ИБН БАТТУТА(ЖЗЛ-364) - Игорь Тимофеев

Ныне же он выступал в совершенно ином качестве. Направленный в Западный Судан Абу Инаном, он по праву считал себя его послом, которому местные чиновники обязаны были оказывать почести, сообразные высокому авторитету фесского двора. Именно поэтому неучтивость уалатского наместника показалась ему оскорбительной.

Несмотря на это недоразумение, Ибн Баттута старался глядеть на своих африканских единоверцев трезво и непредвзято. Как обычно, он с удовольствием присматривается к прекрасному полу, отмечая, что уалатские женщины очень красивы, хотя ходят без чадры и не отличаются особой строгостью нравов. Женское легкомыслие Ибн Баттута давно уже воспринимает как зло, с которым поневоле приходится мириться; хорошо хоть, что посещают мечети, спасибо и на том. А вот мужчины ведут себя омерзительно, позволяя своим женам водить в дом любовников и миловаться с ними в открытую, не таясь постороннего взгляда. Такую распущенность уалатцы не считают грехом и в этом идут против шариата, хотя молятся аллаху по пять раз на дню. Чудеса, да и только!

Своими наблюдениями о «бесчестии» местных жителей Ибн Баттута делился с Ибн Баддой, хозяином дома, в котором он останавливался в Уалате. Слушая жалобы своего постояльца, Ибн Бадда, купец из марокканского города Сале, изъездивший Мали вдоль и поперек, с трудом сдерживал улыбку. В отличие от Ибн Баттуты он-то знал, что империя Кейту имеет лишь внешнее обличье мусульманской страны, а на деле большинство ее жителей и поныне находятся во власти своих древних верований и суеверий. Так франки ошибочно принимают гуаву за грушу; внешне эти плоды вроде бы похожи, да только у гуавы под кожицей не мякоть, а косточка, что тверже гранита: вонзи в нее зубы - взвоешь от боли. Конечно же, есть и в Мали своя община, есть кадии, чтецы Корана, улемы, а в Тимбукту при мечети Санкоре основан университет, который кое в чем посоперничает даже с каирским аль-Азхаром. И все же в сознание простонародья ислам проникает медленно и тяжело.

Ибн Баттута слушал эти рассуждения рассеянно, неохотно и, похоже, так ничего и не понял. Он был максималистом, и все, что хоть чуточку выходило за рамки мусульманской догмы, объяснял распущенностью либо невежеством. Зато рассказы Ибн Бадды из истории великой державы Кейту были ему явно по душе. С его лица исчезала недовольная гримаса, он успокаивался, добрел и, казалось, напрочь забывал о своей недавней непримиримости.

При мансе Мусе и его преемнике Сулеймане великая империя Кейту поддерживала оживленные дипломатические и торговые отношения со многими мусульманскими странами и, конечно, в первую очередь с государством Ме-ринидов. Когда в 1337 году султан Абу-ль-Хасан овладел Тлемсеном, среди прибывших с поздравлениями иноземных гостей были и послы великой державы Кейту. В ответ Абу-ль-Хасан направил своих посланников в Мали, и они были с великими почестями встречены мансой Сулейманом.

Парадоксально, но золото, этот символ могущества и богатства, как древесный червь подтачивал экономику Мали. Местные феодалы, привыкшие взамен золота получать из североафриканских стран все необходимые товары, не были заинтересованы в развитии внутреннего обмена. В итоге деревня жила натуральным хозяйством, на местных рынках царил полнейший застой. Зато внешний обмен неуклонно расширялся, с годами складывались целые купеческие династии, державшие в своих руках всю транссахарскую торговлю. Зависимость от постоянного притока товаров из северных стран понуждала местных правителей заботиться о безопасности караванных путей и создании благоприятных условий для торговцев.

Ибн Баттута приводит такой эпизод:

«Однажды в пятницу я присутствовал на проповеди, как вдруг один купец из числа ученых мессуфа, которого звали Абу Хафс, встал и сказал: «О, присутствующие в мечети! Призываю вас в свидетели моей жалобы на мансу Судеймана…» Когда он это сказал, из-аа загородки, за которой сидел султан, вышли несколько человек и сказали ему: «Кто твой обидчик? И кто у тебя что взял?» Купец ответил; «Манса-дыон Уалаты - то есть ее правитель - взял у меня ценностей на 600 мискалей, а заплатить за все хочет 100!» Султан сразу же послал за правителем. Через несколько дней тот явился, и государь отправил обоих к судье. Последний подтвердил правоту купца и взятие у него ценностей. И после этого султан сместил правителя с должности».

Деловая репутация малийских правителей в глазах арабских купцов была очень высока. Ради нее манса не задумываясь принес в жертву такую влиятельную фигуру, как наместник целой области. Известно, правда, что иногда арабские купцы злоупотребляли добрым отношением малийских государей. Один малийский вельможа рассказал Ибн Баттуте, что великий манса Муса однажды подарил арабскому кадию по имени ад-Дуккали 4000 мискалей золота. Спустя некоторое время шейх заявил мансе, что кто-то украл у него золото. Государь тут же велел начать расследование, не подозревая, что его гость мошенничает. Шейх зарыл в землю свое богатство и надеялся, что манса выплатит компенсацию за потерю. Поиски вора оказались безрезультатными: в этой стране вообще нет воровства. Но чуть позднее обман все-таки раскрылся, золото извлекли из тайника, а бесчестного кадия манса с позором выслал из страны…

Из Уалаты Ибн Баттута решил ехать в Тимбукту, одну из столиц государства Мали. Из-за полнейшей безопасности дороги не было нужды следовать с караваном, и он отправился в путь с тремя спутниками, предварительно наняв опытного проводника.

«Когда кто-нибудь из жителей путешествует, - писал Ибн Баттута, - за ним следуют его рабы и невольницы, несущие его циновки (для постели) и посуду, из которой он ест и пьет, а эта посуда сделана из тыкв. Путешествующий по этой стране не везет с собой ни продовольствия в дорогу, ни приправ, ни динаров, ни дирхемов. Везет он только куски соли, стеклянные украшения, которые люди именуют ан-назм, и некоторые ароматические вещества. Из последних жители более всего бывают рады гвоздике, мастичной смоле и тарасганту, а это их благовоние. Когда путешественник прибывает в какое-нибудь селение черных, женщины выносят просо, молоко, кур, муку из пальмовой сердцевины, рис, фонио (а оно подобно зерну горчицы, из него приготовляют похлебку) и фасолевую муку. Из этих вещей у них покупают то, что путнику понравится».

28 июля 1352 года Ибн Баттута прибыл в Тимбукту и сразу отправился в арабо-берберский квартал, где его давний знакомец Мухаммед ибн аль-Факих заранее снял для него дом. Очевидно, благодаря его протекции Ибя Баттута был сразу же принят дугой, высшим чиновником в малийской дворцовой иерархии. Ибн Баттута называет его переводчиком, но это неверно; на самом деле дуга был царским гриотом, посредником между государем и его подданными. Древний обычай малинке запрещал мансе вступать в прямые контакты с окружающими его людьми, и если кто-либо хотел обратиться к нему с жалобой или просьбой, он должен был изложить суть дела гриоту, а уж тот доводил это до мансы и передавал его ответ просителю. В обязанности дуги входило также доводить до подданных речи государя и его распоряжения, а в дни празднеств петь в честь мансы хвалебные гимны. Царский гриот был настолько могущественной фигурой, что сам манса считал за благо время от времени делать ему дорогие подарки, не говоря уже о высших сановниках и нотаблях, которым это попросту вменялось в обязанность.