Кио ку мицу ! - Юрий Корольков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зорге полагал, что продвижение полковника Отта по иерархической лестнице могло бы открыть доступ к обширной секретной и пока недоступной информации, поступающей в германское посольство. И еще одно немаловажное обстоятельство - через нового посла можно было бы как-то влиять на политические события. Ведь удалось же Рихарду убедить Отта в необходимости отзыва германских советников из Китая.
Чем больше Зорге раздумывал над возникшей идеей, тем больше убеждался, что она вовсе не так уж невыполнима. Перемещение военного работника на дипломатический пост будет выглядеть как усиление влияния генеральских кругов в Берлине. Рейхсверовский офицер, годами связанный с немецкой разведкой, Отт располагает отличными связями в высших военных кругах рейха. Там его кандидатуру поддержат. Даже советник Гитлера генерал Кей-тель всячески протежирует исполнительному офицеру, кстати сказать, дальнему родственнику супруги военного советника фюрера... Нужно только очень осторожно подбросить эту мысль, чтобы казалось, будто она сама собой родилась у того же Дирксена, Кейтеля... Надо всячески поднимать авторитет Отта.
В разговоре с фон Дирксеном Зорге очень хотелось спросить о предстоящих переменах в посольстве, но он удержался. Рихард давно взял за правило - никого ни о чем не расспрашивать, не проявлять малейшего намека на любопытство. С годами наблюдая людей, он сделал один немаловажный психологический вывод - люди чаще всего говорят для самих себя. Это доставляет им удовольствие. Либо они хотят блеснуть своей осведомленностью, эрудицией, произвести впечатление, либо просто что-то рассказывают, предаваясь воспоминаниям, совсем не задумываясь интересен ли их рассказ собеседнику. Точно так же с секретами - если человек доверяет другому, он так или иначе посвятит его в тайны, которыми обладает. Хотя бы частично. Надо только умело навести разговор на нужную тему и терпеливо ждать. И никогда не выспрашивать. Главное - завоевать доверие.
Фон Дирксен принадлежал к породе тех человеческих особей, над которыми Зорге производил свои психологические эксперименты. В тот вечер посол сам заговорил о возможном своем отъезде из Токио. Правда, говорил он отвлеченно, полунамеками, предположительно. Потом спросил Зорге - что он думает о полковнике Отте. Зорге отметил про себя: значит, система, разработанная им, уже действует...
- В каком смысле? - будто не поняв, спросил Зорге. - Он член национал-социалистической партии, хороший семьянин.
- Я спрашиваю о его деловых качествах, - прервал его фон Дирксен.
Зорге уклонился от прямого ответа.
- Во время последних маневров в Бад Киссингене полковник Отт был в Германии и его представили фюреру. Фюрер больше часа беседовал с ним в своем вагоне. Как я слышал, фюрер был очень внимателен к Отту и высказался одобрительно по поводу его суждений о нашей дальнейшей политике.
Зорге бил по верной цели - для фон Дирксена мнение фюрера было решающим в оценке людей, даже в том случае, если сам он придерживался иного мнения.
Деловая часть беседы была исчерпана, и посол вновь заговорил о народном искусстве, о ваятелях, резчиках.
- Скажите, вы бывали в Москве? - спросил он Зорге.
- Нет, никогда, - ответил Рихард и тут же поправился: - Только проездом, когда ехал в Китай. Я предпочитаю морские путешествия...
- В Москве вы можете купить очаровательные кустарные изделия ватки, кохлому, палех.
Фон Дирксен до приезда в Токио несколько лет проработал послом в Москве и считал, что неплохо знает Россию. Он принялся объяснять франкфуртскому журналисту достоинства и различия русских народных изделий.
- Конечно, русские кустари не имеют ничего общего с японскими мастерами, но ватки очаровательны своим примитивом...
Зорге мысленно усмехнулся - ватки! Конечно, речь идет о знаменитых российских вятках - ярко размалеванных глиняных фигурках.
Если бы фон Дирксен знал, что русский язык - язык матери Зорге, которая сейчас живет в Гамбурге! Именно ей, русской женщине, обязан он тем, что на далекой чужбине, сохранив чистоту русской души, она пронесла ее через годы и передала сыну. Рихард без конца мог бы пересказывать ее рассказы о России, петь песни, которые она ему пела, наслаждаться звучанием русского языка. Но за все эти годы жизни в Японии Рихард не произнес ни единого русского слова, не спел ни одной русской песни. Зорге знал китайский, японский, английский, конечно, немецкий, говорил на любом из этих языков и только знание русского языка хранил как самую сокровенную тайну. Даже думать Зорге заставил себя по-немецки, чтобы во сне не выдать себя, не произнести русское слово.
