Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл

Глаза Елизаветы заблестели от слез; такого Дот не ожидала. Ей всегда казалось, что Елизавета сделана из сухой, твердой и неподатливой материи и в ней нет ни капли влаги.

– Я ненавижу его больше, чем дьявола!

– Сеймура?

– Да, его. Как жаль – я не знаю, как справиться с собой! Ведь я не знала другой матери, кроме нее. Я как тот мальчик, который отрывает крылышки у мух, чтобы смотреть, как они страдают. – Она смахнула слезы, глубоко вздохнула и продолжала: – Знаешь, он ведь пробовал ухаживать за моей сестрой Марией, а когда она ему отказала, переметнулся ко мне. Должно быть, считал меня дурочкой, раз надеялся, что я выйду за него без согласия Тайного совета, рискуя головой! – Голос ее перехватило от гнева. – Потом он женился на королеве.

– Сеймур пытался жениться на леди Марии… и на тебе?! А я думала, с королевой у них брак по любви, ведь они просто обожали друг друга.

– Ха! – презрительно воскликнула Елизавета. – Любовь. Что такое любовь? Скорее тщеславие. Ему не удалось жениться на принцессе крови, поэтому пришлось довольствоваться королевой. Что ты об этом думаешь, Джейн?

– Я… не знаю, что и думать.

– Если бы было можно, он бы женился и на тебе, Джейн Грей! В твоих жилах ведь тоже течет королевская кровь.

На лице Джейн появилось выражение ужаса.

– Шутка, Джейн, шутка! – Елизавета с горечью рассмеялась. – Тебе всего девять; ты слишком молода даже для Сеймура.

– Но…

– Никаких но, Джейн! Готова поставить все золото в христианском мире: если королева завтра вдруг умрет, Сеймур постучится в мою дверь!

Джейн издала придушенное восклицание.

– Хочешь совет? – продолжала Елизавета. – Не выходи ни за кого… – Она не договорила. Дот решила, что она размышляет о тщетности подобного совета: принцессы крови обязаны выходить замуж, хотят они того или нет. – А знаешь, что еще сказала мне королева? Она сказала, что то, что причиняет нам больше всего стыда, может и преподать нам лучшие уроки. – Помолчав, она спросила: – Джейн, ты в это веришь?

– В переносном смысле – да, – ответила Джейн, не глядя на Елизавету. Она следила за шмелем, который перелетал с цветка на цветок.

– Какая ты богобоязненная! – язвительно заметила Елизавета.

Дот знала, что Елизавета ничего не может с собой поделать… И подумала, что, наверное, она никогда не поймет Елизавету до конца.

Замок Садли, Глостершир, август 1548 г.

Катерина лежала в тихой, затененной комнате и ждала родов. Говорят, перед родами полагается задернуть шторы и наглухо закрыть все окна, но всякий раз, когда Катерина оставалась наедине с Мэри Оделл, они раздергивали шторы и распахивали окна настежь, наслаждаясь летним светом и теплым ветерком. Под окнами сад с симметричными клумбами, затейливыми, как восточный ковер; на дальнем его конце устроили декоративный рыбный пруд, который напоминал Катерине ее маленького племянника Неда. Малыш с удовольствием наблюдал за карпами в Челси… Вслед за Недом Катерина вспомнила о Дот. Дот каждый день гуляла с Недом на берегу пруда; они вместе высматривали рыбок. Мэри Оделл – девушка приятная и покладистая, хотя и немного неуклюжая, но она не Дот. Та, несмотря на мечтательность и пылкость, понимала, что нужно Катерине, еще до того, как она понимала это сама.

Ближе, чем родня – вот как она всегда будет думать о милой Дот. Она с радостью ждала приезда сестры Анны, но ее муж сейчас заседал в тайном совете и хотел, чтобы она была рядом с ним, при дворе. Анна приедет, когда родится ребенок. Катерина видела из окна золотистые каменные зубцы церкви Святой Марии, а за ней – маленький парк, усаженный старинными деревьями. Там бродят олени.

Несмотря на то что Катерине довелось пожить во многих величественных дворцах и замках, именно здесь она почувствовала себя дома, и ей не терпелось все здесь обойти, обследовать. Но до рождения наследника она не могла выйти из своих покоев. Ей не нравилось лежать взаперти – как в могиле. Вошла Лиззи Тируит; она шумно вознегодовала, снова закрыла все окна и задернула шторы, требуя, чтобы Мэри Оделл ей помогла. Мэри с трудом удерживалась от смеха: как только Лиззи уйдет, Катерина снова пожелает все открыть. Катерина любит Лиззи, Лиззи провела рядом с ней много лет. Более того, она доводится Катерине родней по первому браку. Какое-то время они даже жили вместе в Гейнсборо-Холл. Но как только разговор касается деторождения, Лиззи становится просто нестерпимой.

