Манящая тайна - Сара Маклейн

— Ты мой.

Он прорычал в ответ:

— Всегда!

К сожалению, не всегда.

Увы, он не будет принадлежать ей всегда, потому что это невозможно. Всегда с ней — не та жизнь, которой он заслуживал. Ему нельзя жениться на сплошном скандале, на женщине, которую никто никогда не примет, на женщине, которую Лондон никогда не забудет. До тех пор пока она с ним, он для всех будет герцогом-убийцей.

А он заслуживает куда большего.

Но сегодня ночью можно притвориться, что все не так.

Мара целовала его плечо и здоровую руку, целовала татуировку, под которой напрягались мышцы. Не удержавшись, провела языком по краю рисунка. Он застонал от наслаждения, а она двинулась дальше, к груди, обращая особое внимание на шрамы, исполосовавшие его грудь и живот. Целуя их. Проводя языком по рубцам.

Темпл вздрогнул, и Мара сразу подняла голову:

— Больно?

— Нет, просто… Никто никогда не хотел к ним прикасаться так, как ты.

А ей хотелось к ним прикасаться. Хотелось потрогать каждый дюйм его тела. И Мара, расхрабрившись, приподнялась, скользнула вниз по его телу и стала расстегивать пуговицы на штанах — инстинкт и желание взяли верх над опытом. Темпл приподнял бедра над кроватью, помогая ей стянуть штаны вниз, — и вот он уже лежит перед ней с восставшим естеством.

И принадлежит только ей.

Мара замерла, любуясь им, распростертым перед ней во всей красе, — здоровой рукой он крепко держался за изголовье, так что костяшки пальцев побелели. И он был готов отдаться ей.

Да, он отдал себя в ее власть. Полностью.

Мара неуверенно потянулась к нему дрожащей рукой. И снова замерла. Потом все же приблизилась, и он это почувствовал.

— О, Мара… — произнес он сквозь стиснутые зубы, произнес невнятно от обуревавшего его желания. И это прозвучало очень мило.

Она чувствовала, что готова дать ему все, чего он только захочет, но…

— Я не знаю, что делать, — призналась Мара. Оказалось, что сказать такое довольно просто, когда глаза у него завязаны. — Я никогда… Я хочу сделать все правильно.

Он прерывисто засмеялся:

— Ты просто не можешь сделать что-то неправильно, милая. Клянусь. Я слишком сильно тебя хочу.

Она наклонилась пониже и прошептала:

— Я постоянно мечтала об этом глухими ночами. Представляла, как это бывает.

Он помотал головой:

— Нет, не рассказывай ничего! Не хочу знать, что ты мечтала о другом.

Мару эти слова шокировали.

— Никакого другого не было, — сказала она. — Всегда только ты.

И тут наступила ее очередь прикасаться, изучать, трогать… Она положила ладонь на его восставшую плоть и почувствовала, как она дернулась и еще больше затвердела, если такое вообще было возможно.

Темпл громко застонал, и Мара пришла в восторг от этого мужского стона.

— Ты такой твердый…

— Да, но только для тебя.

— И при этом… мягкий, — добавила она. — Сталь, обтянутая бархатом.

Темпл разжал пальцы и потянулся к ней, но тут же вспомнил про свое обещание и вернул руку на место.

— Не такой мягкий, как ты, любимая.

— Кажется, у тебя сложности, — произнесла она, проводя ладонями по его паху и наслаждаясь тем, как в такт двигались бедра Темпла.

Он ухмыльнулся:

— Ты меня дразнишь?

— Очень может быть, — ответила она с улыбкой.

Темпл нахмурился.

— Мисс Лоув, не забывайте: как вы нам, так и мы вам.

Ее охватило возбуждение.

— Какое чудесное обещание!

Снова раздался стон. Он не мог сдержаться, этот восхитительный мужчина!

— Продолжай, — попросил он.

— Мне казалось, здесь командую я, — возразила Мара.

— Любовь моя, ты сошла с ума, если думаешь, что власть не в твоих руках.

Она снова улыбнулась, сжав его естество.

— Откуда мне знать, что я тут главная?

— Если бы главным был я, мы бы сейчас не играли в эти глупые игры.

Мара засмеялась, и Темпл сказал:

— Я люблю твой смех. Ты смеешься так редко, а мне хотелось бы слышать его каждый день.

Мара замерла. Это было самое прекрасное из всего, что ей когда-либо говорили. И она вознаградила любимого, погладив его древко еще более настойчиво.

— Уильям, скажи мне…

— Все, что угодно, — пообещал он.

— Скажи, нравится ли тебе это?

Он протяжно застонал.

— Мне нравится все, что ты делаешь.

Мара наклонилась, поцеловав его в губы. И поцелуй этот оказался долгим и страстным — совершенно восхитительным. Когда же он прервался, она спросила:

— А тебе понравится, если я сделаю это… как ты тогда на ринге?

Он грубо выругался. Приняв ругательство за «да», Мара скользнула вниз и посмотрела на размеры его естества, пытаясь решить, как сделать это лучше всего.

Очевидно, она раздумывала слишком долго, потому что Темпл в мучительной мольбе выкрикнул ее имя. Она коснулась губами его плоти и тут же прошептала:

— Подскажи мне, что делать.

— Губами и языком… — прохрипел он.

Скандально! Совершенно неприемлемо! Но именно этого ей хотелось.

Она с удовольствием повиновалась, экспериментируя и учась. И он наконец взорвался громкими стонами и начал сыпать ругательствами, повторяя ее имя и отчаянно цепляясь за кроватные столбики. А Мара дарила ему все, о чем он просил.

Она боготворила его.

Она любила его.

А потом поняла, что этого недостаточно. Что она и сама хочет того же. И остановилась.

— Почему?! — вырвалось у Темпла.

Тут Мара приподнялась над ним, широко развела ноги и подвинулась так, чтобы его плоть лишь слегка прикасалась к завиткам, прикрывавшим ее интимное местечко. То, которое она готова была ему отдать. То, которое никогда и никому больше не отдаст.

Темпла затрясло.

— Это же… О Боже! Мара!..

Она улыбнулась, раздвинула ноги еще шире, и плоть его скользнула в нежные складки.

— Любимая, ты такая влажная! — Он снова выругался, но его ругань показалась ей прекрасной. — И такая распаленная, такая красивая…

Она улыбнулась, опускаясь все ниже.

— Ты же меня не видишь. Так откуда ты можешь это знать?

— Я всегда тебя вижу, — ответил он. — Твой облик выжжен в моем сердце. Если даже я ослепну на всю оставшуюся жизнь, все равно буду тебя видеть.

Его слова отозвались в душе Мары с такой же силой, с какой ее тело откликалось на его. Она полностью опустилась на Темпла, и тотчас же у обоих вырвался вздох облегчения, а затем — громкий стон.

— Тебе не больно? — спросил он.

Мара покачала головой:

— Нет. — Это было восхитительно. — А тебе так удобно?

Он ухмыльнулся:

— Разумеется!

— Если ты не против, я начну двигаться.