Расхаживая по кабинету фон Дирксена, он вспомнил почему-то занятнейший случай. Года два назад его встретил человек, который представился сотрудником адмирала Канариса из военной разведки. Он долго убеждал Зорге сотрудничать с абвером, предлагал ему сочетать корреспондентскую работу с агентурной разведкой. Рихард не согласился, объяснил, что вряд ли будет полезен абверу. В секретной службе он ровным счетом ничего не смыслит. Представитель адмирала настаивал: пусть господин Зорге подумает - умение приобретается опытом, его обучат, дадут нужные советы... Огорченный отказом, он все же сказал: "Не говорите "нет", господин Зорге. Мы дадим указания, чтобы вам создали условия..." Позже Отт тоже говорил об этом, - значит, из абвера в Токио прислали обещанные рекомендации... Наедине с собой Рихард от души хохотал, вспоминая эту историю.
Было совсем поздно, когда Зорге, распрощавшись с фон Дирксеном, уехал из посольства.
Прошло еще несколько недель, и германский посол фон Дирксен отправил в Берлин пространное донесение, в котором настоятельно предлагал отозвать немецких военных советников из Китая. Он писал:
"Нашим военным советникам во главе с Фалькенгаузеном придется разделить ответственность в случае поражения китайской армии...
Казалось бы, что в случае отзыва немецких военных советников из Китая их места немедленно займут русские. Однако для представителей германской армии тесное сотрудничество с представителями Красной Армии и большевистской России не представляется возможным...
По причинам, приведенным выше, в согласии с военным атташе господином Оттом, высказываюсь за немедленный отзыв всех немецких советников, еще находящихся в Китае. Что же касается Северного Китая, то он долго будет находиться под контролем японцев, и нам надо активизировать здесь экономическую деятельность германских фирм".
В незримой борьбе за отзыв германских советников из Китая победил Зорге. Посол фон Дирксен не мог и предполагать, что его донесение фактически было продиктовано советским разведчиком Рихардом Зорге. Но в то время, когда шифровальщик готовил телеграмму посла для отправки ее в Берлин, Зорге уже не было в Токио - он находился в самой гуще военных событий, разгоревшихся в Северном Китае...
ДРОКИ ЦВЕТУТ ВЕСНОЙ
Дальше ничего не было... Только небо, море и берег, усеянный плоскими, как скрижали, известковыми камнями. Такими ослепительно белыми, что на них, не прищурившись, невозможно глядеть.
Между горизонтом и дачей, стоявшей на отшибе и обнесенной со всех сторон верандой, застекленной, точно парник, рос непроходимый кустарник, который называли здесь "держидерево". Если не знать тропинки, петлявшей среди колючих зарослей, никак нельзя было пробраться к берегу. Шипы держидерева цеплялись за платье, кололи руки, ноги, неистовствовали в молчаливом упорстве держать и не пускать.
И все это с утра и до ночи было погружено в звенящую, знойную тишину...
Кругом все безлюдно и дико. Ирина наслаждалась одиночеством.
Место это называлось Плоским мысом. Мыс вдавался далеко в море и тоже казался большой скрижалью, краем своим погруженной в синие воды. Скорее всего, Моисей забыл здесь ее, так и не написав вечные заповеди для человечества... По другую сторону просторной бухты стоял южный город с каменной балюстрадой вдоль набережной, с пляжами, крикливыми и суматошными, как птичий базар.
В первый же день, когда Ирина, переправившись через бухту на деловито тарахтящем катере, выслушала все семейные новости от нетерпеливо ожидавшей ее тети Шуры, она отправилась к скале, возвышавшейся на острие Плоского мыса. Издали скала походила на парус рыбачьей шхуны. Было непонятно и удивительно, откуда взялась здесь скала-парус, венчавшая приземистый полуостров. Ирина долго бродила среди зарослей держидерева, пока не нашла тропинку, которая вывела ее к Парусу, и перед ней раскрылась зеленая синева, необъятная, ошеломляющая. Ирина первый раз в жизни видела южное море.
На скале-парусе росли желтые дроки точно такого же цвета, как ее легкий халатик. Скала подковой огораживала кусок берега, образуя причудливую игрушечную бухту. Рядом с плоскими камнями лежала матовая, будто припудренная пылью, бесцветно-серая галька. Омытая волной, она вдруг оживала, превращаясь в яркую россыпь. И все вокруг - скалу, берег, синеву моря - заливало горячим солнечным светом. Зной поднимался от земли, от выгоревших трав, от слепящих камней и темно-зеленых кустов держидерева.