Избранная лирика - Уильям Вордсворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Написано в 1835 г. "В январе, когда Дора и я шли из Таун-Энд в Грасмире по долине, где уже лежал снег, она приметила среди густой, но уже безлистной изгороди птичье гнездо, наполовину запорошенное снегом. Это грустное зрелище послужило толчком к созданию сонета, который фактически не имел отношения ни к какому конкретному человеку, но был написан, чтобы доказать себе, что я
мог бы, если бы захотел, писать в стиле, излюбленном другими поэтами".
FROM "SONNETS" (1838)
ИЗ КНИГИ "СОНЕТЫ" (1838)
COMPOSED ON A MAY MORNING, 1838 СОЧИНЕНО МАЙСКИМ УТРОМСонет сочинен в 1838 г.
FROM "POEMS" (1845)
ИЗ СБОРНИКА "СТИХОТВОРЕНИЯ" (1845)
THE SIMPLON PASS СИМПЛОНСКИЙ ПЕРЕВАЛЭто стихотворение было написано в 1799 г., опубликовано почти полстолетия спустя. Симплонский перевал Вордсворт посетил со своим другом во время студенческого путешествия по Альпам в июле-октябре 1790 г. В автобиографической поэме "Прелюдия" (книга 6-я "Кембридж и Альпы") Вордсворт дал сходное описание Симплонского перевала и впечатления, им произведенного на душу юного поэта.
"THOUGH THE BOLD WINGS OF POESY AFFECT…" "НА МОЩНЫХ КРЫЛЬЯХ УНОСЯСЬ В ЗЕНИТ…"Сонет написан в 1845 г.
СТИХОТВОРЕНИЯ
Сонет о Сонете
Scorn not the Sonnet
Критик, сонет презирающий, хмуришься зря ты.Этим ключом открывал свое сердце Шекспир.Этой Петрарка свои обезболивал раныТихой мелодией лютни — и жизнь торопил.Тысячу раз эта флейта звучала у Тассо.Ею Камоэнс в изгнанье озвучивал скорбь.Данту венок кипарисов на мудрую бровь —Ветвью веселой сонет в эти листья вплетался.Сим светляком по пути ободрял себя СпенсерПо темноте из страны заколдованных фей.Мильтон ослеп — но по прежнему складывал песниВ виде сонетов — как будто играл на трубе.Эта труба до сих пор призывает к ответуДуши живые — и нас призывает — к борьбе!
My heart leaps[134]
"Сердце скачет, как увижу радугу на небе,"
Сердце скачет, как увижу радугу на небе,Точно так же как скакало много лет назад.Я гулял тогда мальчишкой, ночевал в телеге,А сейчас я очень важен, лыс и бородат.
И когда я стану старым, немощным и хилым,Точно также будет сердце екать или ныть.От плетеной колыбели до сырой могилыДни подвешены, как бусы на златую нить.
LINES WRITTEN IN EARLY SPRING
I heard a thousand blended notes[135]
"Я шел по роще в день весенний"
Я шел по роще в день весеннийИ птиц услышал невзначай.И их безумное весельеВо мне посеяло печаль.
Природа ликовала. Между темДуша сжималась и грустила.Что с Человеком сделал Человек!Какая жалкая картина!
Вьюнок сквозь ветви тащится наверх,Блестит на солнце паутина.Что с Человеком сделал Человек,Какая жалкая картина!
Птиц суетливых весел каждый вздохИ каждый писк благополучен.А человек унижен и жесток,И безнадежностью измучен.
И каждый к солнцу рвущийся побегБерет свое неукротимо!Что с Человеком сделал Человек,Какая жалкая картина…
Sonnet XXI[136]
"Чей это голос? Шёпот сердца,"
Чей это голос? Шёпот сердца,Перечисляющий друзейДавно ушедших. Вот и ЕйНастала очередь погретьсяИз мерзлоты небытия.От жаркой ласки снова таятьСедому снегу. Я тебяБлагодарю, Царица-Память.Не лик любимой, а всего лишьЗлатые локоны берёз…Бессмертна радость среди грёз.Не приходи, былая горечь.
