Том 5. Евгений Онегин. Драматургия - Александр Сергеевич Пушкин

тоскою

Она встревожена была;

Как бы волнуемая страхом,

Она в слезах пред милым прахом

Стояла, голову склонив

И руки с трепетом сложив;

Но тут поспешными шагами

Ее настиг младой улан;

Затянут, статен и румян,

Красуясь черными усами,

Нагнув широкие плеча

И гордо шпорами звуча.

IX

Она на воина взглянула,

Горел досадой взор его,

И побледнела и вздохнула,

Но не сказала ничего;

И молча Ленского невеста

От сиротеющего места

С ним удалилась – и с тех пор

Уж не являлась из-за гор.

Так равнодушное забвенье

За гробом настигает нас,

Врагов, друзей, любовниц глас

Умолкнет – об одном именье

Наследников ревнивый хор

Заводит непристойный спор.

Последние стихи строфы IX после ее исключения Пушкин перенес в строфу XI, которая в черновике оканчивалась так:

По крайней мере из могилы

Не вышла в сей печальный день

Его ревнующая тень

И в поздний час, Гимену милый,

Не испугали молодых

Следы явлений гробовых.

За строфой XXI в беловой рукописи следует описание «Альбома Онегина» и записи из этого альбома, исключенные из печати:

XXII

Опрятно по краям окован

Позолоченным серебром,

Он был исписан, изрисован

Рукой Онегина кругом.

Меж непонятного маранья

Мелькали мысли, замечанья,

Портреты, числа, имена

Да буквы, тайны письмена,

Отрывки, письма черновые,

И, словом, искренний журнал,

В который душу изливал

Онегин в дни свои младые,

Дневник мечтаний и проказ;

Кой-что я выпишу для вас.

Альбом Онегина

1.

Меня не любят и клевещут,

В кругу мужчин несносен я,

Девчонки предо мной трепещут,

Косятся дамы на меня.

За что? – за то, что разговоры

Принять мы рады за дела,

Что вздорным людям важны вздоры,

Что глупость ветрена и зла,

Что пылких душ неосторожность

Самолюбивую ничтожность

Иль оскорбляет, иль смешит,

Что ум, любя простор, теснит.

2.

Боитесь вы графини – овой? –

Сказала им Элиза К.

– Да, – возразил NN суровый, –

Боимся мы графини – овой,

Как вы боитесь паука.

3.

В Коране много мыслей здравых,

Вот, например: пред каждым сном

Молись, беги путей лукавых,

Чти бога и не спорь с глупцом.

4.

Цветок полей, листок дубрав

В ручье кавказском каменеет.

В волненье жизни так мертвеет

И ветреный и нежный нрав.

5.

Шестого был у В. на бале.

Довольно пусто было в зале;

R. С. как ангел хороша:

Какая вольность в обхожденье,

В улыбке, в томном глаз движенье

Какая нега и душа!

Далее зачеркнуты два стиха:

Она сказала (nota bene[48]),

Что завтра едет к Селимене.

6.

Вечор сказала мне R. С.:

Давно желала я вас видеть.

Зачем? – мне говорили все,

Что я вас буду ненавидеть.

За что? – за резкий разговор,

За легкомысленное мненье

О всем; за колкое презренье

Ко всем; однако ж это вздор.

Вы надо мной смеяться властны,

Но вы совсем не так опасны;

И знали ль вы до сей поры,

Что просто – очень вы добры?

7.

Сокровища родного слова,

Заметят важные умы,

Для лепетания чужого

Безумно пренебрегли мы.

Мы любим муз чужих игрушки,

Чужих наречий погремушки,

А не читаем книг своих.

Да где ж они? – давайте их.

А где мы первые познанья

И мысли первые нашли,

Где поверяем испытанья,

Где узнаем судьбу земли?

Не в переводах одичалых,

Не в сочиненьях запоздалых,

Где русский ум и русский дух

Зады твердит и лжет за двух.

8.

Мороз и солнце! чудный день.

Но нашим дамам, видно, лень

Сойти с крыльца и над Невою

Блеснуть холодной красотою.

Сидят; напрасно их манит

Песком усыпанный гранит.

Умна восточная система,

И прав обычай стариков:

Они родились для гарема

Иль для неволи теремов.

9.

Вчера у В., оставя пир,

R. С. летела как зефир,

Не внемля жалобам и пеням,

А мы по лаковым ступеням

Летели шумною толпой

За одалиской молодой.

Последний звук последней речи

Я от нее поймать успел,

Я черным соболем одел

Ее блистающие плечи,

На кудри милой головы

Я шаль зеленую накинул,

Я пред Венерою Невы

Толпу влюбленную раздвинул.

10-я запись не выписана, а только обозначена:

– я вас люблю etc.[49]

За этим дана последняя запись:

11.

Сегодня был я ей представлен.

Глядел на мужа с полчаса;

Он важен, красит волоса,

Он чином от ума избавлен.

В черновой рукописи сохранилось еще несколько записей из «Альбома Онегина»:

Я не люблю княжны S. L.!

Свое невольное кокетство

Она взяла себе за цель,

Короче было б взять за средство.

–

Чего же так хотелось ей?

Сказать ли первые три буквы?

К-Л-Ю-Клю… возможно ль, клюквы!

–

К четвертой записи было продолжение:

Так напряженьем воли твердой

Мы страсть безумную смирим,

Беду снесем душою гордой,

Печаль надеждой усладим.

Но как . . . . . утешить

Тоску, безумную тоску.

. . . . . . . . . .

Строфа XXIV. За этой строфой в черновой рукописи было:

С ее открытием поздравим

Татьяну милую