Дэн Сяопин - Александр Панцов

Тем не менее в конце февраля, выступая с открытой речью «О правильном разрешении противоречий внутри народа» на расширенном заседании Верховного государственного совещания, Мао потребовал активизировать кампанию «ста цветов»189. И Дэн, разумеется, поддержал его: «Было бы неправильно из-за того, что в самой критике случаются ошибки, не осмеливаться говорить. Это было бы возвратом к прошлому, когда царил мертвящий дух молчания и уныния»190.

В начале мая 1957 года Председатель призвал к полному идеологическому и политическому плюрализму в рамках объявленной в конце апреля «чистки» партии. Непартийные граждане и особенно члены «демократических» партий и другие интеллигенты призывались выступить с критикой марксизма и членов китайской компартии, дать смелую и честную оценку партийной политике, помочь ликвидировать «три внутрипартийных зла»: бюрократизм, субъективизм и сектантство. На протяжении почти месяца все китайские газеты и другие средства массовой пропаганды были открыты для тех, кто выражал критические взгляды по любым политическим вопросам. В мае под руководством Дэна в Пекине прошла серия конференций с участием известных общественных деятелей-некоммунистов.

Многие либералы, однако, начали критиковать не «отдельные ошибки», а всю систему коммунистической диктатуры. Тогда 8 июня по инициативе Мао Центральный комитет принял указания об организации сил для контрнаступления против «правых элементов». Свобода слова была ликвидирована, и коммунисты вернулись к прежним методам политического и идеологического террора.

Крупномасштабная политическая провокация удалась: теперь коммунисты могли со всей энергией начинать выпалывать сорняки и уничтожать прочую «мерзость»191. «Крупная рыба… попала в сеть», — заметил по этому поводу Дэн в беседе с советником-посланником СССР в КНР Петром Андреевичем Абрасимовым. «Если бы КПК не соблазнила их [«правых»], они бы не посмели открыть огонь и начать действовать так широко. Правые… напоминают змею, которая вылезает из норы, чувствует опасность и хочет уползти назад, но оказывается схваченной за хвост», — цинично объяснил он192. Вряд ли Абрасимов удивился: ЦК Компартии Китая информировал Москву о реальных целях кампании заранее, секретным письмом. Вот что по этому поводу говорила Екатерина Алексеевна Фурцева, тогдашний секретарь ЦК КПСС по идеологии, журналисту «Нового времени» Валентину Михайловичу Бережкову: «Формула „Пусть цветут сто цветов“ рассчитана на то, чтобы выявить противников народной власти, а затем лишить их возможности тормозить социалистическое развитие в Китае»193.

Теперь Мао поручил Дэну возглавить репрессивную кампанию против интеллигенции, поставив его во главе вновь сформированной внутри Центрального комитета группы, проводившей это контрнаступление194. И тот справился с этим делом. Именно благодаря его активности впервые в истории Китайской Народной Республики ярлыки «правых буржуазных элементов» были приклеены миллионам образованных людей, а около полумиллиона оказались заключены в «лагеря трудового перевоспитания»195. Не все они критиковали режим, многие оставались лояльны к новой власти, но пали жертвами интриг и «логики классовой борьбы». Дэна это не смущало: как мы знаем, он никогда либералом не был, а потому терпеть плюрализм не мог. Участвовал же он в кампании «ста цветов» только потому, что этого хотел Мао.

В конце сентября 1957 года на 3-м расширенном пленуме ЦК восьмого созыва Дэн сделал основной доклад — о борьбе против «правых элементов» и о партийном чжэнфэне. В нем, подведя итоги кампаний, он потребовал усилить марксистско-ленинскую пропаганду и политическое воспитание, «выкорчевав» «ядовитые травы». Он также заверил, что решительная борьба против «правых» будет продолжена, причем в еще более крупных масштабах, объяснив, что речь идет о «социалистической революции на политическом и идеологическом фронтах», то есть о разрешении «антагонистических, непримиримых, фатальных противоречий» между народом и буржуазной «правой» интеллигенцией. Мы будем «разоблачать, изолировать и громить, а в определенных случаях наказывать и подавлять» врага, грозно предупредил он, объявив абсолютно неприемлемыми интеллигентские требования «так называемой „независимости“ и „свободы“», включая «свободу прессы, литературы и искусства»196.

В том, что борьба против «правых» путем такой циничной провокации была оправданна, Дэн не сомневался до конца жизни, хотя со временем, после тяжелых несправедливых гонений, выпавших на его собственную долю и долю его семьи в годы «культурной революции» (1966–1976), стал сожалеть о безвинно пострадавших. В феврале 1980 года на 5-м пленуме ЦК одиннадцатого созыва он признал: «Я… ошибался. В движении против правых элементов в 1957 году я был активистом и несу ответственность за перегибы. Ведь я тогда был Генеральным секретарем». Через месяц, правда, он дал более сбалансированную оценку: «Борьбу против правых элементов в 1957 году все же надо признать правильной… Я много раз говорил, что тогда кое-кто действительно распоясался, хотел отвергнуть руководство компартии и повернуть вспять дело социализма. Если бы мы не дали отпора, то мы не смогли бы идти вперед. Ошибка состояла в расширении масштабов борьбы»197.

Сожаления Дэна были, увы, запоздалыми. Огромное число невинных людей, пострадавших от его действий, к тому времени умерло.

Усердие Дэн Сяопина не осталось незамеченным. В ноябре 1957 года Мао взял его с собой в Москву на празднование сорокалетия Октябрьской революции. И представил Хрущеву со словами: «Вот этот маленький — очень умный человек, очень перспективный». После чего принялся «на все лады» расхваливать Дэна «как будущего руководителя всего Китая и его компартии». «Это будущий вождь, — говорил он. — Лучший из моих соратников. Главная растущая сила… Это человек и принципиальный, и гибкий, редкий талант»198. Никита Сергеевич, как мы знаем, и сам за год до того обратил на Дэна внимание. «Да, — согласился он, — я тоже [во время переговоров о Польше и Венгрии] почувствовал, что это сильный человек»199.

Похвалы Мао были особенно знаменательны, так как об остальных вождях КПК он говорил Хрущеву «в мрачных тонах или даже… грязно». О Лю Шаоци, например, сказал, что его «достоинством является высокая принципиальность, а недостатком — отсутствие необходимой гибкости». О Чжу Дэ — что тот «очень стар и, хотя обладает высокими моральными качествами и широко известен, но на него нельзя возлагать руководящую работу. Возраст не пощадил его». Даже у Чжоу он нашел изъяны (правда, не назвал какие), хотя добавил, что тот «может выступать с самокритикой, хороший человек»200.