Игры шестого круга - Евгений Гуляковский

Наверно, это зависит от мороза и от сухости воздуха. Не знаю. Я не специалист. Как бы там ни было, я преодолел восточный перевал и начал спускаться вниз.

Ты, конечно, заметил, что хребет Хорасана прикрывает плато с севера огромной дугой в несколько сот километров. Вся южная сторона плато покрыта ущельями, пробитыми в нем горными реками. Они сходятся к центру лучами. Туда, где расположен Каньон Дьявола. Каньоном почему-то назвали кратер старого вулкана, хотя по его гигантским размерам трудно поверить, что это кратер.

Ущелья, которые к нему идут, как две капли воды похожи друг на друга и расположены слишком уж симметрично для природных образований. Как ты думаешь, что я увидел на дне того, к которому спустился с другой стороны хребта?

— Шесть круглых зданий… Шесть куполов…

— Совершенно верно. Они были точно такими же, за одним единственным исключением. У меня не было взрывной шашки, и, следовательно, там должна была быть дверь. Вскоре я ее обнаружил.

— Ты полагаешь, ее наличие зависело от того, есть ли у тебя шашка?

— Коль скоро оба мы с тобой подозреваем, что купола эти создаются индивидуально для каждого визитера, они должны учитывать его возможности, в конце концов, главная цель всего этого действа — пригласить нас внутрь, желательно, с преодолением препятствий.

— Что же ты увидел внутри зданий?

— То же, что и здесь — нагромождение бутафорской электроники, заросшей этими елками. А дальше, в шестом куполе… В общем, он был почти пустой, если не считать некой самодвижущейся тележки и туннеля, уходящего в стену ущелья, возможно, он шел до самого каньона — не знаю. Было похоже, что меня приглашали проехаться туда, откуда никто еще не возвращался. Но я не воспользовался этим приглашением.

— Почему?

— Во-первых, потому, что если завтра мы обнаружим то же самое, нам придется бросить здесь наших коньков. Пищи для них в этих местах почти нет, и если наше отсутствие будет достаточно долгим, они просто не выживут. Без них мы не сможем вернуться, не сможем преодолеть перевал. Ни одному человеку еще не удавалось без вьючных животных пересечь Хорасанский хребет, так что, как ни крути, дорога получается в одну сторону…

— В общем, ты вернулся.

— Не совсем Я еще попытался приблизиться к каньону по плато, не спускаясь в ущелье, насколько это было возможно.

— И как далеко тебе удалось продвинуться?

— До того места, откуда начинается сам каньон. Фактически я стоял на стене, отделяющей его от остального мира, и мог видеть довольно большой участок дна со всем, что там находилось. Сам каньон громаден — десятки, может быть, сотни квадратных километров хорошо защищенного от внешних посягательств пространства. Я не знаю, какие силы создали этот геологический феномен, но проникнуть в каньон сверху по стене невозможно. Где-то на глубине ста метров начинается кольцо вулканической активности — гейзеры, серные испарения, иногда даже выбросы лавы. Спуститься там может разве что птица…

— Ладно, не тяни. Что ты увидел?

— Это трудно описать. Не забывай, что я видел все на очень большом расстоянии и дно каньона закрывала дымка вулканических испарений. Тем не менее мне показалось, что там нет ничего живого и, во всяком случае, ничего такого, что можно объяснить с помощью нашей, человеческой логики. Разве что отдельные детали. Но в целом они слагаются в какую-то шизофреническую картину. Части странных механизмов. Куски каких-то урбанистических статуй. Обломки зданий. Иногда целые механизмы совершенно непонятного назначения. Перевернутые, засыпанные песком и пеплом. Повторяю, это невозможно описать именно потому, что трудно подобрать известные нам понятия, образы, сравнения. Там словно веселился какой-то ненормальный. В целом это напоминало гигантскую свалку. Но не забывай, я видел лишь малую часть каньона.

Целый день я ждал каких-то изменений, любых проявлений активной деятельности. Какого-то движения или хотя бы живого существа, но не было ничего. К вечеру я уехал. Это место вызывает странное, тоскливое чувство. Там невозможно долго оставаться одному. Мне некому было даже рассказать об увиденном. Ты — первый, кто об этом узнал.

Они долго молчали, слушая, как ветер уныло свистит на скальных выступах и хлопает пологом палатки.

— Почему ты раньше не рассказал обо всем?

— Необходимости в этом не было, пока мы не дошли до зданий. Я решил навсегда остаться на Остране. Федералов здесь не слишком-то любят, и мне не хотелось усложнять свою и без того непростую жизнь. Отсюда привычка говорить о себе поменьше. Ну а это… — Он обвел неопределенным широким жестом вокруг. В это трудно поверить, пока сам не увидишь хотя бы купола.

— Ты обещал рассказать, каким образом тебе удалось остаться на Земле во время переселения Таннов. Глен тяжело вздохнул:

— Вообще-то это очень личная история, и мне тяжело о ней вспоминать. Но у Вольных Охотников есть одно хорошее правило. Если человек спасает кому-то жизнь дважды, он становится его побратимом. Так что от тебя у меня нет секретов, брат. Однако рассказ будет длинным и тебе придется запастись терпением.

Перед тем, как было принято решение о переселении, Таннов держали в бывшей индейской резервации в горах Колорадо. Федералы перепугались то ли нас, то ли результатов того, что натворили. Вернее, ответственности за свое деяние. Как бы там ни было, они старались сохранить в тайне все, что касалось генетических экспериментов по выведению новой расы, и особенно ее результатов.

Я был мальчишкой, когда мы жили в резервации, но у Таннов хорошая память. Я помню все так, словно это произошло вчера.

У нас был там собственный маленький домик, он стоял под огромной секвойей. Однажды я попытался влезть на это дерево — таннские мальчишки росли и взрослели быстро… Попытка оказалась неудачной, я сорвался, сломал ногу — она зажила без всякого гипса через неделю. Так что уже тогда я начал понимать, как сильно мы отличаемся от обычных людей.

В нескольких километрах от резервации располагался маленький провинциальный городок. Иногда таннским мальчишкам удавалось обмануть бдительность охраны и побывать в запретном наружном мире, так что мне было с кем сравнивать свои способности. Когда депортация на чужую планету стала неизбежной, родители предприняли отчаянные усилия, чтобы оставить меня на Земле. Они полагали, что правительство решило окончательно замести следы своего преступного эксперимента и отправляет нас на верную гибель.

Еще до того, как для Таннов был введен строжайший режим изоляции, родители познакомились с семьей русских эмигрантов, которые собирались вернуться на свою далекую родину. Те откликнулись на просьбу моих родителей взять меня в Россию… Не знаю, как им удалось подделать документы о моей смерти и подкупить чиновников… В общем, у меня появилась новая фамилия, новые родители, а потом и новая родина.