Остров погибших кораблей. Последний человек из Атлантиды. Небесный гость (сборник) - Александр Беляев

– На Бете ли мы? Не попали ли мы на одну из ее лун? – спросил Савич, во всем сомневающийся.

– Почему вы так думаете?

– Потому что Бета должна напоминать собою Землю, как уверял Аркусов. Но то, что мы видим, не похоже ни на что земное, – ответил Савич.

– Куда мы попали, скоро узнаем. Что мешает нам выйти наружу? Кажется, мы уже все пришли в себя, начали здраво мыслить и нормально рассуждать… – Тюменев рассмеялся. – Ну, двигайтесь, Савич, полезайте на мостик, открывайте люк.

И все начали подниматься на узкому трапу.

XVI. «Здравствуй, Бета!»

Над головой показался голубовато-зеленый просвет. Тюменев приподнял маску, вздохнул и, убедившись в том, что воздух доброкачественный, снял ее. Архимед и Савич, следуя его примеру, также сняли свои кислородные маски.

– Хорошо дышится. Архимед, ты боялся, что крышка люка оплавится и запаяется наглухо, а перед нами готовая открытая дверь! – воскликнул Тюменев, остановившись перед широким проломом в верхней легкой надстройке гидростата.

Архимед поднялся выше Тюменева.

– Нет, – сказал он через минуту. – Крышка люка оплавилась, и нам нелегко было бы открыть ее, если бы неведомая сила не разворотила всю верхнюю надстройку гидростата. Но что это за сила, я, признаться, не пойму. Удар при посадке? Но ведь мы опускались нижней частью…

– Я понимаю теперь, что шипело, когда мы опускались! – воскликнул Савич. – Видите эту щель в стене гидростата? Это уже не надстройка, а корпус гидростата. Поняли?

– Начинаю понимать, – сказал Тюменев, – гидростат имеет двойные стенки. Между ними находился слой воды, который предохранял от ударов – служил амортизатором. Так. Когда гидростат врезался в атмосферу, его наружная стена нагрелась…

– Вода закипела, и пар, не находя выхода, разорвал стенку гидростата, – перебил Савич.

– И вырвавшимся паром сорвало легкую верхнюю надстройку, – продолжал Тюменев.

Архимед уже поднялся на верхнюю площадку и сообщил Тюменеву:

– Все стороны целы. Парашют выполнил свое назначение прекрасно. Он лежит на воде, почему-то не тонет и даже совершенно сух. От водяной планетки, конечно, не осталось и следа. Она испарилась, а рыбы сгорели. Гидростат погружен почти до верхней надстройки и немного наклонен. Поверхность воды совсем близка.

– Можешь достать рукой? – спросил Тюменев.

– Попробую, – ответил Архимед. – Странно. Возле самой стенки гидростата я вижу какие-то наплывы. Словно застывшая вода…

– Ну, что же дальше? Что там еще? – нетерпеливо спросил Тюменев.

– Странно! Море на Бете липкое, как столярный клей, твердое и косматое.

Тюменев, а за ним и Савич поднялись на верхнюю площадку гидростата. Она была наклонена к поверхности моря градусов на двадцать. Поручни на площадке были сломаны, искривлены взрывом пара и сохранились неповрежденными только с приподнятой стороны.

– Да, парашют целехонек, – заметил Тюменев и посмотрел вверх. – А небо? Что это за небо? Я никогда не видал такого неба. Где же звезды? Где луна Беты? Вместо Млечного Пути широкая, ровная полоса, освещенная зеленовато-голубым светом. Смотрите, с левой стороны от горизонта до зенита свет довольно яркий, правая сторона в тени. С боков этой широкой полосы видны другие полосы, как будто повыше и ярче освещенные. Голубой свет исходит, очевидно, от Голубого солнца. Но не может же солнце освещать сферу неба, да еще одну только половину, да еще полосами.

– Смотрите! Смотрите! В небе дыра!

Подняв глаза, Тюменев увидел, что в небе, как раз над их головой, действительно имеется кругловатое отверстие.

– Края дыры рваные, бахромой, а с бахромы спускаются какие-то нити, – сказал Савич.

Они помолчали в раздумье. Вдруг Архимед воскликнул:

– Хорошо, что я был осторожен и попробовал «застывшую волну» не рукою, а концом железного прута от поручней. Прут этот теперь и не вытащишь, прямо спаялся с «волной».

– Гм, да, клей. Крепчайший клей. Вот именно.

– А дальше, смотрите, вся поверхность «моря» покрыта какими-то длинными волосами или травою.

При голубом свете, который разгорался все больше, уже хорошо были видны эти «волосы». Каждый «волос» был с палец толщиною у основания, вершина же тонкая и острая, высота – не менее метра. И «море» казалось уже не морем, а беспредельной степью, поросшей «ковылем».

– Итак, мы попали не в воду, а на поверхность степи со странной растительностью. Почва здесь, наверно, глинистая, глина и смягчила удар лучше, чем это могла бы сделать вода. Я же говорил вам, что вода мягка только до тех пор, пока вы с силою не ударитесь о нее. Летчики хорошо знают это, – нравоучительно сказал Тюменев, поворачиваясь к Савичу.

– Вовсе не в глину мы попали, а в какую-то смолу, может быть, от наших сосновых досок, о которых вы говорили, – не уступал Савич.

– Клей – непонятная случайность. Кстати, о клее. «Волосы» не клейки, Архимед?

– Нет, дядюшка. Я пробовал рукою, не клейки, но имеют зубчики, и, если провести рукою сверху вниз, можно обрезаться, как осокой. Нужно быть осторожным. – Архимед нагнулся, протянул руку, схватил один «волосок», притянул к гидростату и отпустил. «Волосок» отклонился назад, как пружина.

– Действительно, этот «волосок» похож на китовый ус. Итак, мы можем безопасно сойти на землю. Гоп! – Тюменев прыгнул с мостика через наплыв, но каблуком левого ботинка попал в клей и тотчас приклеился. Беспомощно задергал он ногой, но ничего не помогло.

Архимед и Савич прыгнули на землю более удачно и, ухватив профессора за руки, начали тянуть изо всей силы, как «дедка репку».

– Стойте! Вы меня оторвете, а нога останется в клею, – взмолился Тюменев.

Но осталась в клею не нога, а каблук, он щелкнул и оторвался.

– Фу! Ну и клей. В такой упадешь – пропадешь. Но все-таки, куда мы попали? А?

Вдруг между «небом и землею» начали струиться ручьи синего света. Синие клубки и ленты запрыгали, зазмеились на прутьях разрушенных поручней, сами прутья загудели, синие комочки с легким треском начали перескакивать от Тюменева к Архимеду, от Архимеда к Савичу. Концы пальцев засветились.

Скоро синие светящиеся ручейки и комочки словно растаяли в голубом свете.

– Идем осматривать наши новые владения! – воскликнул Тюменев и зашагал по необъятной прерии, густо утыканной «хлыстами». Почва медленно поднималась и опускалась.

– Здесь, кажется, существует хроническое землетрясение, – сказал Савич, едва поспевая за Тюменевым.

Через полчаса быстрой ходьбы путники подошли к тому краю, который казался горизонтом с темной каймой над ним, если смотреть на него, стоя возле гидростата.

В этот момент половина небосклона ярко осветилась великолепным сапфировым светом, а на другой половине небосклона заиграл рубиновый луч. Неосвещенные места казались серебристо-серыми с фиолетовым оттенком.