Победила бы нынешняя Россия в Великой Отечественной? Уроки войны - Юрий Мухин

Что касается воинского звания, то Мехлис в нём не нуждался, поскольку и без звания был личностью. Сами посудите, ну что добавило Сталину звание Генералиссимуса или звание Героя Советского Союза? Он, по сути, не принял ни одно их этих званий, а Звезду Героя отказался получать. Эти звания, присвоенные Сталину по представлению маршалов, самим маршалам и были нужны. Ведь если Сталин маршал и они маршалы, то тогда они маршалы не совсем настоящие, так как подчиняются такому же, как и они, маршалу. Для утверждения себя в маршальском статусе им требовалось, чтобы Сталин имел ещё более высокий чин. Отсюда же настоятельная потребность сделать Сталина Героем: если Сталин не Герой, то тогда их геройство становится каким-то двусмысленным, получается, что они свои Звёзды то ли купили, то ли выпросили.

А поскольку Мехлис – это не Жуков с Василевским и Кузнецовым, а человек – аналог Сталина, то и Мехлису его звание было безразлично. В 1944 году ему было присвоено звание генерал-полковника, и он в этом своём чине сравнялся со своим начальником – с начальником ГлавПУ РККА А.С. Щербаковым, но опять-таки Рубцов не нашёл ни малейшей реакции Мехлиса на это изменение – и это ему было безразлично.

Ни отношение Сталина к нему, ни его работа не изменились – он по-прежнему был представителем Советской власти в войсках, и Сталин по-прежнему перемещал его с фронта на фронт, чтобы Мехлис выявил недостатки и дал реальную оценку полководцам, чтобы помог фронту в выполнении боевой задачи. Рубцов сообщает:

«26 июня постановлением ГКО он был назначен членом Военного совета Северо-Западного фронта. Но отбыть к новому месту службы не успел, поскольку 3 июля в связи с нараставшим наступлением немецко-фашистских войск состоялось новое решение ГКО – о приведении в полную боевую готовность 3, 5 и 6-й резервных армий. Лев Захарович получил назначение на должность члена Военного совета последней из них.

После этого весь его путь до самого конца войны пролегал по фронтам действующей армии. Недолго до сентября 1942 года, оставаясь членом ВС 6-й армии, в дальнейшем он занимал аналогичную должность последовательно на девяти фронтах: Воронежском (сентябрь – начало октября 1942 года), Волховском (октябрь 1942-го – апрель 1943 года) и одновременно – Резервном (10–15 апреля), Брянском (июль– октябрь 1943 года), сформированном на его базе Прибалтийском (10–20 октября 1943 года), 2-м Прибалтийском, переименованном из Прибалтийского (октябрь – декабрь 1943 года), Западном (декабрь 1943-го – апрель 1944 года), 2-м Белорусском (апрель – июль 1944 года), 4-м Украинском (август 1944-го – 11 мая 1945 года). Единственное исключение составила непродолжительная служба членом ВС Степного военного округа (18 апреля – 6 июля 1943 года)».

После войны Л.З. Мехлис вернулся к своей прежней работе, но теперь уже, правда, не наркома, а министра государственного контроля. Снова начал борьбу (или продолжил её) с бюрократами, расхитителями, любителями поживиться на казённый счёт, чем, само собой, снискал к себе страх и ненависть многих членов государственного аппарата. Не могло не раздражать чиновников и другое. Рубцов пишет:

«Бывший министр морского флота СССР А.А. Афанасьев делился с автором: «Приглашенные на заседание к Сталину руководители дожидались в приемной. Держались обычно по-товарищески, как равный с равным. А такой человек, как А.Г. Вахрушев, министр угольной промышленности, непременно обойдет всех с рукопожатием и не одну шутку отпустит под смех окружающих. Но так вели себя не все. Л.З. Мехлис, например, не скрывал, что пользуется особым расположением Сталина. Он даже не ждал приглашения пройти в зал заседаний, а просто молча пересекал приемную и скрывался за дверью».

Дело не в особом расположении Сталина к Мехлису, а в другом. Все эти чиновники считали Сталина своим хозяином (так его и называя за глаза), а себя – его холуями. Это определяло и их поведение. А Мехлис считал Сталина своим товарищем по партии и единомышленником, и Сталин признавал, что это так. Отсюда и такие отношения…

В конце 1949 года Л.З. Мехлиса свалил инсульт, за ним последовал инфаркт. В результате 13 февраля 1953 года, за три недели до убийства Сталина, умер один из немногих рыцарей Ордена коммунистов – Лев Захарович Мехлис.

О храбрецах уважительно отзываются только храбрецы. Вы можете мне сказать: а как же Хрущёв, который так высоко отзывался о Мехлисе? Хрущёв, само собой, выдающийся негодяй, но он был храбрым человеком.

А вот вспоминает И.М. Голушко, во время войны занимавшийся ремонтом наших танков. В сентябре 1941 года в разгар боёв за Ленинград они поехали за запчастями, и у них немецкий самолёт сжёг машину.

