Дипломатия Симона Боливара - Анатолий Глинкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Намерение дипломатии Боливара оказать давление на Мадрид не означало отказа от проекта освободительной экспедиции в Испанию. Собрать многотысячную армию и перебросить ее через океан испано-американским государствам, разоренным длительной войной, вряд ли было по силам. Но снарядить небольшую экспедицию «солдат свободы» наподобие той, которая в свое время отплыла из Гаити в Венесуэлу, и направить ее к берегам Испании, чтобы поднять народ этой страны на борьбу, было вполне возможно и отвечало традициям патриотов. Разброд среди государств региона после Панамского конгресса и нарастание внутренних трудностей не позволили приступить к реализации этих планов.
Окончательный разгром испанской королевской армии на плато Аякучо Боливар считал прологом к мирным переговорам с Мадридом. В письме к Каннингу в январе 1827 года он выражал надежду, что «окончание войны с Испанией принесет мир Америке».[468] Но Освободителю не суждено было дожить до этого часа. Только в 1836 году, три года спустя после кончины Фердинанда, испанские кортесы одобрили решение о начале переговоров с испано-американскими государствами с целью заключения договоров о мире и дружбе. Эти переговоры были трудными и долгими. Первой добилась признания Мадридом своей независимости Мексика (1836 г.), последним — Гондурас (1894 г.).
Последние усилия
Независимость — единственное достижение, которого мы добились за счет всех остальных благ.
Симон БоливарАНДСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ: ПРОИГРАННОЕ СРАЖЕНИЕ
Боливар вернулся в Боготу в ноябре 1826 года после пятилетнего отсутствия. В манифесте к населению республики он извещал граждан о взятии на себя всей полноты президентской власти. Как быстро пролетели эти годы на отдаленном театре военных действий и за созидательным трудом по государственному строительству в Перу и Боливии! Как много изменилось за это время в дорогой его сердцу Великой Колумбии! Нет, не случайно Сантандер и другие близкие соратники слали ему в Лиму тревожные письма и призывы скорее возвратиться домой. Страна быстро вползала в глубокий кризис.
Уже отгремели торжественные салюты по случаю победы над Испанией, и во всей своей неотвратимости встал вопрос: куда идти дальше? Для Боливара не существовало двух мнений на этот счет: «Наш выбор сделан, и отступление означает слабость и гибель для нас всех. Мы должны победить, следуя по пути революции и только этим путем».[469] От этого кредо Освободитель не собирался отступать, столкнувшись с новыми сложными проблемами в условиях перехода Великой Колумбии от войны к миру. Предстояло действовать при невероятном нагромождении неблагоприятных обстоятельств.
Из всех испано-американских стран Великая Колумбия внесла самый весомый вклад в разгром колонизаторов, но и понесла, пожалуй, самые большие потери. При численности населения в 3,5 млн. она потеряла только убитыми около 600 тыс. А сколько осталось покалеченных и инвалидов? Огромность этих потерь можно осознать, если сравнить с потерями Франции за двадцатилетнюю эпоху наполеоновских войн — 1,2 млн. из общего числа жителей в 30 млн.[470]
Длительная война подорвала хозяйство Великой Колумбии: разоренные города, заброшенные плантации, почти замершая торговля. Более дешевые изделия «мастерской мира», а также США и Франции, наводнившие внутренний рынок, обрекали на банкротство ремесленников и других местных производителей. Жесточайшая нужда воцарилась в пострадавших сельских районах и бедняцких кварталах городов. Правительственная казна была пуста. Хроническая нехватка финансовых средств подрывала эффективность государственных мероприятий. В народных массах, остававшихся неграмотными и бесправными, зрел неосознанный стихийный протест — благодатная почва для разного рода демагогов и любителей разжечь националистические страсти.
