Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка - Уэстлейк Дональд Эдвин

Он отмахнулся.

— Армстронг и Лаботски — любители, они одноразового пользования.

— Вы тоже, — ответил я. — Вы будете следующим.

— Я профессионал, — упрямо сказал Сунь. Кажется, я задел его гордость. — Кроме того, у Эйка нет причин убивать меня.

— Есть, и целых две. Вы знаете его в лицо. А ваш труп нужен ему как доказательство происков красного Китая.

На лице его промелькнуло странное выражение.

— Что еще за происки? — спросил Сунь.

— Надо полагать, он не рассказывал вам сказку про красный Китай. И не говорил, почему решил выкрасть Марцеллуса Тен Эйка.

— Ради выкупа, вот зачем, — ответил Сунь, но в голосе его прозвучали непонятные нотки, а глаза вспыхнули таким же непонятным огнем. — Ну, хватит, — сказал он и велел своим подручным: — Ведите их!

И отвернулся.

— Подождите, Сунь! Это Тайрон Тен Эйк!

Сунь снова остановился, оглянулся и хмуро уставился на меня, будто видел впервые в жизни.

— Нелепость, — ответил он, но голос его звучал так, словно на самом деле Сунь хотел сказать: «Это любопытно».

Должно быть, он и сам понимал, что Леон Эйк — вымышленное имя, но ему было на это наплевать. Сунь довольствовался тем, что Эйк и Юстэли сколотили организацию, которая должна была делать то, что хотел делать он сам, только в более широких масштабах и более профессионально (и доказательством тому — его готовность закрыть глаза на присутствие в организации сталиниста Мейерберга).

Но сейчас все изменилось, произошло слишком много событий. Мертвая девушка ожила, а гений конспиративной работы (разумеется, я имею в виду себя) вдруг превратился во врага (хотя Сунь еще и сам толком не успел понять, почему гнался за мной). И его беззаветная преданность делу дала трещину.

А знал ли он, кто такая Анджела? Существовала вероятность, что нет, поэтому я спросил:

— Вы узнаете эту девушку?

Мой вопрос запал ему в голову. Сунь раздраженно ответил: «Что?», а потом взглянул на Анджелу, отвернулся и сказал:

— Нет.

— Посмотрите еще раз, — предложил я. — Вы уже видели ее в моем обществе.

— Видел? — Сунь пригляделся, и я заметил, что до него дошло. — Собрание! — вскричал он.

— Это Анджела Тен Эйк.

Сунь вытаращился на нас.

— Но вы же ее убили.

— Спросите ее, кто такой Леон Эйк, — посоветовал я.

Анджела не стала дожидаться расспросов.

— Это мой брат Тайрон, — сказала она.

Сунь затряс головой, будто на него напал рой мошкары.

— Эйк узнал ее на собрании, — напомнил я.

— Они встречались в прошлом, — ответил Сунь, очевидно, повторяя слова Тен Эйка. — Он знал, что она служит в ЦРУ.

— Вы шутите? Она — дочь Марцеллуса Тен Эйка.

— Тем хуже для нее, — сказал Сунь, но в голосе его не было ноток убежденности.

— Почему он хотел, чтобы вы одурманили Марцеллуса Тен Эйка до того, как сам он войдет в дом? — спросил я и сам же ответил: — Да потому, что старик, взглянув на него, тотчас заорал бы: «Тайрон!»

— Он мой брат, — повторила Анджела.

— Если я буду мертв, а Лаботски с Армстронгом угробят сами себя во вторник, вы останетесь единственным здравствующим участником того собрания. Кроме вас и ваших людей, никто не видел лица Леона Эйка. Значит, у него есть две причины, чтобы убить вас: собственная безопасность и фабрикация улик про…

— Довольно об этом!

— Я только…

— Молчать!

Сунь принялся озираться по сторонам с видом человека, которому надо разом принять множество решений. И тут я обо всем догадался.

Всякий раз, когда я норовил завести речь о красном Китае, Сунь затыкал мне рот. Но если я говорил на другие темы, он весьма охотно слушал меня. Однако предводителя Корпуса освободителей Евразии, по логике вещей, больше всего должны были интересовать именно козни против красного Китая.

Сунь оказался агентом–двойником! Как будто нам и без того не хватало путаницы!

Сунь просто не мог не быть двойным агентом. В таком случае все потеряло бы смысл. Сказка про выкуп, вероятно, вполне устраивала мелкую сошку, но Сунь слишком много знал о том, кто и за что платит денежки. Он не мог не знать, зачем мы здесь. Во всяком случае, ему наверняка известна непосредственная причина.

