Лавр Корнилов - Александр Ушаков

Вечером у Путилова собрались крупнейшие столичные финансисты: Б.А. Каминка, Н.Н. Кутлер, Н.А. Белоцветов. В первом часу ночи приехал Гучков. Всех смущала разница цифр. Несмотря на это, деньги решено было все-таки дать. На следующий день в условленное время Путилов и Белоцветов ждали эмиссаров Корнилова в помещении «Русско-Азиатского банка». Просидели они до восьми вечера, но так никто и не явился. Путилов позвонил инженеру Финисову. Его кухарка ответила, что барин ужинает в «Малоярославце».

Путилов и Белоцветов поехали в ресторан, где им открылась неожиданная картина. «Кабинет огромный, настоящий зал. За столом сидят человек сорок офицеров и пируют. Несметное множество бутылок… Председательствует полковник Сидорин. Все в форме, некоторые в походном снаряжении». Присутствовавшие были уже изрядно пьяны. Громкими голосами они обсуждали план будущего выступления, нисколько не стесняясь официантов и лакеев. В десять вечера в зале появился новый гость, сообщивший, что Керенский объявил Корнилова изменником. Первой реакцией собравшихся был страх, но уже через несколько минут все успокоилось. Кто-то пьяным голосом потребовал еще шампанского. Белоцветов, наклонившись, сказал на уху Путилову: “Не знаю как вы, а я чеков не дам. К ночи они без ног будут. Деньги все равно пропадут”».

Эта неприятная история — тоже часть правды. В оправдание можно сказать лишь одно — сама обстановка подполья неизбежно разлагает людей, независимо от того, считают они себя революционерами или контрреволюционерами. Во всяком случае, репутацию дела, начатого Корниловым, поведение петроградских «заговорщиков» изрядно подпортило. Видимо, они и сами понимали это, и потому на следующий день Фетисов и Дюсимитьер выехали к Крымову. С собой они привезли известия о каких-то вооруженных столкновениях на подступах к столице. Кто с кем воюет, не знали ни приехавшие, ни сам командующий армией.

Сейчас нам известно, что это была Туземная дивизия. Передовые эшелоны ее к 28 августа выдвинулись до Вырицы. Дальнейшее продвижение по железной дороге было невозможно ввиду повреждения путей. Шедшая в авангарде третья бригада (Чеченский и Ингушский полки) выгрузилась из вагонов и походным порядком двинулась на Царское Село. У станции Антропшино в 10 часов вечера завязался бой. После первых выстрелов отряд, высланный из Царского Села, отступил. Но командир бригады князь А.В. Гагарин побоялся попасть в окружение и скомандовал отход.

После этого дивизия расположилась на станции Дно и в дальнейших событиях участия не принимала. В эти же дни Уссурийская дивизия добралась до Нарвы и Ямбурга, но здесь остановила свое продвижение. Везде имело место одно и тоже — присланные из столицы агитаторы успешно сеяли сомнения в умах и без того колебавшихся казаков и горцев. Проходивший в эти дни в Петрограде Всероссийский мусульманский съезд направил навстречу Дикой дивизии специальную делегацию, члены которой владели чеченским, ингушским, кабардинским, татарским языками. В результате дотоле крепкая дивизия начала на глазах разлагаться.

Все это заставило Крымова усомниться в успехе. К тому же он потерял контакт с главковерхом и не знал, как себя вести в сложившейся ситуации. Под утро 29 августа Крымова все же нашел посланный из Ставки полковник Д.А. Лебедев. За сутки до этого он выехал из Могилева на автомобиле и после многих часов блуждания почти случайно наткнулся на штаб командующего Петроградской армией. Лебедев сообщил о том, что Корнилов не собирается подчиняться распоряжению о своей отставке. По словам Лебедева, в Петрограде тоже зреет недовольство правительством и в любое время можно ожидать падения Керенского.

Эта информация заставила Крымова принять решение о возобновлении движения. 29 августа он подписал приказ, в котором объяснял причины этого. В первом и втором пунктах приказа воспроизводились телеграммы Керенского и Корнилова, в третьем говорилось о том, что казаки отказываются признать отставку Верховного главнокомандующего. Наибольший интерес представлял последний пункт. В нем Крымов утверждал, что в Петрограде начались голодные бунты. Он заявлял, что ставит собой целью только восстановление порядка и пресечение анархии и не посягает на республиканский строй{398}. Конечно, все рассказы о погромах в столице были ложью. Крымов пошел на это, рискуя быть разоблаченным, только из осознания собственной слабости. Это был единственный способ заставить казаков двинуться с места, хотя, как оказалось, способ ненадежный.

В ночь с 29 на 30 августа Донская дивизия по приказу Крымова выступила в направлении Луги. Однако не дойдя до города четырех верст, войска повернули обратно. Оказалось, что два полка— 13-й и 15-й отказались подчиниться распоряжению. Казаки, несмотря на ночь, митинговали. Прибывший на место Крымов заявил, что на первый раз он прощает нарушителей приказа, но в следующий раз будет поступать с ними по закону военного времени. Тем не менее генерал решил не рисковать и приказал отряду двигаться в обход Луги. Крымов старался держаться как обычно, но для него происходящее было крушением всех привычных представлений. До сих пор он считал, что неповиновение есть результат слабости командного состава. Теперь его 3-й конный, сохранявший дисциплину в течение всех предыдущих месяцев, разваливался на глазах.

В Петрограде у Крымова был верный человек — полковник С.Н. Самарин. Когда-то он был начальником штаба у Крымова в бытность того командиром Уссурийской дивизии. Сейчас Самарин служил в военном министерстве. Посланец Крымова нашел Самарина, и тот сообщил, что постарается приехать в Лугу. Самарин (вероятно, через своего сослуживца Барановского) сумел переговорить с Керенским. Рано утром 30 августа он появился в штабе Крымова. Самарин предложил Крымову выехать вместе с ним в Петроград, дав гарантию от имени премьера, что его свободе и безопасности ничего не грозит. После совета с другими старшими начальниками Крымов решил принять это предложение.

В ночь на 30 августа Крымов и Дитерихс выехали из Луги и рано утром 31-го были в Петрограде. В столице Крымов сразу же направился к Алексееву. В этот день Алексеев уезжал в Ставку к Корнилову и специально задержался для того, чтобы выслушать Крымова. Позже Алексеев рассказывал: «Крайне неутешителен был доклад генерала Крымова: под влиянием идущих из Петрограда распоряжений и агитации (посылка делегаций) дивизии корпуса нравственно развалились и едва ли были пригодны к работе, даже в том случае, если бы в деятельности их встретилась надобность даже в интересах самого Временного правительства»{399}. По свидетельству Алексеева, Крымов находился в крайне подавленном состоянии.