Обстановка в стране накалялась также в связи с поляризацией политических сил. Размежевание началось на следующий день после победы над Испанией. Образно и глубоко выразил Пабло Неруда социальную драму Великой Колумбии и других молодых государств региона: «Еще не свернуты знамена, еще солдаты не уснули, свобода вдруг переоделась и собственностью обернулась».[471]
Между новым правящим классом и радикальным крылом патриотов возник острый антагонизм. Латифундистская олигархия, креольская аристократия, крупные торговцы и нувориши, чиновничья бюрократия уже больше не нуждались в таких деятелях, как Боливар, людях строгих правил, гражданской доблести, бескорыстной преданности высоким идеалам. Эти круги хотели пользоваться всеми благами независимости только для себя и без всяких помех. Социальное реформаторство Освободителя противоречило их практическому здравому смыслу крупных собственников. Им не было никакого дела до народного блага. Военный диктатор — каудильо, способный держать трудовой люд в узде, представлялся для них идеальным правителем. Стремления таких каудильо создать свои вотчины порождали сепаратистские настроения и центробежные тенденции в различных провинциях большого государства.
Боливар с горечью видел, что лагерь патриотов, еще недавно сплоченный исторической задачей национального освобождения, оказался расколотым на враждующие группировки. Этот процесс захватил и освободительную армию, которая в то время являлась наиболее организованным патриотическим институтом, опиравшимся на народную поддержку. Массы военных, увольняемых из армии в силу финансовых трудностей, оказывались без средств к существованию и распродавали за бесценок полученные за службу земельные участки, а разбогатевшие и удачливые высшие офицеры с замашками каудильо переходили на службу к новым хозяевам жизни. Еще вчера все они были товарищами по оружию и вместе делили тяготы походной жизни, а сегодня оказывались на разных ступенях социальной лестницы.
Как уже не раз случалось в истории, революционная волна откатилась и оставила на поверхности мусор: охотников за наживой, беспардонных искателей богатств, спекулянтов и политических честолюбцев, рвущихся к власти. Вспыхнувшие междоусобицы грозили развязать разрушительную стихию политической анархии.
Безрадостную картину дополняла тревожная обстановка на границах Великой Колумбии. Из Кубы поступали сообщения о подготовке испанских сил вторжения на континент. Императорская Бразилия посягала на территориальную целостность своих соседей, временно оккупируя некоторые из их провинций. Став новым центром международной активности регионального масштаба, Богота во второй половине 20-х годов привлекла особое и, как мы убедимся далее, совсем не доброжелательное внимание дипломатии великих держав.
Увиденное не поразило Боливара, подобно грому среди ясного неба, хотя всю глубину кризисных явлений он, возможно, еще до конца и не осознавал. Он продолжал верить в свою звезду. Слава его не померкла, а физические силы не были надломлены. Во всех городах, где он останавливался на пути из Лимы в Боготу, население чествовало его, как героя. Жители столицы Великой Колумбии устроили Освободителю восторженную встречу. Тем не менее если обратиться к преобразовательской деятельности Боливара в Перу и Боливии после победы на плато Аякучо (декабрь 1824 г.) и до отъезда из Лимы (сентябрь 1826 г.), то становятся очевидными два момента, тревоживших Освободителя: всплеск негативных явлений, после того как общая цель — свержение колониального гнета — была достигнута, и поиски новых путей и средств стабилизации положения.
В Боготу Боливар вернулся, уже имея продуманную программу действий. Это был план создания Андской федерации. Исходным моментом послужила неудовлетворенность Освободителя результатами Панамского конгресса. Начиная с середины 1826 года Боливар при личных контактах и в переписке с Сукре, Сантандером, Паэсом, перуанскими генералами Санта-Крусом, Фуэнте и другими активно обсуждал основополагающие принципы и конкретные пути создания Андской федерации. Изначально рассматривалась идея включить в федерацию все страны, расположенные вдоль горной цепи Анд — от Мексики до Чили. Затем появился северный вариант — союз Великой Колумбии, Центральной Америки и Мексики. Эти три страны в силу географической близости к США больше, чем другие страны региона, страдали от гегемонистских притязаний Вашингтона. В конечном счете предпочтение было отдано объединению трех государств — Великой Колумбии, Перу и Боливии, освобожденных от испанского гнета совместными усилиями их народов под руководством Боливара. Главная цель — «обеспечить свободу Америки, сплоченной на основе порядка и стабильности»,[472] — говорил Боливар.