К Милтону[137]
MILTON! thou shouldst be living at this hour:
Ах, Милтон, что за время ныне!Не Англия, а затхлый пруд.Алтарь и меч, очаг и книги,Монарший двор и сельский труд —Во всём была когда-то доблесть.И вот она сошла на нет.Приди, наш символ, наша совесть,Подай отеческий совет.Исполнен праведного гневаСреди неправедных пиров,Ты был — Звезда; высок, как Небо;Как Море синее — суров.Дай бог и нам такую нить,Такую преданность Отчизне —Твою возвышенность хранитьСреди быстротекущей жизни.
SHE dwelt among the untrodden ways[138]
"Она жила среди дорог"
Она жила среди дорогНамеченных едва,Там, где ручей ворчливо строгИ стелется трава.И вслед за мудростью старухЯ мог бы повторить:В ней было нечего хвалитьИ мало что любить.
Фиалка крохотная наКамнях, где мягкий мох.Звезда вечерняя — онаОдна среди дорог.Как тихо жизнь она жила,Как тихо умерла,Как мало радости с собойВ могилу унесла.
К жаворонку[139]
Ethereal minstrel! pilgrim of the sky!
Эфирный бард, небесный пилигрим!Презрел ли ты забот обитель — землю?Забыл ли ты свой дом в траве росистой?Или пока ты плещешь, голосистый,Твои глаза и сердце — там, внизу?Одни и те же крылья лепят песнюВ траве росистой и на небесах.
Оставь садовый сумрак соловью!Тебе довольно солнечного света.Вот образец для мудрого поэта:Пой в небесах, люби свою семью.
Мальчик-идиот
Баллада.[140]
Знаменитая баллада Уильяма Вордсворта «Мальчик-идиот» была написана в Англии в 1798 году. В том же году она была издана в книге «Лирические баллады», включающей поэтические произведения Вордсворта и Кольриджа и являющейся, по сути, первым литературным памятником европейского романтизма. Одиннадцать лет назад баллада Вордсворта в переводе А.Карельского под названием «Слабоумный мальчик» была напечатана в журнале «Иностранная литература». Перевод А.Карельского, достаточно добросовестный, все же весьма приблизителен в целом ряде мест и небезгрешен в техническом исполнении (множество неточных рифм, совершенно недопустимых в передаче европейского подлинника эпохи романтизма). Новый перевод И.Меламеда сделан специально для готовящегося ныне полного издания «Лирических баллад» Вордсворта и Кольриджа 1798 года на русском языке. Соответственно и перевод этот отличается от прежнего тем, что выполнен по ранней, первой редакции баллады.
Бьет восемь. Мартовская ночьСветла. Луна плывет вверхуСреди небесной синевы.Печальный, долгий крик совыЗвучит в неведомой дали:У-ху, у-ху, у-ху, у-ху!
Что, Бетти Фой, стряслось? ТебяКак будто лихорадка бьет!Зачем в терзанье ты таком?И почему сидит верхомТвой бедный мальчик-идиот?
Под безмятежною лунойТы ошалела от хлопот.Что проку в этом, Бетти Фой?Зачем в седло посажен твойЛюбимый мальчик-идиот?
Скорей сними его с коня,Чтоб не случилась с ним беда!Урчит он — весело ему,Но, Бетти, парню ни к чемуПодпруга, стремя и узда.Весь мир сказал бы: что за вздор!Одумайся, ведь ночь вокруг!Но разве Бетти Фой не мать?Когда б ей все предугадать —Ее был с ног свалил испуг.Что ж гонит в дверь ее теперь?Соседка Сьюзен Гейл больна.Ей, старой, жить одной невмочь,Ей очень плохо в эту ночь,И стонет жалобно она.От них жилища за версту.А Сьюзен Гейл слегла совсем.И никого вблизи их нет,Кто б им хороший дал совет,Чем ей помочь, утешить чем.И мужа Бетти дома нет —С неделю, несколько уж днейОн в дальней роще рубит лес.Кто ж к старой Сьюзен интересПроявит, сжалится над ней?
И Бетти пони привела —Всегда он кроток был и мил:Болел ли, радостно ли ржал,Или на пастбище бежал,Иль хворост из лесу возил.
В дорогу пони снаряжен.И — слыханное ль дело? — тот,Кто Бетти всей душой любим,Сегодня должен править им —Несчастный мальчик-идиот.
Пусть едет в город через мост,Где под луной вода светла.Близ церкви дом, живет в нем врач, —За ним и надо мчаться вскачь,Чтоб Сьюзен Гейл не умерла.
Не нужно парню ни сапог,Ни шпор, ни хлесткого бича.Лишь веткой остролиста Джон,Как шпагою, вооруженИ машет ею сгоряча.