Чтобы проверить свою теорию, я вполголоса спросил:

— Сколько у вас хозяев, Сунь?

— О чем это вы?

— Я не собираюсь ломать вам игру, — сказал я. — Помните: Тайрон Тен Эйк думал, что его сестра мертва. Ему только и надо было, что повесить на вас убийство старика. Тогда он преспокойно получал наследство. Но только в том случае, если никто не смог бы доказать, что все это время он был в Штатах.

— Я должен обсудить это с ним, — сказал Сунь. Потом нахмурился и добавил: — Не уверен, что понимал вас прежде.

— Понимали, — ответил я, — А я раскусил вас.

Он только улыбнулся.

— Вот уж не знаю, — проговорил Сунь и повернулся к своим бойцам. — Давайте запрем этих двоих в надежном месте, а потом пойдем и потолкуем с мистером… Эйком.

— Всем вашим отрядом, — посоветовал я.

— Всем нашим отрядом, — согласился он.

29

Они заперли нас в тесной пустой комнатенке на втором этаже и отправились обсуждать создавшееся положение с Тайроном Тен Эйком.

Комнатка была что надо. Две люминесцентные лампы, встроенные в потолок, давали мягкий ровный свет, который, правда, по сути дела, ничего не освещал. Стены были обиты дорогой темно–зеленой материей, потолок покрывала тусклая бежевая краска, а на полу лежал темный лакированный паркет. Но здесь не было ни мебели, ни стенных шкафов, да и вообще непонятно, в чем заключалась причина существования этой комнаты.

Я обратился за справкой к Анджеле, спросив:

— Что это за место?

— У папы была коллекция марок, — ответила она. — Он держал ее здесь, в витринах.

— А потом забросил?

— Нет, когда Тайрон был маленьким, он сжег все папины альбомы в камине.

— Милашка Тайрон, — заметил я. — А куда делись витрины?

— Они внизу. Папа хранит в них свои награды за миротворческую деятельность.

— О!

(По присущей нашему миру иронии, оружейники, кажется, чаще других получают награды за миротворческую деятельность, уступая по этому показателю только профессиональным боксерам. Хотя, может, во мне просто говорит зависть: ведь пацифисты таких наград не получают вовсе.)

— Как нам быть, Джин? — спросила Анджела.

— Не знаю, — честно сказал я. — Неважно, кто из них одержит победу. При любом раскладе мы в беде. Ни Сунь, ни твой брат не могут выпустить нас отсюда живыми.

— Сунь возьмет верх, у него много людей, — ответила Анджела.

— Человек двенадцать, — сказал я. — А противостоят им Тайрон Тен Эйк и Лобо. По–моему, силы равны.

— О чем это вы с Сунем болтали? — спросила Анджела. — Насчет игры, хозяев и прочего?

— Он двойной агент, — пояснил я, потом изложил причины, по которым пришел к такому выводу, и добавил: — Наверное, они с Тайроном вместе решили свалить вину на Китай, только Сунь думал, что именно ему суждено остаться в живых.

— Но на кого же он работает?

— Не знаю. Должно быть, на самого себя. Мне становится дурно при мысли о том, что у Чан Кайши могут быть приспешники, но все же Сунь, возможно, работает на китайских националистов. Неважно, платят ему или он сам по себе, важно другое: Сунь заставил Корпус освободителей Евразии действовать таким образом, что теперь красный Китай в глазах Америки выглядит еще хуже, чем он есть на самом деле. Может быть, поэтому коммунисты и отреклись от этих освободителей.

Полагаю, что где–то в середине моего рассказа Анджела перестала вникать в его содержание, потому что, как только я умолк, она спросила:

— Джин, а что будет с папой и Мюрреем?

— То же, что и с нами.

— Нет, я хочу знать, что будет с ними сейчас.

— Ничего. Все тут слишком озабочены, чтобы думать о спящих.

Я подошел к двери, потрогал ручку и понял, что Марцеллус Тен Эйк не пожалел денег на отделку этой комнаты. Дверь была толстая, дубовая, с йельским замком, до которого даже добраться невозможно, не то что взломать. Поскольку дверь открывалась наружу, я не мог добраться и до петель. Я подергал ручку, как человек, не способный ни на какие разумные действия. Сунь и его солдаты заперли нас здесь, а сами ушли по своим делам, прохиндеи.