Как убивали СССР. Кто стал миллиардером - Андрей Савельев

Крах российской экономики в 90-х годах XX века, как теперь мы можем точно утверждать, обусловлен двумя главными факторами: во-первых, недееспособностью коммунистической партноменклатуры владеть страной как целостным социально-политическим и экономическим образованием (отчего произошла конвертация власти в собственность, а также расчленение страны); во-вторых, прямым заговором глобализировавшейся части этой номенклатуры (включая привилегированные научные кадры), имевшей целью получить статус в мировой политической и экономической элите (отсюда предательство спецслужб, «козыревщина» и прямой обман народа).

Уверенность в такого рода утверждениях появляется не только благодаря опыту прошедших лет и множеству частных наблюдений, дающих возможность делать косвенные выводы. Авторы либеральных реформ с годами стали цинично откровенными, почувствовав, что им не грозят ни репрессии и реквизиции, ни даже общественное порицание. Одним из рекордсменов циничной откровенности стал один из сподвижников Чубайса экономист Виталий Найшуль, решивший в 2004 году поделиться с публикой своими соображениями о генезисе либеральных реформаторов. Этот ультралиберал, приправляющий свои суждения философскими отвлечениями в пользу сильного государства, обнародовал данные о том заговоре, который гнездился в различных структурах партхозноменклатуры. Фактически, горбачевская перестройка прикрыла назревающий мятеж, продуманный до деталей.

По утверждению Найшуля, у заговора было три идеологических куста, которые собрались в пучок уже в 1987 году, но оформились еще в 70-х годах, консолидировавшись на общем представлении о недееспособности проводимой экономической политики и ненависти к собственной стране. В состав коалиции заговорщиков вошли московско-питерский куст во главе с Гайдаром, Чубайсом и Кохом; новосибирский куст во главе с Симоном Кордонским, Широниным и Петром Авеном; третий куст, базировавшийся в Экономическом институте при Госплане, возглавил сам Найшуль. Гнезда заговора были вовсе не самодеятельными, а вполне известными начальству, уже прикидывавшему, как ему повторить для себя высокие стандарты потребления за счет отбрасывания выхолощенной и изжившей себя коммунистической идеи. Не случайно в 1989 году Чубайс легко получил разрешение выехать в Австрию, где он встретился на конференции с Гайдаром, Авеном, Кагаловским. Последний, кстати, еще тогда высказал идею о проведении реформ в каждой из союзных республик отдельно. В принятой тогда совместной декларации говорилось, что реформы невозможны, если СССР сохранится. Но еще за два года до того «кубло» обсуждало разрушение страны. Тогда же в качестве начала уже планировалась массовая остановка и перепрофилирование производств.

Найшуль прямиком пишет, что мировоззрение этих групп сформировалось во время поездок на Запад. Причем кругозор ее членов был крайне ограничен, выхватывая из западной экономической науки только «вершки» – стародавние высказывания фон Хайека и фон Мизеса. Найшуль говорит: «Мы сделали все по учебникам. Кстати, это было головное направление мысли в 91-м году – никаких собственных путей. Все делаем, как в учебнике написано». Продумывания будущих реформ просто не было – оказалась сформирована только идеологическая догма, время распада которой должно было быть достаточным, чтобы разрушить и ограбить страну. В деталях продумывался мятеж, но не реформы. Найшуль саморазоблачается: «Мы честно играли в западную политическую систему до 93 года, а с 93 года мы начинаем ее использовать как ширму».

Найшуль и его коллеги, вышедшие из праздношатающейся и безответственной «золотой молодежи», брошенной на укрепление экономических структур государства, но занятой совершенно иными делами, имели возможности верно оценить причины кризиса экономический системы. Они обнаружили, что упорное следование планам непродуктивно, с планированием система не справляется, Госплану приходится все снова и снова пересчитывать. Ясно, что речь должна была идти о децентрализации, по крайней мере, планирования. И люди «со свободной головой» (как характеризовал своих соратников В. Найшуль) придумали, что радикальным средством полного разрушения иерархии управления экономикой станут свободные цены. Они ждали момента, когда эту свободу можно будет ввести декларацией. И не желали даже в мечтах предположить, что масштабное распространение персональных компьютеров могло бы сделать любое планирование вполне возможным – оставалось лишь выбрать модель такого планирования.

