Боже, Сталина храни! Царь СССР Иосиф Великий - Александр Усовский

Итак, в результате вероломного нарушения договора о ненападении от 23 августа 1939 г. и неаккуратного исполнения целого ряда последующих хозяйственно-экономических соглашений Германия (даже без военных действий) нанесла Советскому Союзу ущерб в сумме 84,2 млн марок.

Но зато от потенциально смертельного врага, остро нуждавшегося в нашем продовольствии и промышленном сырье и находившегося в состоянии военной и экономической блокады со стороны Англии, наша страна получила в немалом количестве новейшую военную технику (крейсер, разных калибров морскую, полевую и зенитную артиллерию, минометы калибра в 50 – 240 мм с полными боезапасами, небольшими партиями новейшие виды боевых самолетов, оптические и измерительные приборы), металлорежущие, карусельные, сверлильные, строгальные и другие виды станков (в общей сложности 5271 станок), прокатные станы, машины и оборудование для военных заводов, разного рода армейскую аппаратуру по радиосвязи, машины и оборудование для тяжелой, химической, горнорудной и легкой промышленности, некоторые виды остродефицитного промышленного сырья (дюралюминий, вольфрам).

Самое интересное, что немецкие заказы на наше сырье и сельскохозяйственные продукты постоянно превышали заранее оговоренные суммы и объемы – и каждый раз немцы вынуждены были корректировать желаемые размеры советских поставок в соответствие со своими скудными возможностями. Мы им в 1941 году поставили 220 тысяч тонн нефтепродуктов – при нашей тогдашней добыче в 33 миллиона тонн нефти для нас это были семечки; немцы страстно жаждали получить хотя бы полмиллиона тонн нефтепродуктов (поскольку в предыдущий период они приняли 720 тысяч тонн нефтепродуктов – им казалось, что это счастье будет вечно) – но, подсчитав свои наличные возможности, тяжко вздохнули и согласились на половину желаемого объема. То есть мы могли поставить немцам ЛЮБОЕ количество сырья – немцам НЕЧЕМ было за него платить; следовательно, торговля не была той палочкой-выручалочкой, что спасет Германию от грядущего разгрома.

Немцы не располагали товарными ресурсами для полноценной торговли с нами – а посему вариант силового отъема нефти, угля, марганца, пшеницы и железной руды, становился для них единственным вариантом приобретения вожделенных ресурсов.

Война с СССР становилась единственным выходом из того положения, в котором Германия оказалась к концу 1940 года.

Внешнеполитическая ситуация для Германии начала ухудшаться с конца сентября 1940 года, когда высшему руководству рейха стало ясно, что «Битва за Англию» проиграна.

Затем последовали чудовищные поражения итальянцев в Африке и Греции – к началу декабря Гитлер уже отлично понимал, что чаша весов неудержимо начала склоняться в сторону Великобритании. Нужно было что-то срочно делать – и делать это решительно; всякие промедления будут лишь улучшать позиции англичан.

Вести войну с Великобританией на море немцам не по силам – даже считая итальянский флот, их возможности на океанских просторах мизерны по сравнению с возможностями владычицы морей. Еще раз попробовать атаковать Альбион с воздуха? Численное и техническое превосходство британских ВВС сделает эту попытку просто одним из способов самоубийства люфтваффе, и не более того.

Германии был нужен мир! Во что бы то ни стало!

А для этого Германии придется затеять еще одну Очень Большую войну…

18 декабря 1940 года Гитлер подписывает директиву «Барбаросса», план молниеносной войны против СССР – Германия пошла ва-банк.

А ничего иного ей и не оставалось!

Англичанам (не без «помощи» Муссолини) удалось взбаламутить сонную тихую заводь Балкан – впрочем, сонной и тихой она была лишь внешне. И теперь, зимой сорокового года, перед Германией вполне реально представал призрак Салоникского фронта, который, в отличие от своего тезки времен Первой мировой, уже нес смертельную опасность для рейха, ибо от аэродромов греческой Фракии до нефтяных полей Плоешти было всего четыреста пятьдесят километров – радиус действия СРЕДНЕГО бомбардировщика… И англичане, перебросив в Грецию свою ударную авиацию, могли быстро и легко лишить Германию элементарной возможности вести войну – попросту уничтожив все нефтедобывающие предприятия Румынии, ибо ПВО района Плоешти в это время обеспечивалось лишь жидким огнем малочисленной и слабой румынской зенитной артиллерии и от силы полутора сотнями разномастных румынских истребителей – то есть противовоздушной обороны у нефтяного сердца Германии в то время НЕ БЫЛО НИКАКОЙ!

Немцы отлично понимали, что для вермахта разгромить греческую армию не составит никаких трудностей – при выполнении некоторых ключевых условий. Угрозу нефтяным полям Румынии требовалось незамедлительно свести к нулю – но для этого требовалось добиться вхождения Югославии в состав друзей и союзников Третьего рейха. Да и Болгария в декабре сорокового года – еще отнюдь не стопроцентный союзник Германии: от подписания Тройственного пакта царь Борис все еще под разными предлогами уклоняется.

