История папства - Самуил Лозинский

Политика Пия VI была грозным предупреждением и Франции, где в этот момент заседало Учредительное собрание французской революции, которому вскоре пришлось столкнуться с папством, только что одержавшим победу над австрийским императором «безбожным» Иосифом II.

Глава четырнадцатая. Папство и католицизм в период домонополистического капитализма (1789–1870)

Конфликт между буржуазией, стремившейся к власти, и папством, упорно защищавшим «старый порядок», был неизбежен. Впрочем, буржуазия шла на этот конфликт с ясным сознанием необходимости сохранения религии для защиты своих классовых интересов. В позиции буржуазии предреволюционных лет была скрыта возможность компромисса с папством, который мог бы быть осуществлен в случае перехода католической иерархии на службу пришедшему к власти новому эксплуататорскому классу. Но папство упорствовало. В силу своей реакционной сущности, органической враждебности всему новому и прогрессивному, а также потому, что с феодализмом связывали его более чем тысячелетний союз и взаимная поддержка, папство сопротивлялось новому общественному строю. Вплоть до самой середины XIX века, когда папство пошло на союз с капитализмом, оно продолжало оставаться важным центром, вокруг которого группировались самые реакционные феодально-монархические элементы Европы.

Реакционная роль папства особенно ярко обнаружилась в годы Великой французской буржуазной революции конца XVIII в.

Революционная ситуация требовала немедленного претворения в жизнь принципов борьбы с феодальными привилегиями и неимоверными претензиями католической церкви. Учредительное собрание 1789–1791 гг. секуляризировало церковную землю, отменило монашеские обеты, распустило монастыри и поставило вопрос о новой, «соответствующей разуму» организации церкви. Она не только должна быть свободна от власти и контроля Рима, но всецело предана конституции, претворяющей в жизнь требования разума. Так возникла мысль о гражданском устройстве духовенства — неизбежный вывод философии просветителей XVIII в., гласившей, что религия представляет полезный социальный институт, роль которого состоит в охране общественного порядка, меняющегося в зависимости от того, стоят ли у власти «неразумные» привилегированные сословия или рационалистическое третье сословие, буржуазия. Церковь должна рационализироваться, и ее ждут разные бедствия, если она не сумеет отречься от своего «негражданского» духа. Пусть присяга конституции служит гарантией перехода священников на сторону революционной Франции.

Гражданское устройство духовенства явилось сильнейшим ударом по папству и значительной части французского духовенства, в частности его верхушке. С первых же дней революции епископы Памье, Апта, Оксера и Арраса в виде протеста покинули Францию и за границей присоединились к аристократам. Из-за рубежа духовенство начало агитацию против революции и Учредительного собрания.

Воинственность контрреволюционного французского клира и папы римского объяснялась отчасти тем, что, как уже было сказано выше, именно в это время в Бельгии церкви удалось принудить императора Иосифа II, энергичного представителя «просвещенного абсолютизма», отказаться от ряда эдиктов, имевших целью введение принципа религиозной веротерпимости и преследование монахов. Пий VI решил прибегнуть к этому же средству во Франции и заставить Учредительное собрание пойти на уступки. Парижский нунций поставил французского министра иностранных дел в известность о беспокойстве, которое испытывает папа от деятельности Учредительного собрания, а французский посол в Риме, отражая настроения папы, напоминал своему министру, как опасно «трогать» старую религиозную организацию и как жестоко поплатился император Иосиф II за забвение этой истины. В то же время посол извещал Париж, что папа готовит на имя французских епископов энциклику с осуждением всей деятельности Учредительного собрания. Папу возмущала не только конфискация церковного имущества, но и декларация прав человека и гражданина, провозглашавшая свободу мысли, совести и допускавшая некатоликов к государственной и общественной службе.

