Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции «Цитадель». 1943 - Петр Букейханов

Относительно возможностей фронтовой и армейской разведки маршал Жуков отмечает[666], что Ставка и Генеральный штаб ошибочно считали северную ударную группировку противника более сильной, чем южная. При этом по состоянию на 21 апреля 1943 года командование Воронежского фронта насчитывало в составе войск противника в районе Белгорода до двадцати пехотных и одиннадцать танковых дивизий[667], что совершенно не отвечало реальной обстановке. Маршал Конев свидетельствует[668], что на Воронежском фронте все-таки ожидали вспомогательного удара из района западнее Волчанска на Новый Оскол (там, где немцы инсценировали подготовку к наступлению на Купянск), поэтому дополнительно усилили оборону в полосе 7-й гвардейской армии. В соответствии с указаниями Генерального штаба Красной армии Юго-Западный фронт в мае и июне укреплял оборону на участке от Волчанска до Изюма, расположив во втором эшелоне по берегу реки Оскол соединения 8-й гвардейской армии, которые готовились нанести контрудары в северо-западном направлении – от Купянска на Волчанск и Чугуев, а также на юго-запад, в сторону Изюма и переправ через Северский Донец, препятствуя, таким образом, окружению войск фронта по плану германской операции «Пантера»[669].

Тем не менее мероприятия германского командования по маскировке районов сосредоточения ударных группировок и попытки дезинформировать противника фальшивым маневрированием были в целом разоблачены с помощью многочисленной агентуры из числа местных жителей (в особенности детей и подростков) и «партизан»[670]. Задержки с началом операции «Цитадель» позволили советской стороне специально организовать широкий сбор разведывательной информации из различных источников. Вместе с тем оперативное командование вермахта знало о хорошо поставленной разведке русских и считало, что ввести противника в заблуждение возможно только с помощью тактической внезапности[671].

Поэтому недостаток сил и средств германское командование стремилось компенсировать не только за счет применения новой техники, но также с помощью всестороннего повышения боевой подготовленности солдат и офицеров – в период подготовки к операции проходили интенсивные учения и тренировки, где отрабатывались наступательные действия на местности и взаимодействие родов войск[672].

По свидетельству генерала Типпельскирха[673], многочисленные соединения, в том числе все танковые и немало пехотных дивизий, были отведены в тыл и обучались почти как в мирное время; более того, даже находившиеся на фронте дивизии благодаря великодушным мероприятиям командования имели возможность отводить свои подразделения и даже целые части на отдых и обучать их ведению боя во взаимодействии с другими родами войск.

Части, находящиеся на фронте, отводили в тыл поочередно до одной трети сил для организации полковых боевых групп и их обучения в прифронтовой зоне, причем полевые учения велись с использованием боевых огнеприпасов, устраивались специальные тренировки по наведению мостов, обнаружению и снятию минных заграждений на захваченных у русских минных полях, солдаты «обкатывались» танками[674] (одновременно с другой стороны линии фронта велось обучение советских войск – стрелковые части первого эшелона ежедневно поротно отводились в тыл для занятий на специально оборудованных учебных полях, расположенных в 6–7 км от переднего края обороны, а части вторых эшелонов проводили обучение в районах постоянного расположения, тренируясь в ведении огня из ручного оружия и противотанковых средств пехоты, отражении танковой атаки противника, проведении контратаки против следующей за танками и вклинившейся в оборону пехоты противника, отходе и занятии промежуточного оборонительного рубежа или отсечной позиции, продолжении боя в окружении[675]).

В качестве оперативно-тактической подготовки в германской армии проводились инструктажи и совещания командиров ударных групп с участием командиров приданных подразделений и подразделений поддержки, на которых отрабатывались все тонкости взаимодействия. Генерал Раус отмечает, что личное обсуждение всех вопросов в ходе таких совещаний позволяло свести к минимуму недопонимание и трения внутри командного состава полкового и батальонного уровня[676]. Периодически организовывались штабные игры.