Уже в середине 80-х годов российская промышленность была готова выпускать в массовом порядке отечественные модели персоналок. Но госплановских скептиков, среди которых гнездился заговор, ничто подобное не интересовало. Они искали мифическую модель саморегулирующейся экономики, в которой места для государства и рационального ведения хозяйства страны не было.

Второй вывод праздных коллег Найшуля по заговору состоял в том, что в стране уже действует административный рынок, а все управление строится на отношениях торговли как между неподчиненными друг другу субъектами, так и между подчиненными. Это наследие хрущевских реформ считалось в кружке заговорщиков большим завоеванием, подготовившим реформы Гайдара. Найшуль прямо говорит, что эта система полностью разрушила государственность. Точнее было бы сказать, что в стране, под прикрытием коммунистической пропаганды, производство социального капитала было заменено базарными отношениями «ты – мне, я – тебе», неформально признанными как общая норма поведения.

Найшуль заявил, что Гайдар себя поначалу к либералам не причислял, говоря на одном языке с коммунистами горбачевской выделки – на языке правых социалистов. Гайдар просто улучшал социализм. До той степени, пока он не стал либерализмом. Никакой четкой границы тут просто не существует. Гайдар, как говорит Найшуль, лишь «оденежил» то, что ранее подготовили коммунисты, опираясь на одну из ветвей европейского Просвещения.

Составившие идеологию заговора твердо поняли, что болезнь системы смертельна, и потирали руки, предвкушая славу могильщиков мощнейшей в мире страны. И затаились, выжидая своего часа. Причем вполне сознательно рассчитывая на административный ресурс, коим владели изменники внутри компартии. Они понимали, что система сама должна родить человека типа Ельцина и принять его как глашатая анархической справедливости. Они заранее считали, что хозрасчет, аренда и прочее – только временные меры, оттягивающие смерть системы. Оживлять систему и спасать страну они не намеревались.

Теперь Найшуль прямо говорит, что все это в Госплане считалось «туфтой» и «чепухой». Его единомышленники-празднодумцы знали, что только тотальное разрушение экономики позволит их группе и подобным же праздным мозгоблудам выйти на ключевые политические и экономические позиции, и ждали, пока не дождались Ельцина. Ельцина они встретили уже полностью сформированной командой, которая и стала идеологическим штабом мятежа, вталкивающим в скудный мозг Ельцина новые идеологические догмы, списанные со старых коммунистических и предназначенные к тому же – к заведению страны в тупик ради частного обогащения или ради эксперимента по внедрению утопии с заведомо провальным результатом.

Третий вывод Найшуль со своими соратниками почерпнули из риторики Пиночета – государство должно полностью исключить себя из экономики, дать зарабатывать прибыль только в результате обслуживания друг друга экономическими субъектами Ясно, что все это была только риторика. В действительности государство меняло власть на собственность, оставляя в тылах нового олигархического класса агентуру, действующую в госаппарате. Без коррупции содержать эту агентуру невозможно. Соответственно, за кулисами либерально-бюрократического мятежа коррупция предполагалась как естественный механизм монополизации рынков, подавления политических противников и самодеятельных предпринимателей, создававших производства «с нуля». Именно поэтому рывок Путина в 2000 году полностью захлебнулся – госаппарат оказался тотально коррумпированным. Отношения «ты – мне, я – тебе» «оденежились» благодаря Гайдару.

Четвертый вывод, следующий из поставленной празднодумцами задачи вписаться в мировую элиту, состоял в том, что границы государства должны быть взломаны. Один из инструментов этого взлома – разрушение государства как такового. Через неустоявшиеся новые границы (приватизированные в транспортных узлах) в страну должны были хлынуть колониальные товары и умертвить все, что не могло конкурировать с тотальным демпингом. Умерщвленные предприятия затем скупались за бесценок, а потом поднимались за счет очагового восстановления таможенного регулирования и перепрофилирования на выпуск аналогов зарубежного ширпотреба. Наукоемкие предприятия становились жертвой. Всё, чем страна была славна и что обеспечивало ее перспективу в технологической конкуренции с Западом, пошло под нож.