Последний из могикан - Джеймс Купер

Гуроны спали, а Магуа не сомкнул глаз.

Если бы кто-нибудь полюбопытствовал, что делает вновь избранный вождь, он увидел бы, как Магуа просидел в углу хижины, обдумывая свои планы, всю ночь, вплоть до часа сбора воинов. По временам ветер, пробивавшийся сквозь щели, раздувал слабое пламя, поднимавшееся над пылающими углями, и тогда отблески пламени озаряли колеблющимся светом мрачную фигуру одинокого индейца.

Задолго до рассвета воины один за другим стали входить в уединенную хижину Магуа, пока не собралось двадцать человек. Каждый из них имел при себе ружье и все боевые принадлежности, несмотря на то что раскраска у всех была мирная. Эти свирепые на вид люди входили тихо, совсем бесшумно; одни садились в темный угол, другие стояли, словно неподвижные статуи.

Когда собрался весь избранный отряд, Магуа встал, жестом руки приказал воинам идти за собой и сам двинулся впереди всех. Воины пошли за вождем поодиночке, в порядке, известном под названием «индейская шеренга». Они прокрались из лагеря тихо и незаметно, походя скорее на призраки, чем на воинов, жаждущих стяжать себе славу отчаянно смелыми подвигами.

Вместо того чтобы направиться по дороге прямо к лагерю делаваров, Магуа повел свой отряд по извилистым берегам ручья и вдоль запруды бобров. Начало уже рассветать, когда они пришли на прогалину, расчищенную этими умными и трудолюбивыми животными. Магуа облачился в свое прежнее одеяние из звериных шкур, на котором виднелось изображение лисицы. На одежде одного из воинов красовалось изображение бобра, его личного тотема.

Со стороны этого воина было бы своего рода кощунством пройти мимо могущественной общины своей предполагаемой родни, не выказав ей знаков почтения. Поэтому он остановился и сказал несколько ласковых, дружеских слов, как будто обращаясь к разумным существам. Он назвал бобров своими братьями, напомнил им, что благодаря его покровительству и влиянию они остаются до сих пор невредимы, тогда как жадные торговцы давно уже подговаривают индейцев лишить их жизни. Он обещал и впредь не оставлять их без своего покровительства.

Эту необычную речь товарищи воина слушали так серьезно и внимательно, как будто слова его производили на всех одинаково сильное впечатление. Раз или два над поверхностью воды показывались какие-то черные тени, и гурон выказывал удовольствие, полагая, что слова его не пропали даром. Как раз в ту минуту, как он закончил свое обращение, из хижины, стены которой настолько разрушились, что дикари сочли ее необитаемой, выглянула голова большого бобра. Оратор счел такой необычайный знак доверия чрезвычайно благоприятным предзнаменованием и, хотя животное сейчас же спряталось, рассыпался в благодарностях и похвалах.

Когда Магуа решил, что на изъявление родственных чувств потрачено достаточно времени, он дал сигнал отправляться дальше. Индейцы двинулись все вместе осторожным шагом, не слышным для обыкновенного уха.

Если бы гуроны оглянулись, то увидели бы, что животное, снова высунув голову, следило за их движениями с наблюдательностью и интересом, которые легко можно было принять за проявление разума. Действительно, все движения животного были так осмысленны, что даже самый опытный наблюдатель не в состоянии был бы объяснить это явление; но в ту минуту, когда отряд вошел в лес, все объяснилось. Животное вышло из хижины, и из-под меховой маски показалось мрачное лицо Чингачгука.

Глава XXVIII

Только покороче, прошу вас,

Сейчас время для меня очень хлопотливое.

Племя делаваров – или, вернее, половина племени, – расположившееся сейчас лагерем вблизи временного поселения гуронов, могло выставить приблизительно то же число воинов, что и гуроны. Подобно своим соседям, делавары последовали за Монкальмом на территорию, принадлежавшую английской короне, и совершали смелые набеги на охотничью область мохоков. Однако с обычной сдержанностью, свойственной индейцам, они отказались от помощи чужеземцам в тот самый момент, когда те особенно нуждались в ней; делавары велели посланным Монкальма передать ему, что томагавки их притупились и необходимо время, чтобы их отточить. Командующий Канады, как тонкий политик, решил, что лучше иметь пассивных друзей, чем превращать их в открытых врагов неуместно суровыми мерами.

В то же время, когда Магуа вел в лес свой молчаливый отряд, солнце, вставшее над лагерем делаваров, осветило людей, предававшихся занятиям, свойственным более позднему времени дня. Женщины бегали из хижины в хижину: одни – готовили утреннюю еду, другие – прибирали внутри хижины; большинство останавливались, чтобы перекинуться между собой несколькими словами. Воины стояли отдельными группами; они больше раздумывали о чем-то, чем говорили, а если и произносили несколько слов, то с видом людей, дорого ценящих свое мнение. Повсюду между хижинами валялось охотничье снаряжение, но на охоту никто не собирался. Там и сям воины осматривали свое оружие. Иногда глаза многих воинов сразу устремлялись на большую хижину в центре поселка, словно она являлась предметом размышлений этих людей.

На самом краю плоской возвышенности, на которой был расположен лагерь, внезапно появился какой-то человек. Он был безоружен, и раскраска скорее смягчала, чем усугубляла природную суровость его строгого лица. Когда он приблизился настолько, что делавары могли видеть его, он в знак дружбы сначала поднял руку к небу, а затем выразительно прижал ее к груди. Жители поселения ответили на его приветствие и пригласили подойти ближе. Ободренный этой встречей, смуглый незнакомец покинул край природной террасы, где он стоял, резко выделяясь на фоне заалевшего утреннего неба, и важной поступью прошел к середине стана. По мере того как он приближался, слышалось легкое бряцание серебряных украшений на его руках и шее да звон маленьких бубенчиков, окаймлявших его кожаные мокасины. Он любезно приветствовал мужчин, не обращая никакого внимания на женщин. Когда незнакомец дошел до группы людей, по гордым лицам которых можно было догадаться, что это вожди племени, он остановился, и делавары увидели статную, стройную фигуру хорошо знакомого вождя гуронов, известного под именем Хитрая Лисица.

Его встретили серьезно, молчаливо и настороженно. Стоявшие впереди воины расступились, пропустив лучшего делаварского оратора, говорившего на всех языках северных туземцев.

– Добро пожаловать, мудрый гурон! – сказал делавар на языке макуасов. – Он пришел отведать сакка-туш[15] вместе со своими приозерными братьями?

– Он пришел, – повторил Магуа, наклоняя голову с величавостью восточного государя.