К черту мамонтов! (СИ) - Шматова Ольга

Алекс втолковывал ей, какой ужас творится в фармацевтике, и когда она равнодушно заметила, что тут такой ужас повсюду, что они, немцы, не привыкли еще к русской жизни, как ей показалось, ужаснулся еще больше.

Старикан из Германии, по рассказу Алекса, был его шефом до Лили. Теперь шеф — Лиля или ее стилл, или как-то так, что-то вроде того. Наташа поняла, что запуталась, и решила, что разберется во всём на месте.

А они всё ехали. То есть больше стояли. В подергиваниях прошел час. Потом второй. Пошел третий, и Наташа поняла, что сорок минут были бы без стояний в пробках. С пробками получалось… то, что получалось. И к приезду пирожки остынут совсем.

Пробки закончились только за МКАДом. Вместе с ними закончилось и путешествие.

Машина проскочила до незаметного съезда и осторожно сползла с трассы.

— Почти приехали, — объявил Алекс. — «Солнечный» за тем поворотом.

Он махнул рукой в сторону ровного ряда сосен, за который ныряла дорога.

Пропрыгав по ухабам, они свернули к проволочному забору, заехали в самостоятельно открывшиеся ворота и оказались перед пятиэтажным кирпичным зданием.

Они не успели остановиться, когда из-под прозрачного навеса выбежала коротко стриженная девушка в легком не по сезону платье. Водитель тормознул, и она сразу нагнулась к открывающемуся окну.

Не дожидаясь, что они друг другу скажут, и, решив, что это конечная цель, Наташа вышла.

Под ногами легонько хлюпнул мокрый снег. В лицо подул мокрый ветерок. Кроме нее, машины с Алексом и странной девчонки, одетой не по погоде, никого не было. Только вдалеке, около кромки леса, трусил толстяк в оранжево-белом спортивном костюме.

Никто не встречал, не говорил «Привет, Наташка», не восторгался свежими, хоть уже и остывшими, пирожками.

Наташа поплотнее прижала сумку, из которой всё еще шел запах свежей выпечки. У нее зародилось и успело вырасти сомнение в том, что она там, где надо. Водитель мог просто заехать по каким-то еще делам, а пассажирка… скажем, он забыл ее предупредить. Нужно ему было повидаться с этой самой юной любительницей йоги, он и свернул.

А она тут как дура…

Наташа почувствовала, что кто-то пытается обнять ее со спины. Этот кто-то очень старался, обхватить ее всю, не догадываясь, что заодно прихватывает и сумку с пирожками. Или наоборот очень даже догадываясь?

Наташа попробовала обернуться, и в этот момент ее до звона чмокнули возле уха.

— Блин!

Объятья разжались, и Наташа увидела ту самую девчонку в летнем платье. Та знакомо улыбнулась.

— Привет, Наташка!

Голос девочки очень походил на Лилин. И она сама очень походила на Лилю. Только не ту, которую Наташа видела еще совсем недавно, а ту, которая оставалась на фотокарточке выпускного. Или чуть постарше, до замужества.

— Лилька… — выдохнула Наташа.

— Пойдем-пойдем, — Лиля взяла ее за руку, потянула под навес к дверям.

Рука оказалась неожиданно теплой, почти горячей.

— Я тебя не узнала, — призналась Наташа. — Ты такая…

— Какая?

— Молодая. Цветущая…

— Брось. Новая стрижка. Она и молодит. Хочешь такую же?

— Э-э-э…

Они вошли в холл. Наташа, как была с сумкой в обнимку, и Лиля, почти пританцовывающая возле нее.

— Мои вещи, — вспомнила Наташа, поворачиваясь к дверям.

Створки распахнулись, впуская Алекса с ее сумкой. Он вопросительно посмотрел на Лилю.

— В пятьсот пятый, — распорядилась она. — Его как раз недавно отремонтировали и обставили.

Алекс кивнул и удалился.

— А мы сейчас в столовую. Алекс сказал, вы ехали почти четыре часа. Уверена, ты проголодалась. Колбаски? Или сначала щей со сметаной?

Наташа украдкой сглотнула.

— Я тут тебе пирожков испекла, — она распахнула сумку. — Не надо спешить. Дай я на тебя посмотрю. Поесть можно потом.

— Вот теперь уже я тебя не узнаю, — хихикнула Лиля. — Поесть потом? После четырех часов в дороге? Мадам, вы куда-то дели мою подругу? Признавайтесь, куда?