«Тронулись дальше пешком. Вскоре нас, как и других «одиночек», остановил капитан и предложил следовать в составе его подразделения.

– Идем к Красному Селу, – сказал он. – Там сейчас решается судьба Ленинграда.

Наши заявления о том, что имеем свое задание, были оставлены без внимания.

Примерно через два часа подошли к горящей деревне в полутора километрах от Красного Села. Где-то справа сквозь гул артиллерийской канонады слышалось «ура-а-а!». Попало под обстрел и наше подразделение. Совершили стремительный марш-бросок и остановились только на гребне крутого ската недалеко от Красного Села. Внизу темнело железнодорожное полотно, горели вагоны. Справа заметили большую группу офицеров. И тут по рядам пронеслось: «Ворошилов! Там Ворошилов».

Действительно, это был К.Е. Ворошилов. Не обращая внимания на огонь противника, он отдавал какие-то распоряжения. Эту группу охраняли автоматчики, веером рассыпанные по земле».

Что можно сказать о маршале Ворошилове исходя из этого эпизода? Только одно – кем-кем, а трусом Ворошилов не был. А вот приведённое Ю. Рубцовым письмо Ворошилова Мехлису, посланное тогда, когда Мехлис из-за болезни уже не занимал никаких должностей:

«Дорогой Лев Захарович! Разрешаю себе (с запозданием, к сожалению) приветствовать Вас и поздравить с героическим подвигом шестидесятилетним пребыванием на одной из планет нашей солн[ечной] системы. Желаю Вам долгих и столь же успешных преуспеваний в д[альнейшей] работе и подвижного, преуспеянного (? – Ю.Р.) большевистского здоровья. Жму крепко руку».

Я уже писал, что генерал И.И. Федюнинский, тоже не из робкого десятка, уважительно отзывается о храбрости С.К. Тимошенко. Так вот, когда перед войной правительство приняло решение освободить Мехлиса от должности начальника ГлавПУ РККА и назначить наркомом госконтроля, нарком обороны маршал Тимошенко пошёл к Сталину и настойчиво просил того оставить Мехлиса у него комиссаром.

Как видим, одни полководцы ценили комиссара Мехлиса, хотели с ним служить, а другие ненавидели настолько, что не стеснялись лгать на него.

Так что дело здесь не в Мехлисе, всё дело в полководцах.

Комиссарская должность с точки зрения своей доходности ничем не отличается от командирской – такие же деньги оклада, такая же пенсия, такие же льготы и форма, пайки и уважение общества. А раз есть доход, то обязательно найдутся и алчные животные, которых этот доход соблазнит. Само по себе комиссарское звание не делает человека лучше, повторюсь – не место красит человека, а человек место. И на комиссарские должности, как и на генеральские, само собой, люди попадали разные: кто-то шёл защитить Родину, а кто-то шёл иметь побольше барахла. Кто-то прятался в тылу, а кто-то водил солдат в атаки – всё точно так, как и у остальных офицеров РККА.

Вот, к примеру, Е.А. Гольбрайх, во время войны бывший и комиссаром батальона, и политруком, и командиром роты, и даже политруком штрафной роты, вспоминает о своём полковом комиссаре и о том, как он сам стал комиссаром:

«Расскажу просто, об одном боевом дне лета 1942 года. Занимали оборону возле разъезда № 564. На путях стоял эшелон сгоревших танков Т-34. Никто не знал, какая трагедия здесь разыгралась и как погиб этот эшелон.

Утром пошли в атаку, при поддержке танков и – просто фантастика для 1942 года – при поддержке огня «катюш». Отбросили немцев на километр, дело дошло до штыковой атаки. Мне осколок попал в лицо, а я в горячке боя долго не мог понять, почему капает кровь на ложе моей винтовки. Остатки моей роты отвели назад, в резерв командира полка. Наш танк намотал на гусеницы провод, и 2-й батальон полка остался без связи. Послали двух связистов, никто не вернулся. Командир полка Худолей приказывает мне: «Комсомол, личным примером, вперед!» Фамилию мою многие не могли выговорить, так прозвали меня «Комсомол», поскольку к тому времени я уже был комсоргом роты.

Пополз к подбитому танку. Смотрю, оба связиста убитые лежат. Работа немецкого снайпера. Чуть приподнялся – выстрел! Пуля снайпера попала в тело уже застреленного связиста. Лежу за убитыми, двинуться не могу, снайпер сразу убьет… Зажал концы проводов зубами. Есть связь! Мимо ползет комиссар полка Дынин, направляясь в батальон. Это был уже пожилой человек, который, будучи комиссаром медсанбата, сам напросился в стрелковый полк. Сердце патриота и совесть не позволили ему находиться в тылу. В атаку ходил наравне со всеми, с винтовкой в руках. Увидел меня, только рукой мне махнул, и в то же мгновение ему снайпер прямо в сердце попал.