Навечно в грёзах (СИ) - "Eva 4444"

— Тебя это не касается, Дэйн. Поменьше вопросов.

В изумлении глянул на меня и покорно отвёл взгляд.

— Слушаюсь, Ваше Величество. — Спустя минуту молчания всё же продолжил: — Однако как быть с демоном?

— Как я и приказывала, этой ночью он должен бежать.

— Этой? — Теперь уже озадаченно уставился на меня. — Этой нам никак не успеть. Хаэль ещё не достала снотворное зелье для охраны, а без него мы не сможем незаметно ликвидировать стражников.

Незаметно? Да какая теперь, к чёрту, разница?

— Просто вырубите их и оттащите куда-нибудь подальше.

— Но ведь…

Перебила его, не дав договорить:

— Плевать! Теперь уже на всё плевать! Король в любом случае узнает о побеге демона. И, когда это произойдёт, он не станет искать виноватых, а сразу придёт ко мне. Так что, плевать, каким способом. Просто сделайте это.

Посмотрел с пониманием и помог подняться.

— Будет сделано.

К лекарю я явилась не в самом опрятном виде, но выбирать не приходилось. После тщательного, дотошного осмотра врач заключил, что повреждения грудной клетки не катастрофические. Однако велел мне лежать неделю и выдал ворох лекарств и мазей. Вот так с ними всегда. Врачи… Им только дай волю врачевать. Торжественно пообещав, что выполню все предписания, я всё же смогла унести от него ноги, прежде чем лекарь созвал консилиум врачевателей для лечения самой принцессы Арнорда. Вот только душевные раны даже самый лучший в мире консилиум не залечит. Ничто не сможет их залечить.

Вернувшись в свои покои, я принялась лихорадочно стягивать с себя опостылевшее мне платье и яростно швырнула его в зажжённый камин, а за ним — и бельё. Глянула на себя в зеркало и ужаснулась новым кровоподтёкам на груди и животе. А чего я ждала? За неоднократную измену я заслужила намного больших увечий. Думаю, с Бурхатом они не заставят себя долго ждать. Провела холодными пальцами по выпуклому шраму на шее и направилась в ванную комнату.

Дополна наполнила кипятком фарфоровую ванну и, надолго задержав дыхание, с головой окунулась в неё. Однако, какой бы горячей ни была вода и как бы себя не тёрла мочалкой, я никогда уже не стану прежней, чистой Амайей.

Бесстрастно глядя в одну точку, я сидела в ванне до тех пор, пока вода не стала ледяной и меня не начало трясти от холода. Позже, когда уже улеглась в постель и безуспешно пыталась уснуть, отгоняя от себя воспоминания своего тошнотворного наказания, ко мне в покои вломился пьяный Бурхат. Испуганно поджав колени, забилась в угол кровати, ожидая очередной пытки или ещё чего похуже, но брат меня удивил. Он пришёл извиниться. Хм-м-м… будто это поможет стереть из памяти произошедшее. И — уж точно — не сотрёт ничего из памяти Рэнна.

Он извинялся, как мог, неумело подбирая слова, которые в принципе не произносил никогда в своей жизни. А я, в потрясении от быстрой смены его настроения, вскочила с кровати и отошла в сторону. Бурхат всё не прекращал раскаиваться, и на какие-то доли секунд мне показалось, что он говорит вполне искренне.

Подойдя ближе, брат припал передо мной на колени, обняв за ноги. В этот момент так и захотелось отшвырнуть его от себя подальше, но я не стала. Лишь обхватила себя руками и уставилась бесстрастным взором в ночную темноту комнаты. Он же всё говорил и говорил, повторяя одно и тоже сотню раз, а я в конец запуталась. Это у меня раздвоение личности или у него? Да, он сейчас выпивший, но всё же… Его словно подменили. Обнимает ноги, уткнувшись лицом в ночную сорочку, и шепчет, что виноват, что любит меня и просто с ума сошёл от ревности, когда увидел, сколько ночей я провела в клетке пленника и чем мы там занимались. Молит о прощении и с надеждой в очах смотрит в ожидании вердикта.

А мне… мне нечего сказать. Абсурд, но это так! Что тут скажешь? Мы оба виноваты. Я — предательством, он — жестокостью. Кто нам судья? Кто палач?

