Остров погибших кораблей. Последний человек из Атлантиды. Небесный гость (сборник) - Александр Беляев

– Изумительно! Прекрасно! Бесподобно! – продолжал восхищаться Тюменев.

Жмуря глаза, к Тюменеву подошли Архимед и Савич.

– Это что такое? – воскликнул Архимед. – Как это понять? Глядите, дядюшка. Два солнца светят и греют вовсю, жара тропическая, а наш лист-самолет и не думает взлетать. Почему?

– Потому что он вянет. И сеном прелым от него пахнет, чувствуете? Я думаю, что и вчера мы опустились совсем не оттого, что лист намок и охладился, а потому, что он начал вянуть. Я смотрел на другие листья леса. Они ночью и не думали опускаться. Этот лист мы отрубили от стебля, он стал вянуть, эластичность и напружиненность его клеток ослабли, клетки стали дряблыми и начали пропускать водород, который легко разрывал гниющие ткани и выходил наружу. Вот, я думаю, и весь секрет.

– Дядюшка, простите меня, но сегодня я не склонен к научным анализам. Мне хочется просто любоваться красотами здешней природы. Вы – какое удивительное освещение, – вы, дядюшка, с одной стороны сапфировый, а с другой – рубиновый. У Савича, смотрите, фиолетовые руки.

– Изумительно!

– Наши тени, заметьте, двойные: одна фиолетовая, другая зеленоватая. А поглядите на этот лес гигантских «водорослей». Странно, вчера его листья и наш лист-самолет казались мне бурыми, а сегодня они темно-вишневые.

– Кроме нашего умирающего листа, который стал темно-синим. Как быстро идет здесь процесс гниения.

– Помнится, вчера мы опустились на ровном месте, на пустой поляне, где не было ни травинки, а сейчас мы находимся среди цветов, – сказал Савич. – Неужели они выросли за одну ночь? А ведь каждый цветок больше меня ростом. И какие вычурные формы, какие яркие цвета.

– Ну вот, теперь вы сами восхищаетесь, а всю дорогу скулили, – проворчал Тюменев.

– Я и сейчас предпочел бы этой роскоши наш скромный ландыш, – ответил Савич и, вздохнув, прибавил: – От всей этой пестроты красок и яркости света у меня в глазах рябит и голова кружится.

– Смотри, Архимед, полюбуйся на ошибку Аркусова, – прервал Савича Тюменев, показывая на горизонт. – А снег-то на Бете все-таки есть. Хотя вершины и не белые, а бледно-фиолетовые, но блестят, как снег. То есть снег-то, наверно, белый, но освещен двойным солнцем и кажется фиолетовым. Сколько оттенков…

– Да, вижу. Но обратите внимание, дядюшка, ваш снег лежит не только на вершинах гор… если только это снег, в чем я очень сомневаюсь. Уж слишком ярко блестит. Да и не может быть снега у подошвы горы.

– Но если не снег, то что же?

Архимед пожал плечами и ответил:

– Не знаю. Я предпочел бы, чтобы они были сахарные или мучные. У нас осталось совсем мало продуктов.

– Да, неплохо было бы поймать пару хороших налимов или подстрелить пару уток, – сказал Савич. – Но, к сожалению, Бета не очень гостеприимная хозяйка.

– Попросту она не имеет этих вкусных вещей, – заступился за Бету Тюменев.

– Или же скрывает их, – заметил Архимед.

– Ну, может быть, растительный мир будет к нам добрее. – И Тюменев показал рукою на заросли цветов.

– Я сейчас пойду поищу в этом лесу цветов, – вызвался Савич, но не успел он отойти на несколько шагов, как исчез из виду, словно провалился.

Тюменев и Архимед окликнули его. Савич отозвался – его спокойный голос звучал совсем близко, но самого не было видно.

– Что с вами, Савич? Где вы? – крикнул Архимед.

– В чем дело? – в свою очередь крикнул Савич. – Все в порядке.

– Что за ерунда! – воскликнул Тюменев. – Ты его видишь, Архимед?

– Вижу. Это великолепный оптический обман!

И вот они увидели Савича оба: тот словно состоял из четырех ног. Одна пара ног как будто шла по земле, а другая, поставленная на туловище подошвами вверх, повторяла эти движения в воздухе, как отраженная в зеркале. Вслед за удивленным криком Тюменева ноги повернулись и пошли назад. Послышался голос Савича:

– Да в чем же, наконец, дело, товарищи? Куда теперь вы пропали?.. – А еще через несколько секунд он воскликнул: – Я вижу ваши ноги… Много ног, словно вы стали на голову… А теперь совсем ничего не вижу.

Архимед и Тюменев в свою очередь перестали видеть изображение ног Савича. Но через несколько минут он сам предстал перед Тюменевым и Архимедом.

Тюменев подошел к Савичу, ощупал его и сказал:

– На этой шальной планете глазам нельзя верить. Вот теперь я знаю, что это живой Савич, с головой, руками и ногами, а не оптический обман.

– Я видел вас, как, наверное, рыбы «видят» человека из-под воды. Погруженного наполовину, – сказал Савич.

– И мы все видели в этом же роде, – ответил Тюменев.

– Но я видел и еще более удивительные вещи, – продолжал Савич. – Я подошел к одному цветку и, к удивлению, заметил, что он удаляется от меня, подошел к другому – та же история. А когда я дошел до холма, он был пуст. Ни одного цветка не росло на нем, и я даже не заметил, куда они девались.

– Вот как! – забеспокоился Тюменев. – Цветы, говорите, сбежали, исчезли, а холм остался? Это уже не только оптика. Тут что-то другое. Быть может, маскировка? А? Представьте себе, что любопытствующие жители Беты подходили к нам, замаскировавшись цветами. Как вам это нравится? Или, быть может, здешние живые существа обладают способностью к необычайной мимикрии? Трансформации… Как они исчезли, объяснить проще: оптика, свойства атмосферы… Миражи, тайны, непонятные вещи на каждом шагу. И надо много времени, чтобы раскрыть все эти тайны.

– Тайны и неведомые опасности, – сказал Савич. – Здесь можно потеряться и заблудиться в двух шагах друг от друга. За каждым цветком, быть может, здесь скрывается страшное чудовище, готовое растерзать нас…

– Трус вы несчастный. Нытик. Вот именно! – необычайно резко прикрикнул на Савича Тюменев. – Только о драгоценной персоне своей и думаете.

Савич замолчал. Тюменев засопел носом, нахмурился, потом, махнув рукой, заговорил своим обычно сердито-добродушным голосом:

– Ну, простите старика-ворчуна, не обижайтесь. Погорячился. Вот именно. Нехорошо вышло. Грубо. Нервы расходились. И этот приторный запах раздражает.

XIX. Глава с плохим началом и хорошим концом

Тюменев сосредоточенно налаживал двустороннюю радиосвязь с Землей. Все последние дни радиостанция работала неисправно. «Ионосфера» Беты вообще была капризна, с третьего же до шестого июня устанавливать связь с Аркусовым удавалось только урывками.

Аппарат свистел, трещал, завывал. Иногда неожиданно слышалась отрывочная фраза. Кто-то где-то с кем-то разговаривал. Иногда доносился сигнал бедствия.

Тюменев тяжело вздохнул. Он сам сейчас нуждался в помощи, но не посылал в эфир сигналов бедствия: ему никто не мог прийти на помощь…