Всей землей володеть - Олег Игоревич Яковлев

поздно честолюбивый и вероломный черниговский князь? Отец же, понимая, в сколь рискованное, ненадёжное дело впутался, разумно решил проявлять осторожность. Вот и просил он Владимира не спешить.

«Вдруг из Святославовой затеи ничего не выгорит, — наверное, размышлял он. — Тогда пусть же и отвечает за содеянное черниговский князь, и только он один, ибо, захотев больше власти, преступил Ярославов ряд и измыслил лихое дело.

Конечно, — рассуждал Владимир, — отец думает и делает всё ради своего и сыновнего блага, хочет, чтобы при неудаче они остались в стороне, а может, и переметнулись бы на сторону более сильного. Но если верх возьмёт Изяслав, то ведь согласиться с этим — значит, поступиться совестью! Ибо не такой великий князь Руси надобен! Не тот, который, спиной собственного сына прикрываясь, учинил в стольном граде бойню, который трусливо отказался в час беды вооружить люд против половцев, который не сумел окоротить распустившееся боярство и лихоимцев-тиунов!

Но коли станешь супротив него, когда он в силе — то и сам сгинешь зазря, бесцельно, так ничего и не сделав ради блага земли своей, и прольёшь кровь многих невинных».

«Господь не простит нам и лишней капли!» — вспомнились слова, сказанные много лет назад князем Всеволодом.

Ну а Святослав? Во многом ли превосходит он Изяслава? Ведь — знает Владимир — алчен он, жаден до власти, до славы, себялюбив сверх всякой меры. Вон как тогда, под Альтой, увёл рать.

Пусть так, но у него есть воля, сила, его будут слушать, уважать, бояться — и бояре, и смерды, и купцы. Установится на Руси твёрдый порядок, какого нынче нет и в помине. И их с отцом зауважают, если они станут за Святослава. Они удержат его от безрассудства, одёрнут, если надо, и вместе свершат в грядущем немало нужных и добрых дел.

Владимир усвоил истину: князь, человек державный, должен в первую голову иметь заботу о благе государства, но забота эта всегда бывает неотделима от стремления обеспечить себе твёрдое, прочное положение в нём. Без сего любое благое пожелание только пожеланием и останется, а всякое задуманное доброе деяние обратится в прах, ибо не будет сил свершить хоть что-нибудь значительное.

Нужно уметь лукавить, особенно если знаешь, что слаб покуда, что не имеешь власти, поддержки. Идти прямо, напролом, невзирая на обстоятельства, презирая лукавства — глупо, то хорошо для человека простого, далёкого от державных забот; князь же должен уметь со тщанием выверять каждый свой шаг. Иначе натворишь невесть чего, и ни себе, ни людям не принесёшь никакой пользы.

Но поступиться совестью, честью?! А что совесть и честь в сравнении с жизнью и смертью великого множества людей, которых Бог поручил князю, как овец пастырю?! Выходит, ради мирного устроения земли иной раз, бывает, и преступить клятву — меньший грех, нежели слепо следовать ей?!

Постепенно, по ходу пути Владимир отвлёкся от размышлений о власти, киевском столе и судьбах Руси. По-иному не могло и быть: не столько осторожности ради не торопился он сейчас в Смоленск.

Долгая дорога должна была, думал молодой князь, как-то освежить его мысли и заставить забыть о Роксане. Однако стоило ему лишь сомкнуть веки, как пред взором его возникал любимый образ и светился нежным голубоватым сиянием. Могучие зеленеющие дубы, синяя гладь реки, чистый воздух наводили на него грусть и тоску, в горле ощущался неприятный ком, а на глазах порою проступали слёзы. Стараясь скрыть нахлынувшие чувства от воинов, Владимир с силой сжимал уста.

Справедливо ли, что Роксана выбрала Глеба? Почему именно его? Чем он лучше других? Отчего красавицы любят таких, как он, — безоглядных, лихих, смелых? Ответы на бесчисленные вопросы молодой князь отыскать был не в силах...

Глава 60

ШАГ ЗА ШАГОМ

Наскоро собрав дружины, Святослав и Всеволод перешли Днепр и разбили лагерь под Киевом, в княжеском селе Берестово.

— Надоть послать к Изяславу. Грамоту напишем, дабы убирался он из Киева, — обратился к младшему брату Святослав, когда они уединились в походном шатре.

— Думаешь, уступит? — засомневался Всеволод.

— А куда он денется, брате? На кого ему нынче в Киеве полагаться? Бояре — не хощут его, видят, что не может оберечь он их от людского гнева. Людины, ремественники — тож Изяслава невзлюбили опосля того побоища. Митрополит — за меня станет, ему уж грамота и дары посланы.

— А ряд отцов, думаешь, забудут все враз? — Всеволод и сам не знал, что задел сейчас Святославово больное место.

Черниговский князь отвёл взор и уныло передёрнул плечами. Вспомнилась вдруг ему горница в Вышгороде, крест в руках Илариона и данная ими клятва, которой тогда не придал он особого значения. Но вот теперь... Подумалось с внезапным ужасом: нешто губит он душу свою?! Что ж делать? Уйти, воротиться в Чернигов, покаяться? Нет! Поздно, негоже отступать! Да и не поймут! Руси сильный князь надобен, не малодушный Изяслав, и потому Всевышний, конечно же, простит ему творимое. Нечего предаваться ненужным сомнениям!

Святослав отогнал бередящие ум тревожные мысли, решительно расправил крутые плечи, позвал писца и продиктовал ему послание, состоящее всего из трёх слов: «Выезжай с Киева».

...Ответа братья ждали весь следующий день. Лишь вечером, когда уже начали сгущаться сумерки, а на восточной тёмной стороне небосвода вспыхивали яркими искрами одна за другой далёкие зарницы, к лагерю причалила ладья.

Сидевший на вёслах дружинник в панцирной броне и шишаке зычно выкрикнул:

— Князь Изяслав съехал с Киева!

На берег ступил старый, седой, как лунь, боярин Чудин.

Святослав, сгорая от нетерпения, не выдержал и бросился ему навстречу.

— Ну?! Что?! — вопрошал он. Очи его горели огнём радостного возбуждения.

— Как токмо сведал князь Изяслав, что вы в Берестове стали, дружины совокупив, испужался вельми, — принялся рассказывать Чудин. — Тут вдобавок ещё весть пришла, будто на подмогу вам Глеб с новогородцами идёт. Суматоха в тереме княжом поднялась, повелел князь Изяслав сложить добро своё в обозы и с сынами обоими да со княгинею вместях в ляхи утёк. Бояре и народ киевский, о том сведав, послали к тебе, княже, и велели сказать: «Ступай на стол отцовский и дедовский».

Обрадованный, Святослав горячо расцеловал равнодушно выслушавшего весть о бегстве Изяслава Всеволода.

— Ужель без крови?! Не верую ушам своим! Уступил! Уступил! — восторженно шептал он. — Видишь, брат, напрасны страхи твои были. Не поминают боле люди ряд отцов.

Ещё до конца не осознав, что то, к