Князь Курбский - Александр Филюшкин

В июне 1578 года Мария все еще находилась под домашним арестом в Ковеле и призывала своего сына выкрасть ее, хотя бы и силой. Однако у сыновей хорошо получалось только гонять по полю безоружных крестьян и жечь брошенные ими доски. Штурм Ковеля оказался им не по зубам. Все ограничилось громким бахвальством и угрозами в адрес Курбского.

Слухи о конфликте дошли до короля, который вызвал Курбского во Львов в июле 1578 года и принял решение о разводе князя с Гольшанской и принудительном разделе имущества с помощью третейского суда. Развод, оформленный в августе во Владимире, проходил трудно. В первоначальной мировой записи за Курбским до 31 декабря 1578 года оставалось Дубровицкое имение, пока княгиня не выплатит долг в 1 200 коп грошей литовских. До 17 декабря 1578 года Мария удерживала за собой имение Шешоли. Если до этого срока она не расплатится за Дубровицы, то Шешоли отходят к Курбскому, или же княгиня должна внести за них новый залог в тысячу коп грошей. Для Курбского это был небольшой, но успех: данным решением он освобождался от выданных при заключении брака финансовых обязательств («веновой записи») в 17 тысяч коп грошей, но должен был вернуть Марии Дубровицкое имение, которое принадлежало ей до брака.

Имения Шешоли и Крошты оставались у князя в пожизненном владении, а после его смерти отходили Марии или ее родственникам (что делало очень соблазнительным эту смерть поторопить). Стоит подчеркнуть, что князь под угрозой крупных штрафов не мог делать в заложенных имениях никаких хозяйственных работ и по первому, даже устному, обвинению в порче имущества обязан был являться в суд для объяснений. Причиной тому был ряд прецедентов, упоминавшихся Марией в одной из жалоб: Курбский, пока суд да дело, начал раздавать отдельные земли Дубровицкого имения своим слугам. Помимо земельного размежевания, бывшие супруги довольно долго и мелочно делили посуду, одежду, сундуки, драгоценные вещи, церковную утварь, дворовых людей и т. д., вплоть до сумочек с чесноком (!) и церковных свечей[206].

Судебные решения, раздел имущества и развод не принесли мира в отношения Андрея Курбского с Марией и ее родственниками. Недаром на суде княгиня называла в сердцах бывшего мужа «окрутником» (извергом, жестоким мучителем). Как только княгиня Мария уехала из Ковеля и тем самым оказалась вне досягаемости москаля, ее родичи развернулись вовсю. Минский воевода Н. Сапега решил отобрать экипаж Курбского, в котором из имения увезли разведенную супругу с ее скарбом. Вельможа перебил руки и ноги ковельскому кучеру и торжественно провозгласил «месть Курбскому» целью своей жизни. Правда, когда Курбский послал спросить, надо ли эти слова понимать как объявление смертельной вражды, Сапега струсил и объявил, что пошутил.

Мария же сразу после развода засыпала власти заявлениями, в которых обвиняла своего бывшего супруга в целом комплексе разнообразных преступлений – от незаконного удержания чужого имущества, подделки документов до изнасилования ее служанки Раины слугой Курбского по приказу его господина. Сколь объективны были эти обвинения, мы не знаем. Все они оказались дезавуированы, как только Курбский полностью отдал Дубровицкое имение Яну Монтолту и отказался от намерения вытребовать с Марии ее денежные долги. Княгиня тут же отказалась от своих обвинений. И даже Раина заявила, что ее никто не насиловал[207].

Бракоразводный процесс Курбского получил даже международный резонанс: из Москвы пристально следили за перипетиями литовской жизни «самого главного эмигранта». В 1579 году московские послы П. И. Головин и К. Г. Грамотин докладывали царю:

«А на Курбского от короля опала не бывала, а была на него от короля и от панов от больших кручина за то, была за ним жена, княгиня Дубровицкая, сестра двоюродная пана Остафия Воловича, а в приданных за нею был город Дубровицы с поветом. И Курбский княгини не любил и не жил с нею. И били на него челом королю Остафий Волович да братья жены его, что с женою не живет, держит ее у себя в неволе, а именем приданым владеет великим. И король за ним посылал, а велел ему быть у себя в Варшаве и с княгинею, да велел ему со княгинею развестись, имение у него приданое велел отнять, и что он Остафию учинился недруг, да и король из-за того его не любит. А живет Курбский в городке в Ковеле. А любил его один тот пан виленский Ян Иеронимович (Ходкевич. – А. Ф), а ныне и тот его не любит из-за Остафия Воловича»[208].

«Пусть злой много на свете не живет»: смерть Курбского[209]

Неудачный брак с Гольшанской ничему не научил Курбского, и он с упорством, достойным лучшего применения, продолжал наступать на одни и те же грабли. В 1579 году он женился в третий раз, теперь выбрав жену не столь знатную и не столь обремененную скандальной родней, зато молодую и энергичную. Александра Петровна Семашка происходила из рода Семашек и Боговитинов и состояла в родстве с небогатыми шляхтичами Загоровскими.

По сравнению с Гольшанской ее приданое было ничтожным: 800 коп грошей. Чтобы не позориться браком со столь бедной невестой, Курбский пошел на подлог и объявил, что получил приданого 6 тысяч, после чего торжественно записал на юной супруге вено в 12 тысяч. Князь принял участие и в судьбах запутавшихся в долгах родственников Семашки: выкупил у ее братьев, Яроша, Василия и Петра, имение Добратино и тут же передал его жене Александре как бы в залог за 1 600 коп грошей литовских, которые он у нее якобы занял.

Александра оказалась более удачной партией, чем Гольшанская. Во всяком случае, она не судилась с мужем, не пыталась украсть у него имущество и не ворожила на него. Однако если на семейном фронте жизнь Курбского некоторым образом стабилизировалась, последние годы его жизни счастливыми назвать нельзя. Можно сказать, что его дни протекали от одной судебной тяжбы до другой. 17 марта 1579 года Луцкий городской суд рассматривал спор Курбского и Андрея Монтолта по делу о нападении на лесничего княжеского имения в Скулине. На суде Монтолт выступил с резкими и оскорбительными личными выпадами против Курбского. 24 марта слуги Курбского избили и ограбили возного Владимирского повета Голуба Сердятицкого, по поводу чего также было разбирательство. Судебные дела накапливались, и 29 июня король, рассчитывавший на выступление Курбского в составе войска в Полоцкий поход, даже был вынужден издать специальное постановление о приостановлении всех дел против Курбского из-за его отправки на фронт. Однако это не помогло: уже 16 ноября в Варшаве разбирался очередной финансовый спор Курбского, на этот раз с панами М. Л. Секунским и Я. Збаражским.