернуться. Надо жить настоящим, а ещё лучше — будущим. Павлу с Танюхой подымать ребят, не сегодня-завтра самим вступать в самостоятельную жизнь. Какую дорогу выбрать? К какой профессии лежит душа? Трудное время, трудная жизнь в стране, трудный выбор…

Вспомнился разговор с дядей Васей Федотовым, о котором сегодня с Петрухой толковали. После зоны, куда попал при социализме, а вышел при капитализме, словом, посадили в одной стране, выпустили в другой, спросил старого механизатора, ветерана войны и труда, мол, куда мужики в деревне подевались? Будто война прокатилась? И что ответил дядя Вася? Кто постарше — те на погосте покоятся с миром. Кто помоложе, те или спились, или разучились работать. Теперь баб ставят руководить на деревне, теми жалкими остатками, что остались от колхозов и совхозов, тем, что ещё до конца не растащили и не пропили…

35

Руководству Дома российско-немецкой дружбы в Москве понравились материалы Катерины по социологическим опросам. Состоялась беседа с автором. Была подчёркнута журналистская направленность представленной работы, поэтому Катерине рекомендовали заключить договор с одним из недавно открывшихся журналов. Издание новое, интересное своим новаторским подходом к освещению поднимаемых тем. Выходит на немецком и русском языках, поэтому востребованы, прежде всего, авторы со свежим мышлением и свежими мыслями.

— У вас хорошее произношение! — отметил в беседе с Катериной пресс-секретарь, мужчина ближе к пожилому возрасту. Седые виски. Очки в роговой оправе.

— Да, именно на этот диалект делался акцент во время нашей учёбы в институте иностранных языков! — подчеркнула приятельница Катерины, которая и предложила побывать ей в Москве.

— Вы, так я понимаю, вместе учились?

— Да, вместе учились и вместе заканчивали. Даже успели вместе поработать учителями немецкого. Правда, в разных школах.

— Значит, ваше протеже? — рассмеялся пресс-секретарь, хитро подмигнув приятельницы Катерине.

— В какой-то степени, да! — не растерявшись, ответила приятельница.

— Ну, хорошо. Очень хорошо! — мужчина перешёл на русский язык. — Я сам, как вы знаете, из этнических немцев. Много лет прожил в Казахстане. Оказался здесь совершенно по невероятному стечению обстоятельств. И, знаете, милые дамы, в этом тоже не последнюю роль сыграл один из моих старинных знакомых. Не буду вдаваться в подробности. Они вам не интересны. Скажу только, что многое в этом мире связано с тем, что как-то где-то замолвит за тебя словечко. А о Москве я, признаюсь, мечтал всегда. Кто-то из моих земляков, я их так называю, немцев в Казахстане как бы ощущали некую ущербность или, может быть, испытывали обиду за, скажем так, историческую несправедливость… Российские немцы её особенно чувствуют, потому что у них судьба была нелёгкая. После того, как они признали свою немецкую идентичность, ещё тогда в Советском Союзе, последовали ссылки, трудовая армия и просто дискриминация. Это их сплотило и даёт чувство более глубокой идентичности, которого, может, у современных европейцев нет, потому что они так не страдали. А ведь это всё передаётся в семьях, это память о перенесённых страданиях и помогла им выжить. Гордость за то, что выжил и желание чего-либо достичь именно, как немец. Это, наверное, даёт этим людям особенное внутреннее чувство, которое не дано понять тем, кто никогда не страдал. Этот дом, как вы, милые дамы, знаете, выкупило германское правительство, откликнувшись на просьбу российских немцев. Здание находится в собственности Германии. Его содержание финансируется полностью из немецких денег. Под одной крышей находятся многочисленные организации российских немцев, которые работают на федеральном уровне. Вы можете представить, что из общежития надо было сделать офисные помещения притом, что это было очень старое здание. И нам удалось сохранить его исторический облик. Мы оставили тот вид, который был заложен архитекторами. В доме разместилась большая часть организаций российских немцев, которые