Том 11. Письма 1836-1841 - Николай Гоголь

Будь здоров! Мужайся духом, будущность твоя будет хороша, и напиши мне поскорее два слова. Прощай.

Твой Гоголь.

Адресуй попрежнему* в Москву, на имя Погодина, в Университет.

Погодину М. П., ноябрь 1841*

213. М. П. ПОГОДИНУ. (Записка) <Ноябрь? 1841. Москва.>

Пожалуйста, не позабудь дать знать писцу, чтобы пришел. Я с другим уже условился на половину рукописи. Теперь дело остается за ним.

Иванову А. А., 25 декабря 1841*

214. А. А. ИВАНОВУ. 1841. Декабря 25, Москва.

Я получил вчера ваше письмо и горевал, что наделал вам столько хлопот касательно денег. Дело спуталось чорт знает как. Я позабыл расспросить обстоятельно Погодина, как он распорядился, и полагал, что деньги давно уже в ваших руках. Мне больно, как воображу, что заставил вас нуждаться и бедного Шаповалова. Но теперь дело будет распоряжено как следует! Через неделю после сего письма вы отправляйтесь к Валентини, он получит вексель на 2000 рублей. Распорядитесь, как я вам писал, то есть 200 скуд Валентини, 100 вам, а 500 рублей Шаповалову за копию женщин из Илиодора, которые вы можете ему выдавать вперед. Еще вот ему работа для меня: сделать копии головок Спасителя с Рафаэлева Преображения* и с Рафаэлева Положения во гроб*. Размер головок пусть будет немного больше головы на моем портрете, сделанном вами, так чтоб холстик был длиною не больше шести вершков, или разве мало более.[521] Можно очертить вокруг овал, а впрочем, как заблагорассудите и найдете лучше и сообразнее вы сами. Еще я бы хотел третью головку Спасителя, молящегося или просто беседующего, или, еще лучше, в совершенно покойном положении. Пожалуйста, побегайте в свободный час по церквям и галлереям, не заметите ли где во фреске, или в картине, у кого-нибудь из старинных мастеров может быть, даже у Перуджина*, одним словом, хоть не совершенно выполнит ваше требование, но по крайней мере, чтобы был сноснее других. Это будет третья головка. Я полагал, что две в месяц сделать можно легко. Я ему даю по 100 рублей за каждую. Он даже может заняться ими прежде, если еще не начинал женщин, потому что они мне теперь нужнее. Теперь еще слово насчет его копии с Перуджина. Я полагаю, что с ней будет долгая возня, толков <….>[522] и прочее и прочее. Живописи тонкой и высокой у нас не понимают как следует, ее не оценят. Не хочет ли он, я ему дам за нее 2000 рублей и вышлю их будущим летом. А впрочем, пусть он распоряжается, как лучше ему и выгоднее. А Спасителями пусть займется, мне они очень нужны. Деньги за них пришлю немедленно. Если на случай найдется четвертая головка, сколько-нибудь достойная внимания, то пусть сделает и четвертую. А вас прошу прислать мне головку вашего Спасителя, если только[523] вы до него доберетесь и если только вам будет время снять с него хоть весьма эскизный этюд, а еще лучше во весь рост, как есть идущий по земле, хоть в каком ни есть малом размере.

Теперь самое главное: крепитесь! идите бодро и ни в каком случае не упадайте духом, иначе будет значить, что вы не помните меня и не любите меня, помнящий меня несет силу и крепость в душе. Не смущайтесь будущностью, всё будет хорошо. Средства у вас будут. Вы спрашиваете меня, когда мы увидимся. Мы увидимся и увидимся непременно и верно в обоюдную радость обратится наше свидание. Прощайте. Чрез 8 дней после получения сего письма напишите ответ.

<Адрес:> В Рим (в Италию). Al Signor Signor Alessandro Ivanov (Russo). Roma, Café Greco nella via Condotti vicino alla piazza di Spania. Rome (en Italie).