Любуясь сыном, в сотый разТвердила Джону Бетти Фой,Куда свернуть и как свернуть,Куда ему заказан путь,Какою следовать тропой.
Но главная ее печальБыла: «Родимый Джонни, тыПотом скорей скачи домой,Без остановок, мальчик мой,А то недолго ль до беды!»
В ответ он так взмахнул рукойИ закивал, что было сил,Так дернул поводом, что матьЕго легко смогла понять,Хоть слов он не произносил.
Давно уж Джонни на коне —У Бетти все болит душа,И Бетти всё полна тревогИ нежно гладит конский бок,Расстаться с ними не спеша.
Вот пони сделал первый шаг —Ах, бедный мальчик-идиот! —От счастья с головы до пятОцепенением объять,Поводьями не шевельнет.
С недвижной веткою в рукеЗастыл завороженный Джон.Луна в небесной вышинеНад ним в такой же тишине,Безмолвна так же, как и он.
Он так всем сердцем ликовал,Что и о шпаге позабылВ своей руке, забыл совсем,Что он ездок на зависть всем, —Он счастлив был! Он счастлив был!
И Бетти счастлива сама, —Пока он не исчез во мгле,Горда собой, гордилась им:Как вид его невозмутим!Как ловко держится в седле!
В молчанье доблестном своемОн удаляется сейчас,Минуя столб, за поворот.А Бетти все стоит и ждет,Когда он скроется из глаз.
Вот заурчал он, зашумелПодобно мельнице в тиши.А пони кроток, как овца.И Бетти слушает гонцаИ радуется от души.
Теперь ей к Сьюзен Гейл пора.А Джонни скачет под луной,Урчит, бормочет и поетВеселый мальчик-идиотПод крики сов во мгле ночной.
И пони с мальчиком в ладу:Он так же будет тих и милИ не утратит бодрый дух,Хотя бы стал он слеп и глух,Хотя бы сотни лет прожил.
Конь этот мыслит! Он умнейТого, кто едет на коне.Но, зная Джонни, как никто,Сейчас он не рассудит, чтоТворится на его спине.
И так они сквозь лунный светДолиной лунной скачут в ночь.Близ церкви дом, и в дверь стуча,Джон должен разбудить врача,Чтоб старой Сьюзен Гейл помочь.
А Бетти Фой, к больной придя,Ведет о Джонни свой рассказ:Как он отважен, как смышлен,Какое облегченье онДоставит Сьюзен Гейл сейчас.
И Бетти, свой ведя рассказ,Принять стремится скорбный вид,С тарелкой сидя над больной —Как будто Сьюзен Гейл однойДушой она принадлежит.
Но Бетти выдает лицо:В нем можно явственно прочесть,Что счастьем в этот миг онаМогла бы одарить сполнаЛюбого лет на пять иль шесть.
Но Бетти выглядит слегкаТревожной с некоторых пор,И слух ее настороже:Не едет кто-либо уже?Но тих и нем ночной простор.
Вздыхает, стонет Сьюзен Гейл.А Бетти ей: «Они в путиИ — в этом я убеждена,Как в том, что на небе луна, —Приедут после десяти».
Но тяжко стонет Сьюзен Гейл.Часы одиннадцать уж бьют.А Бетти ей: «Убеждена,Как в том, что на небе луна, —Наш Джонни скоро будет тут».
Вот полночь бьет. А Джонни нет,Хотя и на небе луна.Крепится Бетти что есть сил,Но ей уж, бедной, свет не мил,И Сьюзен трепета полна.
Всего лишь полчаса назадБранила Бетти Фой гонца:«Ленивый маленький балбес,Куда, несчастный, он исчез?» —Теперь же нет на ней лица.
Прошли блаженные часы,И нет лица на ней теперь.«Ах, Сьюзен, верно, лекарь тотЗаставил ждать себя, но вотОни уж мчатся к нам, поверь!»
Все хуже старой Сьюзен Гейл.А Бетти — что же делать ей?Как поступить ей, Бетти Фой?Уйти, остаться ли с больной?Кто скажет, что же делать ей?
И вот уж пробил первый час,Надежды Бетти хороня.Луна сиянье льет кругом,А на дороге за окном —Ни человека, ни коня.
И Сьюзен пробирает страх,И представляется больной,Что Джонни может утонуть,Пропасть навеки где-нибудь —Все это станет их виной!
