Бессонная война - Сэм Альфсен

страна разорена, Син. Как вы заметили, вы выиграли нам войну, но считаете свой вклад достаточным? Хотите сказать, нет ничего, за что вы бы испытывали вину?

– Нарид, я попрошу…! – выкрикнула Вильна и даже снова встала. Разом все три свечи на круглом столе взметнули языки пламени до потолка.

Но Нарид, махнув рукой, потушил их. Закрыв глаза, он продолжил уже в полутьме:

– Син Рирьярд, на тот момент офицер скиданской армии, одним ударом зачистил Вирзу, в которой находился целый корпус скиданских войск. Не дождавшись их отступления, он атаковал, тем самым лишив жизни сотню скиданцев. Под завалами города также погибло много простых жителей, – холодно констатировал он. А затем добавил, вновь уставившись на Сина: – Я лично был при Вирзе. И могу подтвердить тот факт, что только один рир во всём Скидане способен превратить город, построенный на болотах, в пустошь.

– Это невозможно! – вдруг влезла в разговор Тирра, махнув рукой. – Менять рельеф и почву способны только сифы! Наши братья и сёстры сотни лет проживают на болотах, чтобы поколение за поколением медленно осушать их и превращать в более подходящую для жизни людей местность. Какой-то рир неспособен за один день сделать то, что сифы делают тысячу лет!

– Однако, сурии Тирра, вы можете лично посетить Вирзу и сделать выводы. Одним мощным убийственным взрывом смертельной энергии был стёрт сначала город, а потом и вся область. Так что я почти уверен, что Сину есть в чём покаяться. И есть грехи, за которые ему следовало бы расплатиться…

– Нарид, крыса подколодная, ты ведь знаешь! Это было не его решение! Это был приказ…! – Вильна кричала и била кулаками по столу так, что дерево хрустело, но фасидец снова её перебил:

– Верно, это был приказ Фавэра. И если Син не желал смерти своим товарищам и подчинённым, то разве он не должен сейчас желать смерти Фавэра?

Все притихли. Для них речь Нарида звучала достаточно разумно. Разве не правильным решением было бы отомстить за погибших и убить тирана?

Все взгляды вновь обратились к Сину. Но тот молчал, низко свесив голову. Если бы кто-то в тот момент мог заглянуть под его накидку, то увидел бы совершенно растерянного юнца, который, чуть не плача, задал бы лишь один вопрос: «Как убийство поможет искупить убийство?»

* * *

Син отказал. Он рассудил, что чем хуже будет себя вести, тем быстрее аристократы от него отстанут. Он шлялся по трактирам, напивался вусмерть, а затем голыми руками рубил лес. Но почему-то с каждым разом состав аристократии и военных становился всё больше и больше, они находили его раз за разом, ведь если ты сильнейший тёмный сурии континента, тебе не скрыть своё присутствие даже от трактирных мышей.

Ситуация в стране накалялась. Син всё чаще слышал шепотки в подворотнях, по которым шатался, а затем стал обращать внимание на людей в одинаковых серых накидках.

«Неужели дойдёт до прямого противостояния народа и дворца? Скольких не постесняется убить Фавэр, чтобы укоренить свою власть?»

Син не мог больше чувствовать себя непричастным. Он получил прямой запрос на помощь – и посмел отказаться. Это был первый раз, когда он решился не идти на поводу у чувства вины, у желания помочь окружающим или искупить свои грехи. Ведь сколько бы раз он ни пытался, они только множились.

И поэтому в этот раз, когда его вновь попросили убить кого-то, чтобы спасти кого-то, он отказал.

«Фавэр – плохой правитель, но не прямая угроза для населения, пока не дошло до междоусобной войны. А если вмешаюсь я… чем всё может закончиться?»

Син не занимался ничем и одновременно старался постоянно занимать себя какой-то дрянью или бутылкой. Но его всё равно не оставляли в покое внутренние проблемы Скидана – поэтому он отправился в библиотеку и потратил последние сбережения, заработанные им в должности солдата, на чернила, перья и бумагу.

Син не преследовал какой-то конкретной цели. Просто день за днём он думал только об одном: каким должен быть правитель, чтобы народ стал счастлив? О чём должен думать правитель, когда он засыпает и когда просыпается? Как он должен поступать в той или иной ситуации? И в чём же проблема их нынешнего эрда Фавэра, который привёл страну к войне и разрухе?

От рассвета до заката звёзд Син проводил в библиотеке, исписывая лист за листом, пока однажды в пылу работы какой-то незнакомец не коснулся его локтя.

– Вы… расписываете какую-то концепцию?

Син вздрогнул и отшатнулся. Он уже долгое время не ощущал ничьих прикосновений, да и люди по большей части сторонились его. А незнакомец оказался не только хаванцем, чья энергия за секунду пробрала до костей и вызвала море неприятных воспоминаний, но ещё и чужестранцем. Лёгкий акцент ощущался в речи этого ухоженного и строго одетого мужчины, а слегка суженные глаза говорили о кнонских корнях.

– Я… пишу это из личных интересов, – неуверенно выдал Син, стараясь не смотреть в глаза незнакомому хаванцу.

– Вы – Син Рирьяд? Меня просили потолковать с вами, но ваш труд кажется мне более интересной темой для беседы.

Син нахмурился. Ещё один засланный аристократ или военный?

– Я не собираюсь… – монотонно начал рир, но хаванец вдруг улыбнулся и помотал головой.

– Я и не думал ни к чему вас склонять. Но расскажите, о чём вы пишете? Я не так хорош в скиданском письме, но, как понимаю, здесь говорится о каких-то постулатах, касающихся правления?

Син смягчился и задумался. Пока рир размышлял о том, что стоит ответить, хаванец присел рядом на скамье и с интересом углубился в чтение, разглядывая ровно выведенные буквы на белоснежной бумаге.

– Здесь говорится о том, каким должен быть праведный правитель. И какой идеологии должен придерживаться, – сдержанно пояснил Син, а затем протёр перо чёрной от чернил тряпкой и отложил в сторону. – Вам это кажется интересным?

– Верно. Я не слышал, чтобы подобные учения и доктрины существовали хотя бы в одной стране континента. Сейчас я задумался: не странно ли это? Почему есть книги о том, как быть хорошим лекарем, хорошим земледельцем, торговцем или строителем, но нет свода правил того, что может и не может делать правитель?

– С такими мыслями я и начал это писать. Иногда мне кажется, что… некоторые мои суждения немного категоричны. Но я не могу представить, чтобы правитель не посвящал себя заботам о стране. Не народ должен принадлежать правителю, а правитель – народу.

В этих словах звучала такая искренняя убеждённость и сила, что хаванец выдержал некоторую паузу, пытаясь переварить сказанное. Ведь где