Она сделала выпад, будто хотела пощекотать Наташу. Та увернулась, но Лиля ухватила ее за руку. Хватка оказалась неожиданно крепкой.

Наташа пискнула, пальцы разжались.

— Больно! — пожаловалась Наташа.

Лицо Лили моментально стало серьезным и чужим, не похожим на нее когда-либо.

— Я тебе не навредила? — быстро спросила Лиля.

Наташа наткнулась на пристально сканирующий взгляд, очень похожий на взгляд Арсения. В нём было внимание, понимание, и казалось, что его обладатель знает куда больше, чем можно себе представить.

И в нём не было Лили…

Она стояла рядом. Живая и здоровая. И при этом ее не было. То, что Наташа всегда ощущала как часть себя, куда можно было всегда сбежать от горя и скуки, где всегда была частичка тепла и радости, исчезло. Ее место заняли холод и пустота. Невидимая связь, соединявшая их, схожесть, родство душ — оборвались, растаяли, исчезли.

Наташа видела, как Лиля бежит по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, радуется, смеется, и не ощущала ее. Как будто живую Лилю, которую и про которую она знала и понимала всё, заменило изображение во плоти.

«Просто я устала. Болтун Алекс достал, — решила Наташа. — Кто-то говорил, что так бывает».

— Нет-нет, всё хорошо, — Наташа помахала рукой, та еще слегка ныла. — Где тут можно с пирожками расположиться?

— Прямо сюда! — объявила Лиля, распахивая первую дверь у лестницы.

Большую комнату занимали два сдвинутых обеденных стола и пара длинных диванов, растянувшихся вдоль стен. Маленькая комнатка сбоку от входа поблескивала кафелем, хромированными панелями, стеклом и металлом посуды. В воздухе витал едва уловимый аромат ванили.

Лиля усадила Наташу возле окна, пристроилась рядом.

— Вот, — Наташа вытащила из сумки закутанный пакет, пахнущий сдобой. — С вишней. Твои любимые. Жаль, остыли пока ехали.

— Ух ты, как много! Но ты ешь сама. Я уже ела. Тебя не дождалась, извини.

— Так это ж десерт!

— Я лучше потом. Завтра.

Пожилая женщина в переднике поверх чего-то, похожего на униформу, внесла поднос. Перед Наташей появился исходящий паром керамический горшочек, мисочка со сметаной, тарелочки с тонко нарезанным мясом и так же тонко нарезанным хлебом.

Наташа взяла ложку, черпнула сметаны, сунула в горшочек с густым варевом, размешала. Руки всё делали сами, сама она думала совсем о другом: «Лиля отказалась от пирожков. Знает, сколько это возни, любит их… или уже любила? Это вообще она?»

Наташа подняла глаза на подругу. Та взахлеб рассказывала о приключениях, как и почему появился их стилл, а потом у него образовались друзья — тоже стиллы. Как появилась служба их стилла и остальных тоже, кто такие их сотрудники, что делают и как они все друг с другом связаны.

Наташа молчала, думала о том, что Лиля, наверное, счастлива, и где-то радовалась за нее, как можно радоваться за героиню фильма, у которой наконец-то всё хорошо. А радоваться вместе с нею не получалось.

Когда принесли кофе, Лиля вытащила из сумки, висевшей на спинке стула, бутылку коньяка, показала Наташе.

— Как всегда, в кофе?

Наташа кивнула. Пока Лиля щедро доливала коньяк, пошарила взглядом по столу. На нём стояли только чашка и рюмка.

— Лиля, ты из рюмки коньяка и под пирожки? — уточнила она.

— А я не буду. Не пью. Противно, — улыбнулась Лиля.

Почему-то это «противно» прозвучало как-то обидно. Ну, казалось бы, не хочет кто-то, так другому больше достанется. Но Наташа почувствовала себя кем-то второсортным. Кофе и коньяк, наверное, были хорошими и даже замечательными. Только вкуса она почти не чувствовала, да и ожидаемого аромата тоже. Почти залпом, насколько это позволял горячий напиток, влила в себя содержимое кружки и уставилась перед собой невидящим взглядом.

— Что с тобой? — Лиля помахала рукой. — После гриппа не оправилась? У московских стиллов медицина так себе?

Наташа вперила в нее печальный взгляд.

— Я не узнаю тебя, — призналась она. — Девушка, куда вы дели мою подругу Лилю?