Планы огня и взаимодействие между пехотой и артиллерией тщательно разрабатывались с учетом данных аэрофотосъемки, в ходе которой была ориентировочно раскрыта общая глубина тактической зоны советской обороны (три полосы укреплений глубиной до 40 километров), а также по возможности детализированы расположение и особенности оборонительных позиций на конкретных участках местности: позиции на обратных склонах, запасные позиции, ложные позиции, основные и запасные артиллерийские позиции, укрытые позиции бронетехники, минные поля[677].

Генерал Теодор Буссе отмечает[678], что за время до наступления уровень подготовки и морального духа войск, выбранных для участия в операции, а также их техническое оснащение достигли показателей, которых еще не было за всю кампанию в России.

Начальник штаба 4-й танковой армии генерал Фридрих Фангор указывает[679], что в апреле танковые и моторизованные соединения 3-го и 48-го танковых корпусов и 2-го танкового корпуса СС были выведены в тыл, в районы севернее и южнее Харькова и юго-западнее Ахтырки, для переформирования и боевой подготовки. Благодаря этому опытные дивизии двух танковых корпусов, вошедших в состав 4-й танковой армии, снова были приведены в превосходное состояние в отношении укомплектованности личным составом, вооружением, боевой техникой и подготовленности к предстоящим действиям. Вместе с тем по состоянию боевого духа пехотинцы 52-го армейского корпуса, несомненно, уступали солдатам танковых войск. Постоянное пребывание 57, 255, 332 и 167-й пехотных дивизий на линии фронта привело к острой необходимости в их отдыхе и пополнении, а переформирование пехоты, по сравнению с танковыми корпусами, оставалось на плохом, фрагментарном уровне. Состояние этих четырех пехотных дивизий непосредственно перед развертыванием войск для сражения было только «удовлетворительным».

Георг Гребен указывает[680], что пехотные дивизии группы армий «Центр», предназначенные для того, чтобы возглавить наступление, имели в своих рядах закаленных ветеранов, которые прошли испытания и показали себя во многих решающих сражениях с самого начала Русской кампании. Однако в начале весны эти соединения прошли реорганизацию в тыловых районах, пополнив свои ряды новыми солдатами и, до некоторой степени, получив новое вооружение и снаряжение. Поэтому, несмотря на определенное количество опытных солдат, в организации им совершенно не хватало боевого опыта и, если быть более точным, опыта наступления на сильно укрепленную систему обороны. В связи с этим представлялось крайне необходимым, чтобы личный состав дивизий получил данного рода подготовку до предстоявшей операции. Тщательно спланированная, с хорошим управлением и дисциплиной, такая тренировка требовала по крайней мере четырех недель. Генерал Модель неустанно настаивал на подготовке солдат к наступлению, поскольку 9-я армия должна была иметь в своем распоряжении эффективную ударную силу. Весной 1943 года 9-я и 2-я танковая армии организовали ряд контрпартизанских операций, к проведению которых привлекались отдельные части нескольких дивизий 9-й армии, снятые с фронта, хотя вряд ли их солдаты действительно получили хорошую подготовку за время этой «войны в кустах». Приобретенный ими опыт не являлся достаточным для подготовки к боям, которые предстояло вести на открытой местности, штурмуя хорошо подготовленные позиции русских.

Например, численность боевого состава 18-й танковой дивизии за время подготовки к наступлению была увеличена почти на треть, с 3906 до 5432 солдат и офицеров, которые участвовали в контрпартизанской операции «Цыганский барон», но командир дивизии генерал Карл Шлибен (Karl Schlieben) впоследствии отмечал, что при наступлении на Курск целые роты в панике бежали в тыл, услышав шум вражеских танков[681].

С учетом оценки Фангора и приведенных выше сведений о боеготовности 9-й армии группы «Центр» состояние пехотных дивизий северной ударной группировки, по-видимому, было также только удовлетворительным, причем они остались еще и недоукомплектованы личным составом. Касаясь бронетанковых соединений, каждая из танковых дивизий 9-й армии располагала только одним танковым батальоном, следовательно, по ударной силе эти соединения были эквивалентны моторизованным дивизиям[682]. Таким образом, приведенная выше оптимистическая оценка генерала Буссе по поводу подготовленности к наступлению, вероятно, относится исключительно к ударным танковым дивизиям группы армий «Юг».