Грешники - Алексей Чурбанов

Шажков настроился на долгое ожидание. Пока было светло, он сидел на скамейке и читал политический журнал (точнее, делал вид, так как сосредоточиться на чтении у него не было возможности), а когда стемнело и похолодало, вышел на улицу и стал прогуливаться туда-сюда, стараясь выбирать места потемнее, но с которых просматривался пятачок под фонарём, где начиналась аллея. Шажков настолько был уверен, что сегодня встретит «врага», что, когда увидел его (а увидев издалека, ни секунды не засомневался, что это был именно он — «маленький» по кличке Фуражка), не почувствовал удивления, а только удовлетворение, быстро переходящее в радость. Фуражка был один, и шёл он не в кафе, как рассчитывал Шажков, а наоборот — из кафе. Это означало, что он либо был там, когда в кафе заходил Валентин, либо пришёл в то время, когда Валя ездил домой. Сейчас это было уже неважно.

Фуражка быстрым шагом пересёк улицу, вошёл в тёмный проезд между двумя девятиэтажными домами и скрылся из виду. Шажков изо всех сил побежал по улице к проезду, завернул за угол дома и на секунду остановился, чтобы осмотреться. Фигура Фуражки виднелась метрах в тридцати впереди. Валентин двинулся следом, стремительно сокращая расстояние, и в конце концов приблизился вплотную. «Враг» почувствовал опасность, оглянулся и поймал Валин взгляд. Даже в полутьме Шажков не спутал бы этот взгляд ни с чьим другим — нервный, насторожённый и одновременно расчётливый.

Фуражка остановился и повернулся лицом к Шажкову. Их разделяло не более трёх метров.

— Это ты меня искал?

— Я.

— Чего надо? — по взгляду Фуражки Шажков понял, что тот его узнал.

— А ты не понял?

— Я спас твою бабу от позора.

— Ах вот как? Спасибо тебе не сказать?

— Её бы изнасиловали. Тебя бы тоже не оставили.

— Кто были те трое?

— Отморозки, мокрушники.

— А ты к ним не относишься?

— Нет. Проходи мимо.

— Я тебя столько искал, как же я могу пройти мимо?

— Ну, смотри, — на лице Фуражки мелькнула усмешка.

— Тогда пойдём покалякаем ко мне, если не боишься.

— Пойдём. Только ты иди первый.

— Как скажешь.

Шажков понял, что войдут в дом они оба, а выйдет из дома кто-то один. И у него быстро забилось сердце, заломило челюсть — не от страха, а от понимания того, что трудное решение принято, обратного пути нет, и от сладостного ощущения заряженности на выполнение принятого решения. Валентин почувствовал незнакомое ему раньше сильнейшее нервное напряжение, которое, однако, не сковывало волю, а наоборот — обеспечивало полную концентрацию и мобилизацию. Через его тело как будто пропустили электрический ток. Шажков не мог больше ни стоять, ни говорить, ни ждать. Он был запрограммирован на немедленное действие и готов был использовать любой повод для этого.

«Состояние аффекта, что ли? — подумал Валя, прислушиваясь к себе и одновременно напряжённо всматриваясь в спину идущего впереди Фуражки, — вроде нет, я всё делаю осознанно и расчётливо».

Фуражка открыл магнитным ключом замок ближайшего («не своего», — быстро подумал Валя) подъезда, вошёл первым и придержал дверь для Шажкова. Валентин подхватил дверь, но замешкался и ступил на порог только после того, как выдернул из-под куртки нунчаки и привёл их в положение боевой готовности: одна в кулаке, вторая под мышкой. Впереди в полутьме виднелась пустая лестница, Фуражки там не было. Шажков понимал, что отдавать инициативу нельзя, надо что-то сделать, и он не нашёл ничего лучшего, как изо всех сил ударить ногой по внутренней двери, которая была полуоткрыта и от удара треснула по стене так, что со всех сторон посыпались куски краски и штукатурка. Звук от удара дробью разлетелся по лестничной клетке, и слева за углом мелькнула тень — Фуражка не выдержал. Его фигура молнией нарисовалась на фоне тускло освещённой лестницы, и Шажков, готовый к его появлению, с глухим животным вскриком на выдохе нанёс прямой удар нунчакой. Звук от удара был сухой и громкий, как будто ударили в деревянную доску. Фуражка откинулся назад, схватился за голову и, облокотившись о перила, стал медленно оседать. В левой руке его Валентин увидел длинное узкое лезвие ножа.

«Нож не бросил», — мелькнуло в голове у Вали, и его нога сделала замах, чтобы нанести врагу удар в пах. Раздался звон ножа, упавшего на бетонный пол. Тело Фуражки дёрнулось вперёд и в бок, он постоял ещё секунду, как будто бы задумавшись, что ему делать, и стал падать спиной под лестницу, ведущую в подвал. Послышался глухой стук и мягкий шелест переваливавшегося тела. Шажков увидел в полутьме безжизненно скомканную фигуру с неестественно вывернутой головой и ногами в зимних ботинках, торчавшими вверх грязными подошвами. На бетонном полу хищно и изящно блестел нож.

«Какое длинное лезвие», — подумал Валентин. Он чувствовал нарастающую слабость во всех членах и, пытаясь мобилизоваться, с силой пнул нож ногой. Повернувшись в воздухе, нож пролетел над телом Фуражки, ударился о стену, отбив кусок рыжей краски, отскочил и укатился под лестницу.

«Всё сделано».

Шажков вышел из подъезда, засунул нунчаки за пазуху и стремительно пошёл к выходу из двора. Внутри него не звучало никакой музыки, лишь пронзительно звенела тишина.

Валентин на короткое время потерял себя: дала знать реакция на пережитое напряжение. Он перестал ориентироваться в пространстве-времени, голова была девственно пуста, но руки-ноги делали своё дело. Не помнил, как добрался до метро, как прошёл на перрон и как ехал. Очнулся Валентин, только выйдя из павильона станции метро Василеостровская на залитую праздничным (как ему показалось) неоновым светом Седьмую линию, по которой в этот поздний час ходил ещё праздный народ и где даже были открыты некоторое заведения. Свет большого города настолько контрастировал с темнотой спального района, что Шажков потряс головой, чтобы убедиться, что это не наваждение. Вале вдруг страстно захотелось выпить, и он почти бегом спустился в полуподвал ближайшего от метро бара, который ещё несколько лет назад был простой забегаловкой, уверенно прошёл между двумя охранниками при входе и, дружелюбно улыбнувшись усталому бармену, вынул из-за пазухи мешавшие нунчаки, достал портмоне и заказал водки. Валентин был добродушен и сентиментален. В широкоэкранном телевизоре растянутая Земфира пела «Небо Лондона», и эта музыка казалась Вале волшебной. Он предложил выпить охранникам, но те смущённо отказались, а бармен показал глазами на часы. Шажков, не обиделся, допил всё сам, вежливо попрощался и вышел на улицу. Валя чувствовал необыкновенную лёгкость, как человек, завершивший трудное и важное дело. Он выполнил свой долг, свою мужскую обязанность, которую возложила на него судьба, и сделал это честно, по справедливости. Пересилил себя, не испугался вооружённого человека, имел выдержку дождаться, пока враг первый поднимет оружие, и только тогда нанёс удар. Всё честно.