Томас приехал из Лондона – он хочет присутствовать при рождении сына. Теперь к ней не пускают ни одного мужчины, кроме Хьюика и священника Паркхерста. Да и их Томас терпит только потому, что не может отказать ей ни во враче, ни в священнике, но всегда присутствует при их визитах и смотрит на них исподлобья. Его ревность не знает границ. Поэтому к ней больше никто не заходит: ни садовник, который раньше приносил ей свежесрезанные цветы, ни даже дворецкий или клерк. Томас никого не пускает. Совсем недавно Катерина даже радовалась его ревности, видя в ней доказательство его любви. Как она ошибалась!

Сеймур был похож на юношу из греческого мифа, приговоренного вечно любоваться своим отражением. Как его звали? Последнее время она все забывает. Лиззи Тируит успокаивает ее. Со многими роженицами так случается. Катерина надеялась, что Лиззи права, потому что, едва произнеся фразу, она уже не помнила, о чем говорила. Томас предупредителен и нежен, как никогда; горничные его обожают. Стоит ему попросить, и они несут Катерине свежие фрукты из сада, укрепляющие вина из погреба, сладости из кухни. И сам он каждый день дарит ей небольшие подарки: веер, инкрустированный драгоценными камнями, сборник стихов, букетик фиалок. Он часами сидит рядом с ней, читает ей вслух или пересказывает лондонские сплетни. Он по-прежнему твердо намерен устроить брак Джейн с королем. Последнее время его надежды укрепились – ведь шестилетняя королева Шотландии Мария больше не соперница Джейн Грей. Она помолвлена с дофином и уедет во Францию, где будет жить при французском королевском дворе. Когда-нибудь бедное дитя станет королевой и Франции, и Шотландии. Томас злился на лорда-протектора из-за того, что тот не хочет возвращать драгоценности Катерины. Отношения братьев ухудшились; Томас писал злые письма, на которые не получал ответа.

Подробности светской жизни потеряли для Катерины всякий интерес; она пропускала слова Томаса мимо ушей или слушала его невнимательно. После того случая в Челси она совершенно переменилась к Томасу. Любовь прошла, утекла, словно вода между пальцев. В глубине души она понимала, что простила Елизавету. Та слала королеве робкие, извиняющиеся и очень трогательные письма. Катерина уверена: девушка извлекла горький урок из своей ошибки. Она невольно думала о несчастном, заброшенном ребенке с нежностью. К своему браку она теперь тоже относится по-другому. Они с Томасом ничем не отличаются от других семейных пар. Она старается не думать о том, что совершила ошибку. В конце концов, Томас подарил ей ребенка. Может быть, больше она ничего и не желала? Ею двигала не любовь, а желание принести в этот мир новую жизнь…

Она непрестанно думала о ребенке. Ей казалось, что Бог простил ее, ибо это дитя, после долгих лет бесплодия, – несомненно, дар свыше. Катерина перечитывала свои «Стенания», удивляясь страсти и пылу, какие владели ею не так давно, когда все было по-другому. Она написала книгу в прошлой жизни, когда была как Ева до грехопадения. Она изменилась безвозвратно, утратила уверенность во всем, даже в вере. Но ребенок, что растет внутри ее, – чудесный дар. С ним ее подхватывает течение и уносит куда-то в лучший мир. Она пишет Елизавете, своей милой заблудшей овечке, поощряет ее тоже прочесть книгу, узнать из нее, как преодолеть слабость и тщеславие. Теперь она знает, что вышла замуж за Сеймура тоже из тщеславия. Зато теперь у нее будет ребенок! Ожидание – горькая сладость, и все же она рада. Хотя и немного боится предстоящих родов, как и всякая женщина.

– Катерина, – позвал ее Томас. – Ты слушаешь меня?

– Я отвлеклась, – ответила она. – Задумалась.

Она лежала в свободной рубахе, мучаясь от жары, страдая одышкой. Она стала такой огромной, что в легких почти не осталось воздуха. Что-то – возможно, крошечная ручка или ножка – давит ей на ребра. У нее постоянно что-то болит, ноги отекают, тянет поясницу. Она почти все время проводит на боку, обложенная подушками, потому что стоит ей перевернуться на спину, как она теряет сознание.

– О чем ты задумалась?

Его ярко-синие глаза сверкают; раньше она находила их взгляд неотразимым, но все прошло. Теперь его глаза кажутся ей фальшивыми драгоценностями. Она хочет признаться, что разочаровалась в нем, но благоразумно решает промолчать.

– О нашем ребенке.

– О нашем сыне. Мы назовем его Эдуардом в честь короля. Он совершит великие дела, наш мальчик! Сын королевы, кузен короля, он будет занимать самое высокое положение!