Сложность политической обстановки заставляла Пия VI медлить, лицемерить и надеяться, что вспышки религиозного фанатизма поколеблют буржуазию и вынудит ее на уступки. Папа учитывал и то, что большая часть французского духовенства отказалась принести присягу верности новому режиму. Когда же в ответ на этот отказ революционное правительство в сентябре 1791 г. объявило о присоединении к Франции папских владений Авиньона и Венессена, Пий VI решил покончить с политикой выжидания. Выступления папы требовали и правительства католических держав. Испанское правительство, обвиняя Учредительное собрание в распространении за границей «якобинских памфлетов», настоятельно призывало к организации крестового похода европейских держав против революционной Франции. Уничтожение такого католического центра, как Франция, утверждало испанское правительство, есть начало всемирного крушения. Без религиозной узды народы везде поднимутся против своих государей, и в общем хаосе погибнут и троны, и алтари.

При таких обстоятельствах Пий VI опубликовал 10 марта 1791 г. свое грозное обвинение по адресу Учредительного собрания. «Через все декреты собрания, — говорил Пий VI, — красной нитью проходит святотатственная декларация прав человека, провозгласившая чудовищные идеи вроде свободы мысли, слова и равенства всех людей. Эти мнимо неотъемлемые права являются дерзким вызовом авторитету творца вселенной, и собрание, провозгласившее их, возобновило ереси вальденсов, беггардов, Виклифа и Лютера. Хваленые свобода и равенство представляют собою средство уничтожения католицизма». Гражданское устройство духовенства, заявлял далее папа, есть «схизма и ересь»; избрание прелатов — «грехи Лютера и Кальвина»; утверждение епископов принадлежит «абсолютно» святейшему престолу; недопустимо, чтобы священники получали жалованье, ибо это ставит их в зависимое положение от светских лиц; «уголовным преступлением» является секуляризация или национализация церковного имущества; тяжким грехом следует считать закрытие монастырей и уничтожение капитулов, и вообще вся деятельность собрания должна быть заклеймена. Поэтому позорно поступили те представители духовенства, которые, подобно епископу Талейрану, приняли присягу верности новому режиму. Папа считал, что король был вынужден санкционировать действия бунтовщического собрания, возобновившего дела Генриха II Плантагенета и Генриха VIII Тюдора. Папа протестовал и против «неслыханного» нарушения его собственных прав в отношении Авиньона. Он звал французское духовенство отречься от данной им присяги и в дальнейшем ни в коем случае не подчиняться распоряжениям Учредительного собрания, касающимся церкви.

Одновременно с этим обращением к духовенству папа отправил бреве на имя Людовика XVI с напоминанием, что король обещал «жить и умереть в католической вере», и с упреком, что именно его санкция «отрезала половину его королевства» от единой церкви. Этот акт слабости, указывал папа, должен быть искуплен действительной защитой оставшихся верными католицизму департаментов.

13 апреля папа опубликовал еще более резкое бреве, в нем он объявлял недействительными все акты Учредительного собрания и угрожал отлучением от церкви священникам, которые в течение 40 дней не возьмут обратно данной ими присяги; прихожанам же запрещалось иметь дело с присягнувшим духовенством: «ибо гражданское устройство было сфабриковано с целью окончательного уничтожения католицизма».

В 1791 г. Пий VI порвал с Францией дипломатические отношения, но оставил в Париже своего шпиона — аббата Саламона. На протяжении целого года, вплоть до своего ареста 27 августа 1792 г., папский агент интриговал внутри страны и за ее пределами, добиваясь скорейшей интервенции против революционной Франции. В своих донесениях Саламон сообщал Пию VI об активных шагах контрреволюционных сил и этим поддерживал воинственное настроение главы католицизма. Папский агент в Париже писал: «Из Петербурга приехал в Кобленц (центр эмиграции) барон Бомбель с личным, очень милым письмом русской императрицы, с наличными двумя миллионами и с аккредитивами на еще большие суммы…» Приехал, сообщал он далее, граф Румянцев в качестве уполномоченного русской императрицы при братьях Людовика XVI, живших в эмиграции. Граф Артуа писал своему брату в Версаль, что император Австрии присоединился к решению, принятому в Пильнице, и что 30 тыс. пруссаков готовы к выступлению. Судя по радостным известиям аббата Саламона о поездках чрезвычайных курьеров в столицы Европы, папский агент, по-видимому, на внутренние осложнения новой Франции мало рассчитывал, и все его внимание сосредоточено было на Кобленце. Так церковь вместе с эмигрировавшей аристократией готовила войну против революционной Франции.