Последний из могикан - Джеймс Купер

Его встретили серьезно, молчаливо и настороженно. Стоявшие впереди воины расступились, пропустив лучшего делаварского оратора, говорившего на всех языках северных туземцев.

– Добро пожаловать, мудрый гурон! – сказал делавар на языке макуасов. – Он пришел отведать сакка-туш[15] вместе со своими приозерными братьями?

– Он пришел, – повторил Магуа, наклоняя голову с величавостью восточного государя.

Вождь, протянув руку, взял гурона за запястье, и они снова обменялись дружескими приветствиями. Потом делавар пригласил гостя войти в хижину и разделить с ним утреннюю трапезу. Приглашение было принято, и оба воина спокойно ушли в сопровождении трех-четырех стариков, покинув остальных, снедаемых желанием узнать причины такого необычного посещения. Однако они не выдали ни единым жестом, ни словом своего нетерпения.

Разговор в продолжение скромного завтрака вели с чрезвычайной осмотрительностью; речь шла только о приключениях на охоте, в которой недавно участвовал Магуа. А между тем каждый отлично знал, что посещение это должно иметь какую-то тайную цель и большое значение для их племени. Когда все насытились, а женщины убрали остатки кушанья и бутыли с напитками, обе стороны приготовились к словесному поединку.

– Обратил ли мой великий канадский отец снова свое лицо к его детям – гуронам? – спросил оратор делаваров.

– Разве было когда-нибудь иначе? – возразил Магуа. – Он называет мой народ самым любимым.

Делавар молчал наклонил голову, будто бы соглашаясь с тем, что он считает заведомой ложью, и продолжал:

– Томагавки ваших воинов были очень красны!

– Так было прежде, но теперь они блестящи и тупы, потому что ингизы мертвы, а делавары – наши соседи.

Вождь ответил на этот умиротворяющий комплимент только движением руки и замолчал. Тогда Магуа, как будто вспомнив о чем-то при упоминании о резне, спросил:

– Не беспокоит ли моя пленница моих братьев делаваров?

– Мы рады ей.

– Путь между делаварами и гуронами короток и открыт – пришли ее к моим женщинам, если она беспокоит моих братьев.

– Мы рады ей, – возразил вождь делаваров внушительнее прежнего.

Магуа, сбитый с толку, молчал в продолжение нескольких минут, по-видимому, равнодушный к тому, что первая попытка вернуть Кору не увенчалась успехом.

– Оставляют ли мои воины делаварам место для охоты в горах? – заговорил он после некоторого молчания.

– Ленапы – господа в своих собственных горах! – ответил вождь несколько высокомерно.

– Это хорошо: справедливость управляет поступками краснокожих. Зачем им чистить томагавки и точить ножи друг против друга? Разве мало здесь бледнолицых?

Трое из присутствующих издали одобрительное восклицание. Магуа подождал немного, чтобы слова его могли подействовать смягчающим образом на делаваров, и потом прибавил:

– Не видели ли мои братья следов чужих мокасин в лесах? Не нападали ли они на следы белых людей?

– Пусть приходит мой канадский отец, – уклончиво ответил вождь, – его дети готовы видеть его.

– Великий вождь приходил в вигвамы индейцев, чтобы выкурить с ними трубку. Гуроны также рады видеть его. Но у ингизов длинные руки, и ноги, которые никогда не устают. Моим молодым людям показалось, что они видели следы ингизов вблизи селения делаваров.

– Они не застанут ленапов спящими.

– Это хорошо. Воин, глаза которого открыты, может видеть врага, – сказал Магуа, еще раз меняя тему разговора, так как убедился, что ему не перехитрить собеседника. – Я принес подарки моему брату.

Хитрый вождь встал, заявив о своих щедрых намерениях, и торжественно разложил подарки перед ослепленными взорами хозяев. Подарки состояли большей частью из дешевых безделушек, снятых с женщин во время резни в крепости Уильям-Генри. Лукавый гурон выказал не меньше умения в распределении побрякушек, чем в выборе их. Самые драгоценные он отдал двум старейшим вождям, остальные роздал младшим с такими любезными и кстати сказанными комплиментами, что никто из них не мог считать себя обделенным.

Этот хорошо рассчитанный ход вождя гуронов немедленно дал положительные результаты. Торжественное выражение лиц делаваров сменилось на более радушное. Перемена отразилась и на вожде. С особым удовольствием он рассматривал доставшуюся ему щедрую долю подарков и затем произнес очень выразительно:

– Мой брат – мудрый вождь. Мы рады ему.

– Гуроны любят своих братьев делаваров, – ответил Магуа. – И почему им не любить своих братьев? Они окрашены тем же солнцем, и их праведные люди будут после смерти охотиться в одних и тех же местах. Краснокожие должны быть друзьями и смотреть во все глаза на белых людей. Не встречал ли мой брат шпионов в лесу?

Делавар, имя которого в переводе означало «Твердое Сердце», забыл на этот раз о непоколебимости. Выражение его лица смягчилось, и он снизошел до того, что стал говорить более определенно.

– Возле моего лагеря были чужие мокасины. Следы их дошли до моих хижин.

– Мой брат выгнал собак? – спросил Магуа, не напоминая вождю о его прежних увиливаниях от прямого ответа.

– Этого нельзя сделать. Странник – всегда желанный гость для племени ленапов.

– Странник, но не шпион.

– Разве ингизы послали бы шпионами своих женщин? Не сказал ли вождь гуронов, что он взял в плен женщин во время сражения?

– Он не солгал. Ингизы послали своих разведчиков. Они были в моих вигвамах, но не нашли никого, кто мог бы приветствовать их. Тогда они убежали к делаварам, потому что, говорят они, делавары – наши друзья; их души отвратились от канадского отца.

Удар был нанесен великолепно и в более цивилизованном обществе обеспечил бы Магуа репутацию искусного дипломата. Недавнее отсутствие делаваров во время сражения вызвало, как им хорошо было известно, много упреков со стороны их французских союзников, и они чувствовали, что впредь те будут относиться к их поступкам с недоверием. Нетрудно было предвидеть, что подобное положение окажется весьма невыгодным для них впоследствии. Отдаленные поселения делаваров, их места охоты, сотни их женщин и детей – все это находилось на французской территории. Поэтому тревожное известие было принято, как и рассчитывал Магуа, если не со страхом, то с явным неудовольствием.

– Пусть мой отец взглянет в лицо мне, – сказал Твердое Сердце, – он не увидит в нем перемены. Правда, мои молодые люди не вышли на тропу войны – они видели вещие сны, в которых им было указано не делать этого. Но они любят и почитают великого белого вождя.

– Поверит ли он этому, когда услышит, что величайший его враг нашел приют в лагере его детей? Когда ему скажут, что кровожадный ингиз курит трубку у вашего огня? Что бледнолицый, убивший так много его друзей, расхаживает среди делаваров? Что вы, мой великий канадский отец не так глуп!