Золотой дикобраз - Мюриел Болтон

Она очень ревновала Людовика к регентше и никогда к его законной жене. Последняя для нее была лишь смутной тенью, досадным препятствием, а не женщиной.

«Все дело в том, что я еще слишком молода, — думала она. — Будь я хоть на год старше, я бы знала, как заставить его забыть эту лису. Он бы ее быстро забыл. А сейчас он считает меня ребенком. О, если бы он не был женат на этой убогой, мы могли бы уже сейчас пожениться, и он бы увидел тогда, какой я ребенок. Стоило бы ему только поцеловать меня…» Она поглядела сквозь полусомкнутые ресницы на его крепкие руки, сжимающие камень, на его пальцы, и ей стало тепло от этих мыслей. В них не было никаких слов, в этих мыслях, только чувства, одни чувства.

Зима заставила французов снять осаду. Армия Анны возвратилась во Францию, оставив во многих местах Бретани свои войска. Людовик тоже покинул Нант, надеясь освободить со своими людьми эти города. Зимняя кампания прошла почти успешно. Неприятель не ожидал его появления зимой. Людовику удалось отбить три больших и несколько малых городов. Это породило у герцога Франциска новые надежды, что весной удастся отстоять независимость Бретани и, может быть, Людовик получит наконец развод. Но пришла весна, и Анна послала в Нант еще большую армию под командованием молодого, но уже широко известного военного гения двадцатидевятилетнего Людовика де Ла Тремоя.

Он вышел в апреле, двигаясь прямо к Нанту, как кегли сшибая на своем пути все бретонские города.

Людовик со своим войском тоже двигался, и не зная этого, прямо на Ла Тремоя. Бретонская армия покинула Нант, рассчитывая внезапно атаковать королевские войска у города Сент-Обен-дю-Кормье, который они намеревались отбить у французов. Вообще-то это была не армия, а лоскутное одеяло — бретонские, английские, французские мятежники, восставшие против регентши, наваррские и германские наемники. У каждой группы был свой предводитель, со своим личным мнением насчет стратегии и тактики в этой кампании. Под командованием Людовика находились бретонские уланы и остатки французских мятежников. Большая часть бретонского войска была с угрюмым д’Альбре, который все еще не решил, стоит ли ему ввязываться в это дело или нет. Во главе наваррцев стоял близкий друг герцога Франциска Маршаль де Рью, небольшой группой англичан командовал лорд Скейлз, и наконец германскими повстанцами, насчитывающими восемьсот всадников, командовал герцог Оранжский.

После длительных споров и пререканий эта армия начала двигаться вперед. Разумеется, вразброд и в беспорядке. Людовик, который двигался в первых рядах, успел помахать на прощание милой девушке и ее отцу. Анна-Мария с самоуверенностью, свойственной юности, ожидала только скорого триумфального возвращения своего любимого. Никаких иных поворотов она не допускала. Герцог Франциск, конечно, надеялся на Людовика, но он бывал в переделках (и не раз) и знал, что перед сражением каждый уверен в победе, а вот что будет после… И Людовик тоже предупреждал, что самый короткий путь к поражению — это разделить армию на части, и чтоб каждой частью командовал свой полководец.

Среди провожающих находился и мрачный Макс. Ему пришлось расстаться со своим солдатским мундиром. Людовик строго приказал ему оставаться в Нанте и ждать там его возвращения, потому что, как выразился Дюнуа, «солдат из Макса такой же, как и камердинер, только наоборот».

Медленно двигаясь и пререкаясь буквально на каждом шагу, отдельные группировки наконец-то сблизились. Первое серьезное предупреждение они получили сразу же после встречи с двумя форпостами французов. Во время столкновения нескольким всадникам пришлось, быстро передвигаясь от группы к группе, согласовывать действия. Там, где Ла Тремой одним своим словом решал все вопросы, бретонские предводители по часу (а то и больше) спорили друг с другом.

— Надо отступить, — настаивал д’Альбре, — отступить в Нант, пока еще есть время.

Людовик нетерпеливо восклицал:

— Уже поздно. Они нас настигнут с тыла и разгромят в клочья. Надо атаковать, пока они еще полностью не сгруппировались.

— Да, — соглашался де Рью, и кивали головами д’Оранж и Скейлз, — единственная надежда на быструю стремительную атаку.

Д’Альбре своим людям отдать приказ отказался. Дюнуа, стоявший рядом с ним, мрачно произнес:

— Тебе что, регентша заплатила, чтобы ты держал нас здесь, пока продвигается Ла Тремой?

На что д’Альбре заорал во все горло, да так, что было слышно почти всем воинам в первых рядах:

— Очень страшное обвинение ты тут выдвигаешь против меня. По-моему, каждому известно, что вы, орлеанцы, давно готовы заключить с регентшей сепаратный мир! Вот так вот! И как только начнется заварушка, вы нас тут же предадите!

Ропот поднялся в рядах воинов. Из уст в уста все передавали этот слух, который только что пустил д’Альбре. В конце концов все бретонское войско превратилось вскоре в бушующий океан. Возмущенные воины выкрикивали, что Дюнуа только что вернулся из Франции, что орлеанцы — это французы и с армией регентши воевать не будут. Все это и без того витало в воздухе, и д’Альбре достаточно было в эту сухую солому только бросить искру.

Людовик не стал ничего отвечать д’Альбре, не захотел терять драгоценного времени. Он спешился с коня и, хлопнув его по крупу, приказал бежать вперед. Удивленный конь проскакал на некоторое расстояние по дороге, а Людовик пешком прошел к передним рядам бретонцев и закричал, силясь перекрыть шум:

— Это ложь, наглая ложь! В этом сражении я буду с вами, и те, кто не хочет быть поверженным наземь, прежде чем нанесет за своего герцога и свое отечество хотя бы один удар, тем лучше идти за мной! А те из вас, кто желал бы получить копье в спину, следуйте за д’Альбре!

Вновь поднялась суматоха, но Людовик не стал ждать, как распределятся симпатии воинов. Он отдал приказ:

— Вперед! С нами Бог и справедливость! Вперед!

И он пошел вперед. Дюнуа тоже спешился и пошел рядом с ним. Они шли так, как будто за ними идет целая армия. Немного спустя Людовик оглянулся, и сердце его упало. Почти половина бретонской армии начала отступать с д’Альбре.

Он тут же приказал остановиться и подготовиться к бою. Германские всадники начали рассредоточиваться вдоль поля брани, к ним присоединилась немногочисленная кавалерия мятежных французов. Но, прежде чем все было готово, атаковал Ла Тремой. Его тяжело вооруженные всадники бешено мчались с копьями наперевес. Они смели переднюю линию германцев и отделили их от задних рядов. Одновременно они атаковали и с флангов. Часть воинов Ла Тремоя начали преследовать отступающую армию д’Альбре. Ошеломленные натиском бретонцы, расчлененные на мелкие группки, гибли, пронзенные копьями, а Людовик, Дюнуа и герцог д’Оранж, пешие, беспомощные, пытались сражаться среди этой мешанины.