Право – язык и масштаб свободы - Роман Ромашов

Социальные системы создают иерархии в виде пирамид и горизонталей. В пирамидах – принцип субординации, исполнение норм вышестоящего начальника, в горизонталях – принцип подчинения индивидуума нормам квазибольшинства. Вертикали стремятся представить себя горизонталями в целях имитации демократии. Имитация демократии необходима для минимизации расходов на насилие. Для борьбы с демоническим государством важно помнить, что закона и права нет в материальной природе, закон и право – это придуманные людьми связи, а любое новое правило отражает, в первую очередь, позицию его создателя. Исследователь права не столько ищет смыслы, сколько создает их, в этом принципиальное отличие философа от грибника, интенция которого направлена на поиск уже физически существующих предметов. Открытие новой правовой закономерности по существу есть экстраполяция своих постулатов на нормативные системы других лиц языковыми способами. Мы можем обнаружить неизвестные нам, но уже существующие ранее законы только в археологическом смысле.

5.4.3. Формирование способности нарушать общие правила

Осознав существование противоречий между личными интересами и общественными нормами, человек развивает способности снятия этих противоречий с максимальной пользой для себя. Упомянутую ранее стадию замкнутого пространства внутриутробного развития, в которой эмбрион (возможно будущая личность) начинает взаимодействовать с окружающим миром, находясь в тотально зависимом состоянии, можно сравнить с идеальной тюрьмой, навыки которой прошел каждый человек. Человек начинает исследовать границы свободы, начиная с первых дней жизни, первыми «подопытными кроликами» становятся его родителя. Выйдя из своей первой комфортной тюрьмы, обретя относительную свободу, юный человек начинает познавать закономерности окружающей его действительности, формируя «пространство борьбы» с внешним (чужим) миром за реализацию своих желаний. Требование получить игрушку для ребенка по существу ничем не отличается от требования взрослого человека предоставить место в парламенте или выдать миллион денежных единиц в банке, – человек настаивает на исполнении другими людьми его индивидуальной воли. Родители на требования малыша (возможно, будущего гангстера) реагируют неодинаково, равно как и члены парламента, и служащие банка – на требование состоявшейся личности.

Следует дифференцировать подходы к формированию способности нарушать общие правила для так называемых «обычных людей» и «специальных субъектов». Под «обычным человеком» подразумевается субъект, не имеющий возможности в силу отчужденности от публичной власти и капитала оказывать целенаправленное влияние на права и обязанности других людей, а также на решения государственных институций. К «специальным субъектам» относятся владельцы капиталов и функционеры публичной власти, действия которых могут изменить права и обязанности неопределенного количества личностей, а также повлиять на решения властных органов. Специальные субъекты в состоянии превращать свои личные нормы в общие правила, обязательные для обычных людей. При этом специальные субъекты обладают набором средств, позволяющих лично им (а также в некоторых случаях близким для них лицам) не соблюдать общие нормы.

Процесс формирования индивидуального нормирования наглядно иллюстрирует позиция водителя транспортного средства по отношению к ограничивающим и запрещающим знакам правил дорожного движения. Не существует ни одного водителя, который когда-нибудь не превышал бы скоростной лимит. Почему мы позволяем себе нарушать норму права, зная об ограничении скорости движения на этом участке дороги. Мы знаем, каким способом можно снизить скорость до указанной на знаке отметки и осознаем, что за наше нарушение предусмотрено наказание. Кроме того, мы предполагаем, что у авторов запрета могло возникнуть разумное обоснование для ограничения скорости: близость школы с выбегающими на проезжую часть детьми, извилистый участок дороги и т. д. Но у нас наличествуют иные, свои собственные представления о необходимости соблюдать (или не соблюдать) нормативное предписание. Например, мы не верим авторам нормы, – а вдруг они установили этот знак в период ремонта дороги, но по окончании ремонта забыли его снять. А может, собственниками знака являются беспринципные «гаишники», которые возят этот знак с собой и устанавливают в самых непредсказуемых местах с целью наживы на рассеянных водителях-дачниках. Или знак установлен рядом с резиденцией важного чиновника, который из вельможной прихоти просто так захотел. Или мы торопимся, или полагаем, что нас никто не видит, или нам не жаль денег на штраф, или у нас есть специальные полномочия на несоблюдение общих норм и т. п. У нас может быть много веских причин для нарушения Правил дорожного движения не только в части ограничения скорости, но и в проезде на красный свет светофора, под «кирпич» и т. п. Важно отметить, что механизм формирования субъективной (индивидуально – правовой) нормы у водителя, нарушающего Правила дорожного движения, принципиально совпадает с формированием правовой установки в правосознании насильника, вора, убийцы, взяточника и т. д. Формирование способности нарушать внешние нормативные системы начинается с осознания того, что у каждого могут возникнуть такие обстоятельства, при которых он будет «иметь право» не соблюдать установленную для всех остальных людей норму.