Гоголь М. И., 29 декабря 1841*

215. М. И. ГОГОЛЬ. Декабря 29 <1841. Москва.>

Благодарю вас за ваше письмо, еще более благодарю бога за ваше выздоровленье. Я еще не совсем оправился, устаю и не могу заняться моими делами, как бы хотел, а что самое главное, встретил множество неожиданных и непредвиденных препятствий. Но бог милостив,[524] и мне верно удастся преодолеть всё. Об этом молитесь теперь богу. Жаль только, что дела мои затянутся на долгое время и не скоро придется вам что-нибудь получить от меня. Скажите старшей сестре Марии, что напрасно она так испугалась моего письма*. Кого любят, от того с радостью принимают даже упреки. Письмо мое много бы заключило для нее приятного. Но она захотела лучше не получать от меня письма, чем встретить в нем какой-нибудь себе упрек. Ей никогда и век не понять,[525] что одна любовь только и любовь[526] сильная дает такие упреки, какие когда-либо давал ей я. Если бы она думала обо мне и разбирала бы почаще мои строки, она бы увидела это ясно. И прежде в приписке к ней и в письме к меньшей сестре я сказал ясно, что письмо будет насчет ее дела, насчет ее счастья, насчет счастья ее сына, она должна бы иметь[527] сколько-нибудь ума в голове, чтобы почувствовать, что письмо для нее заключит много приятного. Но она захотела лучше не получать от меня писем, — желанье ее будет исполнено*: она их не получит.

Скажите сестре Анне, что прежде всего она должна благодарить за многие напоминанья, которые я сделал. Что же касается до обвинений, которые я на нее взвел, то они были сделаны с тем, чтобы рассердить ее хорошенько. Я знал, что ничем другим нельзя было рассердить ее, как этим, а рассердить ее чем-нибудь нужно, чтобы разбудить ее сонный, готовый всегда залениться и засидеться характер.

Прощайте, поцелуйте от меня Колю. Надейтесь во всем на бога и молитесь. Придет время, когда бог чудно вознаградит вас за вашу теплую веру и будет счастье ваше выше, выше чем счастье всякого другого.

Ваш признательный сын Николай.

Поздравляю вас всех с наступающим новым годом.

<Адрес:> Маминьке.

Погодину М. П., ноябрь — декабрь 1841*

216. М. П. ПОГОДИНУ. (Записка) <Ноябрь — декабрь? 1841. Москва.>

Ничего.

Иванову А. А., декабрь 1841*

217. А. А. ИВАНОВУ. <Конец декабря 1841. Москва.>

Вот вам деньги для расплаты моих долгов. Не пеняйте за мою неисправность: тут моей вины почти не было. Хочу вам сказать одно слово насчет головок Спасителей. Я назначил очень малый размер и позабыл, что на том же шестивершковом холстике можно сделать головок гораздо больше. Итак, пусть он сделает их сколько можно больше. Это будет лучше и для меня и для него, то есть я разумею для него полезнее. Прощайте! Поскорее ответ!

Не хорошо ли будет которую-нибудь из головок на кипарисной доске. Как вы думаете? Коли хуже, так не нужно.

<Адрес:> Al Signor Signor Alessandro Ivanoff. Roma.

Елагиной А. П., конец 1841*

218. А. П. ЕЛАГИНОЙ. <Конец 1841? Москва.>

Передаю вам в ваши руки Языкова. Отыщите для него квартиру сами, не менее пяти или, по крайней мере, четырех комнат. Две из них чтобы были большие. Сделайте так, чтобы токарный станок был тотчас же в них поставлен, если можно, то и бильярд. Всё утро должно принадлежать Языкову. Всякого гостя пусть просит человек пожаловать ввечеру, от 4 до 10 час<ов>. В это время все близкие Языкову должны навещать его — это их обязанность. За час или за два перед обедом он должен ехать кататься и гулять, особенно зимою, в санках. Соблюдение всех этих правил очень нужно, и вы можете более всех способствовать к тому. Прощайте, душевно обнимаю вас и посылаю мой душевный поклон всем вашим.

Весь ваш Гоголь.

<Адрес:> Авдотье Петровне Елагиной.

Деловые бумаги, 1841 г

Прошение наследнику, писанное Гоголем для А. А. Иванова, 20 сентября 1841*

Ваше императорское высочество, всемилостивейший государь.

Вам угодно было осчастливить меня принятием моей картины, милостиво пожаловав мне трехтысячный пансион в продолжение трех лет. Гордый в душе сим высоким вниманием и вместе мыслию, что картина моя будет принадлежать вам, государь, я предпринял произвести[528] ее[529] окончательней и отчетливей, чем предполагал прежде, и совершенней, сколько может быть совершенней в границах сил моих. Все часы и дни мои были отданы ей, и после трех лет беспрерывной работы я увидел с горестью, что[530] не мог измерить прежде всей огромности труда, невозможного быть исполненным в означенное время. Средств у меня нет, а заняться другим не могу: всякая другая работа отвлекла бы меня от предмета, наполняющего ныне всю мою душу, притом я бы чувствовал вечный упрек на моей совести, если бы картина не была кончена. Я принял смелость прибегнуть к вашему великодушию, государь, молить о продлении мне пансиона еще на три года, в продолжение которых я надеюсь несомненно, при моих беспрерывных трудах, привести ее к окончанию.