Одним словом, чтобы добиться безопасности своих (вернее, румынских) источников нефти, Германия вынуждена будет втянуть в войну – не важно, на чьей стороне – все балканские государства, получив совершенно ненужный ей Юго-Восточный фронт, – причем исход войны на этом фронте не имел ровным счетом никакого значения. Разобьет ли вермахт армии Греции и Югославии за неделю-другую или затеет с ними изнурительную окопную войну – результат будет одинаковым: на Балканах придется постоянно держать немаленькие силы, чтобы элементарно страховать Румынию от угрозы (и авиационной, и, в потенциале, сухопутной) с юга.

Посему крайняя необходимость получить дополнительные источники ресурсов и, самое главное, нефтяные скважины для Германии стала более чем насущной. Вопрос ресурсов становился вопросом жизни и смерти нацистского государства.

Да и поведение Советов все больше и больше тревожило Гитлера – и не только в плане усиления РККА. Гитлер понял, что отныне в СССР интернационал-марксизм более не есть главенствующая идеология. «Россия после окончательной победы Сталина, без сомнения, переживает отход от большевистских принципов в сторону русских национальных форм существования» (письмо Муссолини от 8 марта 1940 года).

У Гитлера к тому же было немало оснований с некоторым недоверием относиться к внешней политике Советского Союза. Во время войны с Францией русские предприняли дальнейшие шаги для расширения сферы своей власти. В июне 1940 года, под предлогом заключения прибалтийскими государствами тайных военных соглашений с Германией, которые могли быть направлены только против Советского Союза, русские ультимативно потребовали от Литвы, Латвии и Эстонии создания новых правительств, которые сумели бы честно выполнить условия пактов о взаимопомощи, заключенных с Советским Союзом.

Кроме того, СССР потребовал предоставления себе в Литве, Латвии и Эстонии новых стратегически важных опорных пунктов. В июле 1940-го новые народно-трудовые правительства этих республик решили подать заявления о принятии их стран в качестве советских республик в состав СССР. Схема была уже обкатанной – подобным же образом в состав СССР осенью тридцать девятого самокооптировались Западная Белоруссия и Западная Украина – а исполнителей на местах хватало везде.

Молотов в своей большой речи о внешней политике 2 августа заявил о том, что Советский Союз не может удовлетвориться достигнутыми до сих пор успехами – что, опять же, усилило подозрения Гитлера и укрепило его в решимости в ближайшее же время начать войну с «бесчувственными вымогателями» на Востоке. Использовав ударную силу германских вооруженных сил, рейхсканцлер решил в обозримом будущем избавиться от потенциальной угрозы с Востока, захватить русские нефтяные, угольные, железорудные и марганцевые месторождения и навязать русским свою волю.

Он считал, что для подготовки таких планов у него еще имеется достаточно много времени – еще как минимум два года Англия будет не в состоянии начать наступательные действия в Европе. А до того времени можно было свободно ликвидировать угрозу с тыла на востоке и обеспечить необходимыми запасами сырья и материалов создаваемую им «крепость Европу».

Гитлер нисколько не сомневался, что ему и в России придется вести только «молниеносную войну». Осуществление плана «Барбаросса», войны против Советского Союза – вот что стало лейтмотивом его политики с середины декабря сорокового года.

К тому же Гитлер видел, как беспомощна оказалась (несмотря на свою кажущуюся боевую мощь) Красная Армия в Финляндии. Три месяца огромное государство ломало через колено свою маленькую бывшую окраину – и, так до конца и не добившись реального результата, удовольствовалось лишь призраком победы.

Сведения о «Директиве № 21» начали просачиваться в Советский Союз уже с января 1941 года. Сначала это были невнятные слухи, затем – донесения наших разведчиков (группа Шульце – Бойзена); очень скоро поток сведений о грядущей опасности германского вторжения превратился в бурную реку. О переброске немецких дивизий сообщали польские репатрианты (тогда мы обменивались с Германией населением «наших» частей Польши), машинисты наших товарных поездов, перебежчики (за январь–июнь 1941 года на нашу сторону перешло 24 солдата и унтер-офицера вермахта). Впрочем, по-настоящему утаить столь массированную переброску войск было невозможно в принципе – попробуйте скрыть перемещение четырех миллионов человек, четырех тысяч танков, пятидесяти тысяч орудий и двухсот тысяч автомобилей!

К марту 1941 года картина переброски ударного ядра вермахта в Польшу и Восточную Пруссию стала товарищу Сталину в общих чертах известна – более того, генерал Голиков даже преувеличивал численность перебрасываемых немецких дивизий, и если фактически в Генерал-губернаторстве, например, 3 марта находилось всего 70 немецких дивизий – в разведсводках РУ ГШ РККА их там было 90!