Но лишь она произнесла:«Спаси, Господь, его в пути!»Как Бетти, встав с ее одра,Вскричала: «Сьюзен, мне пора!Ты, бедная, меня прости!
Мне нужно Джонни отыскать:Умом он слаб, в седле он плох.Я больше не расстанусь с ним,Лишь будь он цел и невредим!»,А Сьюзен ей: «Помилуй Бог!»
А Бетти ей: «Как быть с тобой?И как мне боль твою унять?Быть может, мне остаться все ж?Хотя недолго ты прождешь —Я скоро будут здесь опять».
«Иди, родимая, иди!И как ты можешь мне помочь?..»И молит Бога Бетти ФойО сострадании к больнойИ тотчас выбегает прочь.
Она бежит сквозь лунный светДолиной лунной в поздний час.О том же, как она спешитИ что при этом говорит, —Не скучен будет ли рассказ?
На темном дне и в вышине,В столбе дорожном и в кусте,В мерцании далеких звезд,В шуршании вороньих гнезд —Ей Джонни чудится везде.
Вот Бетти по мосту бежит,Себя терзая мыслью: онСпустился с пони, чтоб лунуПоймать в потоке, — и ко днуПошел ее несчастный Джон!
Вот на холме она — с негоШирокий ей обзор открыт.Но на просторе и в глуши,На горе Бетти, — ни души,И конских не слыхать копыт.
«О Боже! Что случилось с ним?Залез на дуб и слезть не смог?Или какой-нибудь цыганЕго бесстыдно ввел в обман,А после в табор уволок?
Иль этот вредный конь завёзЕго в пещеру гномов злых?Иль в замке, не жалея сил,Он привидения ловилИ сам погиб в плену у них?»
И Бетти в город все спешит,Теперь уж Сьюзен Гейл виня:«Не будь она такой больной —Мой Джон остался бы со мной,Всегда бы радовал меня».
В расстройстве тяжком не щадитОна и самого врача,Его отчаянно браня.И даже кроткого коняРугает Бетти сгоряча.
Но вот и город, вот и дом —У двери лекаря она.А город, что пред ней возник, —Он так широк, он так велик,И тих, как на небе луна.
И вот она стучится в дверь —О, как дрожит ее рука!И распахнув оконный створ,Бросает лекарь сонный взорИз-под ночного колпака.
«Ах, доктор, доктор, где мой сын?»«Я сплю давно. Тебе чего?»«Но, сударь, я же Бетти Фой,Пропал мой Джонни дорогой,Вы часто видели его.
Он малость не в своем уме…»Но лекарь стал уж очень золИ грозно молвил ей в ответ:«В уме ли он — мне дела нет!» —Закрыл окно и спать пошел.
«О горе мне! О горе мне!Увы, приходит смерть моя!Искала Джонни я везде,Но не нашла его нигде, —Всех матерей несчастней я!»
Она стоит, глядит вокруг:Повсюду тишь, повсюду сон.Куда спешить на этот раз?И вот на башне третий часГремит, как погребальный звон.
Она из города в тоскеБежит, помешанной под стать.Своею горестью полна,Забыла лекаря онаК болящей Сьюзен Гейл послать.
И Бетти снова на холме:Отсюда виден каждый куст.«Как пережить мне — вот беда! —Такую ночь в мои года?О Боже, путь все так же пуст!»
Людская речь и звон подковВ безмолвном не слышны краю.Ей легче в тишине дубравУслышать прорастанье трав,Ручья подземного струю.
А в синем сумраке окрестНе умолкают клики сов:Так и влюбленные подчас,Во тьме полночной разлучась,Друг другу шлют печальный зов.
Пруда зеленая водаМысль о грехе внушает ей.И, чтоб не броситься туда,От края страшного прудаОна отходит поскорей.
И плачет, сидя на земле,И все сильнее слезы льет:«Мой пони, пони дорогой,Ты Джонни привези домой,И жить мы будем без забот».
И, плача, думает она:«У пони добрый, кроткий нрав,Он Джонни любит моегоИ ненароком в лес егоЗавез, в дороге заплутав».
С земли она, окрыленаНадеждой, вскакивает вмиг.От грешных мыслей у прудаУж не осталось и следа —Да и соблазн был невелик.
Читатель, я-то знаю всеО Джонни и его коне,Я рад их вывести на свет,Но столь блистательный сюжетКак рассказать стихами мне?
