Яков Блюмкин: Ошибка резидента - Евгений Матонин

— Вас устроит подпись „Я. Сущевский“, товарищ Блюмкин?

Блюмкин согласился, и очерк под названием „День Троцкого“ за подписью „Я. Сущевский“ появился на страницах „Огонька“. Надо отдать справедливость Блюмкину — очерк написан бойко, образно, хорошим литературным языком».

Если все было так (а какие у нас основания не верить Ефимову?), то «День Троцкого» — самый солидный журналистский материал Блюмкина из всех известных к сегодняшнему дню. Зная график и манеру работы Троцкого, он имел возможность описать все это в очерке. И действительно, ему удалось довольно живо и свободно по тем временам показать некоторые весьма любопытные особенности повседневных занятий «вождя революции». По тексту чувствуется, что автор — не просто журналист, но человек с литературными амбициями. Вот лишь несколько цитат:

«Его рабочий день переваливает за восемь часов, и, по состоянию времени, день — ночью может быть еще в разгаре».

«На путях Николаевского вокзала отдыхает поезд Троцкого — революционный бродяга со скоростью тигра, покрывший не раз страну…»

«На его столе военная тактика гениального чудака и балагура Суворова познала книжное соседство с тактикой Маркса, чтобы прихотливым образом соединиться в голове одного человека, обслуживающей запросы, проблемы, тактику революции».

«Он диктует, шагая и бегая по кабинету, другие перепишут, педантически расставят запятые и двоеточия, подпишут, сдадут самокатчику, проследят судьбу пакета до конца».

«Читает с карандашом в руке, который держит как хирург зонд, подчеркивает, размечает, нумерует мысли авторов, ассоциирует, делает полемические замечания — и книга возвращается с его рабочего стола как препарированный труп».

«Кабинет Троцкого — это небоскреб мировой политики».

«Аппарат Троцкого состоит из простых, но всемогущих вещей — стенографиста, телефонного коммутатора и хорошего автомобиля — всего, что сокращает движение, содействует усилию экономить энергию».

«Так же как и Крапоткин (так в тексте. — Е.М.), Троцкий отдыхает или переходом к другой работе, или сменой темы и объектов, или в спорте… Иногда, очень устав, Троцкий охотится, бегает на лыжах, удит рыбу, играет в крокет и шахматы».

«Так работает Троцкий… универсальный человек, представляющий универсальное сосредоточие высоких человеческих интересов — вождь революции».

К очерку прилагались несколько любопытных фотографий, иллюстрирующих работу различных служб в ведомстве Троцкого. Особенный интерес вызывает та, на которой наркомвоенмор (под собственным портретом) позирует перед фотокамерой вместе с сотрудниками своего секретариата. Есть ли среди них сам Блюмкин? Во всяком случае, один человек похож на него, хотя утверждать трудно, учитывая невысокое качество полиграфии.

Афиша Дома печати с анонсом доклада Я. Г. Блюмкина «Боевые предприятия левых эсеров в зоне немецкой оккупации на Украине в 1918 г. (Покушение на Скоропадского и др.)». Москва. 1922 г. РГАЛИ «День Троцкого» — очерк Я. Сущевского (псевдоним Я. Блюмкина), опубликованный в журнале «Огонек» 1 апреля 1923 года

Очерк читали с большим любопытством. Михаил Кольцов был доволен. Однако в дальнейшем «День Троцкого» имел для него весьма неприятные последствия. В 1924 году, уже после смерти Ленина, его вызвал Сталин, который был генеральным секретарем ЦК. Борис Ефимов так передает рассказ брата об этой встрече:

«…Приезжаю я в ЦК, — продолжает брат, — поднимаюсь на пятый этаж, в Секретариат ЦК, и дверь мне почему-то открывает сам Сталин. Входим в кабинет, садимся, он мне говорит: „Вот что, товарищ Кольцов… Журнал ‘Огонек’ — неплохой журнал, живой. Но некоторые члены ЦК замечают в нем определенный сервилизм…“ „Сервилизм? — спрашивает Кольцов. — В чем это выражается?“ „Некоторые члены ЦК считают, — раздраженно продолжает Сталин, — что вы скоро будете печатать, по каким туалетам ходит Троцкий“.

Брат немного опешил, потому что Троцкий был тогда еще членом Политбюро, председателем Реввоенсовета и так далее. В общем, Троцкий был Троцкий. И такая откровенная грубость в его адрес была, на взгляд Кольцова, неуместна. Он стал оправдываться: „‘Огонек’ — массовый журнал, и мы считали своей обязанностью давать очерки о наших, так сказать, руководителях, вождях. Опубликовали ‘День Калинина’, дали очерк ‘День Рыкова’ и вот теперь ‘День Троцкого’. А недавно напечатали фотографию окна, через которое бежал товарищ Сталин, когда в подпольную бакинскую типографию нагрянула полиция“.

Сталин посмотрел на него, подозрительно прищурившись, и говорит: „Товарищ Кольцов, я передал вам мнение членов ЦК. Учтите в дальнейшей работе! Всего хорошего“…

Сталин занес Кольцова в свой феноменальный компьютер. Коба придерживался восточного правила: блюдо мести должно подаваться холодным. Он ждал годами…» (Заметим, что Борис Ефимов писал воспоминания уже в эпоху компьютеров, то есть в весьма преклонных годах.)

Кольцов был расстрелян в феврале 1940 года. Если прав Борис Ефимов, и Сталин уже тогда, после появления очерка о Троцком, занес его брата в свой «компьютер», то смерти Кольцова косвенно поспособствовал и Яков Блюмкин, который ушел в мир иной от пуль чекистов на девять лет раньше.

Однако Сталин имел все основания разозлиться на Кольцова за блюмкинский материал. Дело в том, что весной 1923 года уже разворачивалась его ожесточенная борьба с Троцким за «ленинское наследство», а в 1924 году она была в самом разгаре. На этом фоне появление таких очерков, как «День Троцкого», выглядело мощной пиар-поддержкой его конкуренту. Мог ли Сталин не заметить этого?

Публикацией репортажа о работе Троцкого Блюмкин не ограничился. «В тот же период сотрудничал в „Правде“ в качестве политического фельетониста», — отмечал он в автобиографии.

Формально все так и было, хотя «политическим фельетонистом» в полном смысле этого слова Блюмкина можно назвать с очень большой натяжкой. Для этого достаточно изучить подшивки «Правды» за 1920-е годы. Часто появляются на ее страницах статьи, фельетоны и заметки таких видных тогда журналистов, как Михаил Кольцов, Лев Сосновский, Емельян Ярославский, Лариса Рейснер и др. Не уступали им и первые лица СССР — Троцкий, Зиновьев, Бухарин (бывший тогда главным редактором «Правды»), Радек, Луначарский, Красин… Это были настоящие «звезды» советской публицистики того времени.

На первой странице газеты почти постоянно появлялась рубрика «Маленький фельетон», которую вели менее известные журналисты — Яков Окунев, Егор Красный, Сигов и др. А вот фамилия фельетониста Блюмкина в «Правде» за эти годы встречается только один раз. Впрочем, он, конечно, мог печататься под каким-нибудь псевдонимом, как в «Огоньке», или вообще без подписи — таких материалов в газете тоже было предостаточно. О чем шла речь в его фельетоне — немного позже.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});