Человек по своей природе является гедонистом, он стремится получить удовольствие и избежать неприятных ощущений, страданий. Он наделен свободой воли в такой степени, что всегда может выбрать между несколькими вариантами возможного поведения. Субъективная оценка правовой ситуации осуществляется личностью в своих интересах, на основании синтезированных представлений о должном, с учетом индивидуальных прогнозов развития данного правоотношения.

Разумеется, человек принимает во внимание известные правовые нормы, например, налоговое законодательство, однако некоторые предпочитают минимизировать налоговые платежи, утрачивая различие между налоговой оптимизацией и налоговым преступлением. Моральные нормы (представления о надлежащей манере поведения, о добре и зле) как правило, не конфликтуют с юридическими текстами, поскольку сформировавшаяся личность способна приспособить нормы морали для любой правовой ситуации, найдя удобное обоснование своим действиям. Человек научился сепарации морали от права. Хищение чужого имущества можно оправдать благими целями, борьбой за торжество справедливости, хотя действительной целью может быть поиск денег на дозу наркотического средства. Некоторые государства считают возможным изымать собственность у физических и юридических лиц без компенсации, обосновывая это государственными нуждами. Уничтожение и изъятие имущества, насилие и лишение жизни, осуществляемое военнослужащими (за редкими исключениями) не наказываются в военное время. Следователи и дознаватели даже в мирное время могут изымать практически любое имущество у кого угодно, если сочтут в нем доказательственное значение для дела. Современные общества многослойных стандартов дезориентируют человека, публичная власть редко приводит аргументацию своих решений, кулинарные тайны судебной кухни скрыты от обывателя.

Не получив ответов на свои актуальные вопросы, на фоне произвола субъектов публичной власти обычный человек начинает ощущать себя единственным творцом своего права, поскольку никто иной реального субъективного права на что-либо ему не предоставляет. Человек повторяет исследовательский путь в стиле Федора Раскольникова – тварь я дрожащая или право имею[500], и после удачного криминального испытания на некоторое время может чувствовать себя правотворцем, способным создавать нормы по крайней мере для себя и тех правоотношений, которые он инициировал своими действиями. Высокая латентность преступной деятельности позволяет некоторым лицам и целым группам годами заниматься преступной деятельностью, оставаясь безнаказанными. Известно много случаев, когда нормативная система одного человека, поддержанная соучастниками, доминировала на территории города, региона и даже государства. «Лицо имеет право помещать свою волю в каждую вещь, которая благодаря этому становится «моей», получает мою волю как свою субстанциальную цель, поскольку она в себе самой ее не имеет, как свое определение и душу; это абсолютное право человека на присвоение всех вещей»[501]. Человек способен следовать «личному правилу» вопреки внешним нормативным системам, даже если эти внешние нормы являются законом государства и запрещают поступать так, как он хочет.

Противоправное деяние не является преступным само по себе, даже обладая свойствами, отличающими его от других форм поведения. Преступным деяние становится только в результате реакции на него со стороны законодателя, следователя, судьи. Нам известны примеры суровых приговоров за незаконный обмен иностранной валюты, спекуляцию, антисоветскую деятельность. Незаконный обмен валюты утратил запретный шлейф, уголовно наказуемая спекуляция (перепродажа с целью наживы) превратилась в поощряемый государством и обществом бизнес, антисоветской деятельностью в XXI в. можно заниматься открыто, не опасаясь уголовного осуждения. Но и в современном мире в некоторых государствах уголовному наказанию подлежит, например, супружеская измена, а за употребление наркотических средств даже в личных целях может последовать смертная казнь. В других же странах можно легально приобрести марихуану и курить ее вместо табака, а изменой супруги полицию не заинтересовать. Уголовное законодательство меняется, вводятся новые составы преступлений, отменяются устаревшие нормы. Бессмысленно наказанными и обманутыми могут чувствовать себя отбывшие срок осужденные после декриминализации вмененных им составов преступлений.