Мы сами. Мы судьи и палачи, и единственные, кто есть друг у друга. Знаю… я давно знаю Бурхата и знаю, что, вполне вероятно, это не последнее моё унижение от него. Думаю, на утро он проспится и снова станет беспринципным, жестоким Королём с извращённой фантазией. Но сейчас передо мной на коленях склонился ранимый, слабый, любящий меня брат. Будь на его месте кто-нибудь другой, — давно бы и мокрого места не оставила. Но он мой Бурхат. Такой, какой есть. Со всеми его недостатками. И он ведь простил меня за измену. Да, наказал. Жестоко наказал. Но ведь простил. Иначе не пришёл бы сейчас ползать в моих ногах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Простила и я. Возможно, позже я пожалею об этом, но сейчас, глядя на него, не могу иначе. Я так чувствую.

Не веря в искренность моих слов, Бурхат, уже стоя, умолял меня всё забыть и начать с чистого листа. А я медленными кивками соглашалась со всем, что он говорил, лишь бы поскорей ушёл из покоев прочь. Я, может, и простила, но сейчас мне хочется побыть одной. Спустя какое-то время, когда я практически перестала принимать участие в его душеизлияниях и погрузилась в собственные мысли, он всё же оставил меня в покое и ушёл. А я, надев шёлковый халат, присела на широкий подоконник и принялась любоваться ночным небом Аваллона, раздумывая о правильности своего поступка. Всё равно уснуть мне навряд ли удастся. Не сегодня. Не сейчас, когда мой демон вот-вот покинет меня навсегда.

(J2 feat. Keeley Bumford — Animal (Epic Trailer Version)

Так и просидела всю ночь, вглядываясь в тёмную даль Аваллона, пытаясь разглядеть там силуэт улетающего демона. На какое-то время даже задремала, пока не вздрогнула от хлопка двери. Снова Бурхат извиняться изволит?

Обернулась и обомлела. У закрытых дверей стоял он. Замер — ослепительно красивый — и смотрит на меня. А я не могу оторвать взгляд от его крепких мышц, что перекатываются под тонкой тёмной майкой, от сильных рук, от сверкающих в лунном свете любимых глаз. И его силуэт в темноте… Он такой родной. Я столько раз была рядом с Рэнном в темноте: в лесу, болоте, темнице… и никогда не перестану удивляться его умению даже в кромешной темени завораживать своей красотой, животным магнетизмом.

Зачем… зачем он пришёл сюда? Я же велела Дэйну, чтобы демон улетал сразу. Может, им не удалось снять заклинание с крыльев? Поднялась с подоконника и, плотнее запахнув халат, холодно спросила:

— Чем обязана визиту?

Ухмыльнулся. Или мне показалось? Не знаю.

— Ну, зачем же так официально? — Двинулся в мою сторону. — Забежал к тебе попрощаться.

Попрощаться? Ненавижу прощания. Они бессмысленны, как попытки надышаться перед смертью. Всё тщетно. От понимания, что всё в последний раз: взгляды, прикосновения, поцелуи, — становится только хуже, больнее. Прощание — добровольная пытка для мазохистов. Это не для меня.

— Не стоило. — Отвернулась от него и, обняв себя руками, уставилась невидящим взглядом в тёмное окно. — Но, коль зашёл, прощай. Хорошего тебе полёта.

— Как ты себя чувствуешь? Как твои рёбра? Ты была у лекаря?

— Была. Я в порядке. Если ты пришёл справиться о моём здоровье, то не стоило. Я в норме. Можешь уходить.

— Я не только за этим пришёл. — Подступил вплотную и, обняв за плечи, повернул к себе. — Я не мог улететь, не залечив твой уродливый шрам на шее и ссадины на лице.

— Хм-м-м… На шее, значит, уродливый, а на бедре — красивый? — Дёрнулась в его руках, желая, чтобы выпустил меня из объятий. — Двойные стандарты, демон. Не находишь?

— Так, значит? Бьёшь по больному? — Так и не выпустил из захвата своих крепких рук. — Если бы мог, и тот шрам залечил бы.

С этими словами Рэнн принялся покрывать мою шею горячими поцелуями, а я — безуспешно отталкивать его, стараясь не повышать голос, чтобы нас не услышали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Прекрати, Рэнн! Прекрати сейчас же! Когда Бурхат заметит исчезновение шрама и додумается, как он исчез, я вся такими шрамами покроюсь! — С силой оттолкнула демона от себя, когда он хаотично целовал уже лицо, тем самым залечивая ссадины на нём. — Хватит! Уходи сейчас же!

Вырвалась из его рук и резко распахнула окно.