Вспышка. Том 1, 2 - Игорь Хорс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А где они жили? — спросил я.
— Они жили под деревом, за кустами, недалеко от дома. Но это Фокс. Зимой, когда он был еще один, перебирался к ним в подвал, спал на старом куске поролона. Потом, когда появилась подруга, первые дети, они уходили в лес, лишь изредка появлялись.
— Это вы про американского снежного человека говорите?
— Да, про него.
— А про нашего, который сбежал, что-то можете рассказать? Меня сейчас больше он интересует, а не иностранные дикие люди.
— Ну, много чего, — немного обиделся Запольский. — Что вас конкретно интересует?
— Если конкретно, то все, — сказал я. — Как он жил, чем питался. Ну и так далее.
— Ладно, расскажу все, что знаю, — нехотя согласился Запольский. — Только вот… э, я вам мешать не буду?
— Нет, я другими чувствами работаю, уши у меня свободны.
Профессор посмотрел на меня недоверчиво, продолжил.
— Некоторое время мы жили в деревне, недалеко от того места, где были обнаружены следы зверя…
Я перебил профессора.
— Может, его как-то по другому называть, например просто «дикий человек»?
Профессор сморщился, но согласился.
— Хорошо. Так будет правильнее, наверное. По нашим немногочисленным исследованиям, он все же больше человек, тут я с вами согласен. Хоть и дикий. Так вот, на чем я остановился? Ах, да. Нам с трудом, но все-таки удалось местных об этих людях расспросить. Не знаю, был ли наш зверь, э, простите, дикий человек в том числе, про них люди, хоть и нехотя, осторожно, но рассказали и довольно много интересных вещей. Например, что они умеют разговаривать.
— Разговаривать?
— Ну, не совсем так, как мы, конечно. Но, если они долго общаются с людьми, то имеют словарь около двухсот слов местного языка, в нашем случае это коми-пермяцкий. Сам не слышал, не довелось, а местные говорят, что слова у них получаются гортанные и растянутые. При этом используют диалекты давно забытых и даже исчезнувших народностей, обитавших в этой местности. Но вообще, необходимости особой в языке у них нет, потому что они, например, между собой общаются телепатически. И даже иногда с обычными людьми. Между собой же они чаще пользуются вообще простым набором звуков, как большинство развитых животных, таких, как обезьяны, например.
— А для чего им язык? Они что, так много с местным народом разговаривают? Ведь, в принципе, современный человек тоже вполне обходится этими же двумя сотнями слов.
— Это точно, — засмеялся профессор. — Особенно подростки. И словарь у них свой, даже иногда непонятно, о чем говорят!
Я остановился, профессор, задумчиво идущий следом, уткнулся мне в спину.
— Что такое? — спросил он.
— Нет, ничего, — ответил я. — Ниточку потерял сначала, потом нашел. Да вы продолжайте.
— Да, — сказал справа Глеб. — Только погромче! Очень интересно!
— Ну, ладно, — согласился профессор. — Так вот, о языке. Я так думаю, что они все же желают этого контакта, потому что жизнь-то у них — не сахар. Иногда и пожрать даже нечего.
— Да, кстати, а чего они едят-то? — опять спросил Глеб.
— Едят? — профессор задумчиво посмотрел на него. — Вот есть такое изречение: «Скажи, что ты ешь — и я скажу, кто ты». Слышали?
— Ну, слышали, — ответил Глеб.
— В общем, от того рациона, что они предпочитают, я все же склонен сделать вывод, что они больше животные. Потому что очень любят сухой собачий корм, фрукты. А еще вы знаете, часто осенью они приходят к людям и просто нагло и агрессивно требуют еду!
— Как это «нагло»? — спросил Глеб. — Прямо приходят и говорят: «Жрать давайте, люди!»
— Ну, я не знаю как именно, сам не слышал. Но так говорят местные. А еще они нападают на домашних животных — телят там всяких, овец. Я так думаю, леса наши пустеют, животных все меньше, а перед зимой им жир нужно наедать для тепла. Но, что интересно, едят только внутренности — легкие, печень, почки, сердце и так далее. Остальное просто оставляют, отчего людям потом приходится закапывать за ними гниющие трупы.
— Ни фига себе гурманы! — изумился Глеб.
— И как же он ладил с людьми? — спросил я. — Вообще, как они к людям относятся?
Запольский тяжело вздохнул, эта часть рассказа ему, видимо, не очень приятна. Но все же ответил.
— Людей они называют «маленькими злыми человечками». Вообще, люди рассказывали о них неохотно, мало, скупо. Несмотря ни на что, они считают их почти что дальними родственниками человека, просто немного одичавших лесных братьев. Причем, скорее всего старших. И они предостерегают любопытствующих, не хотят, чтобы лесных людей тревожили. Да, а люди называют их в России в разных местах по разному. То Хозяином леса, то Антошкой, то Диким человеком.
— А почему у нас об этих антошках так мало знают? — спросил Глеб. — У нас их что, меньше, чем в той же Америке?
— Вы знаете, — терпеливо объясняет Запольский. — Больше всего известно о бигфуте и йети в Америке и других странах потому, что ученые, любители и простые люди там активно им интересуются, много клубов всяких, энтузиастов. Это же как реклама. Само собой, это вовсе не означает, что в других странах их нет. В том числе и в богатой глухими лесами России. Ах да, — оживился профессор. — Вы наверное и не знали, что в середине ХХ века правительством тогда еще Советского Союза во главе с Хрущевым была спонсирована экспедиция на Памир, по значимости приравненная к полетам в космос. Хрущев сказал, что если и есть снежный человек, а тогда о нем очень много говорилось и писалось, то он должен быть советским. Контроль за экспедицией был на высочайшем уровне, равно как и снабжение. Докладывали аж чуть ли не самому Хрущеву!
— И что же!? — я даже остановился. Услышать такие сенсационные известия.
Запольский улыбнулся, видя мою реакцию.
— Очень обидно, — сказал он, — но найти снежного человека так и не смогли, хотя попадалось много следов и других доказательств его существования. Связано это помимо какой-то природной неуловимости снежного человека, еще и с плохой организацией, ведь возглавлять экспедицию