Быть может, со своим конемОпасной горною тропойОн на скалу крутую влез,Чтобы достать звезду с небесИ привезти ее домой?
Иль, развернувшись на коне,Спиною к холке обращен,В чудесной дреме нем и глух,Как бестелесный всадник-дух,Блуждает по долине он.
Нет, он охотник, враг овец!Он злобен, он внушает страх!Ему всего полгода дай —И этот плодородный крайОн в пепел превратит и прах.
Иль с ног до головы в огне,Он демон, а не человек, —Он мчится, грозен и крылат,И сеет ужас, сеет ад,И будет мчаться так вовек.
О Музы, помогите вновьМне вдохновенье обрести,Позвольте — пусть не в полноте —Мне описать событья те,Что с ним произошли в пути.
Ах, Музы, что же вы моейПренебрегаете мольбой?За что же без моей виныКо мне не расположеныВы, столь возлюбленные мной?
Но кто же это вдалекеГлядит на шумный водопадИ при сияющей лунеСидит беспечно на коне,Оцепенением объят?
Пасется вольно конь его,Как бы узды своей лишен.На лунный диск, на звездный ройНе смотрит вовсе наш герой, —Но это Джонни! Это он!
А где же Бетти? Что же с ней?Она, как прежде, слезы льет,Ей гулкий слышится поток,Но ей покуда невдомек,Где бедный мальчик-идиот.
Она спешит на шум воды,Сквозь чащу темную идет.Вздохни свободней, Бетти Фой,Вон пони твой и Джонни твой,Любимый мальчик-идиот.
Что ж ты стоишь остолбенев?Конец страданьям настает!Не призрак он, не злобный гном,А отыскавшийся с трудомТвой сын, твой мальчик-идиот.
Всплеснув руками, Бетти ФойКрик ликованья издает,Несется, точно тот поток,Чуть не сшибает пони с ног, —С ней снова мальчик-идиот!
А он урчит, хохочет он,От радости ли — Бог поймет!А Бетти счастлива, онаОт голоса его пьяна:С ней снова мальчик-идиот!
И то она к хвосту коня,То к холке кинется опять, —В таком блаженстве Бетти Фой,Что задыхается поройИ слезы трудно ей унять.
Она в восторженном чадуЦелует сына вновь и вновь,Покоя Джонни не дает:С ней снова мальчик-идиот,Ее душа, ее любовь.
И незаметно для себяОна ласкает и коня —И пони, вероятно, рад,Хоть, кажется на первый взгляд,Застыл, бесстрастие храня.
«Забудь о лекаре, сынок!Все хорошо, ты молодец!»И вновь урчит веселый Джон,И пони ею отведенОт водопада наконец.
Уж звезд на небе нет почти,Луна поблекла над холмом.И с каждым мигом все слышнейШуршанье крыльев средь ветвейВ лесу, пока еще немом.
И путники идут домой,Уставшие, как никогда.Но кто ж спешит к ним в час такой,Хромает, машет им рукой,Неужто Сьюзен Гейл? О да!
В постели мучилась она,Со страхом думала всю ночь:Что с Бетти, где несчастный Джон?И ум ее был омрачен,А немощь отступала прочь.
Полна сомнений и тревог,Она ворочалась всю ночь.Предположений тяжких тьмаСводила бедную с ума,Но немощь отступала прочь.
Она промолвила с тоской:«Как жить мне в ужасе таком?Пожалуй, я отправлюсь в лес!»И вдруг — о чудо из чудес! —С постели поднялась рывком.
Лесной тропой навстречу ейВыходят Бетти, конь и Джон.Она зовет друзей своих…Как описать свиданье их?О, это был волшебный сон!
А совы уж изнемоглиИ пенье кончили свое,Пока домой брели друзья.С тех сов балладу начал я —И с ними завершу ее.
Пока друзья брели домой,Расспрашивала Джонни мать:«Где ты блуждал средь темноты,Что видел ты, что слышал ты?Попробуй верно рассказать».
А Джонни часто в эту ночьПрислушивался к пенью совИ поднимал глаза к луне —В сиянье лунном на конеОн девять странствовал часов.
И потому, взглянув на мать,Он дал решительный ответ,И вот что произнес он вслух:«В пу-ху, в пу-ху! — кричал петух,И холоден был солнца свет», —Так молвил Джонни удалой.И тут рассказ окончен мой.
[141]
