Руны судьбы - Дмитрий Скирюк

— Жениться тебе надо, парень.

— Я ещё не сумасшедший. И вообще, что за намёки?

— Ладно. Замяли. Так, а что там в препятствии?

— Kaun. Факел.

— Это плохо?

— Как сказать... Это огонь, каков он есть. Ещё обозначает рану, горе... Или — близость. Это слишком многогранно, чтобы можно было полностью истолковать. Когда ворожат, её вообще используют с крайней осторожностью.

— Но вон же, на камине Яльмар её написал, и — ничего.

— Так то — камин. Чего ему плохого от огня-то сделается?

— А это не может быть костром.

Пламя в камине погасло довольно давно, но кажется только сейчас, при этих словах Золтана в доме по-настоящему повеяло холодком.

— Может, — неохотно признал травник. — Ну что ты за человек такой, а? Всё тебя на какую-то гадость тянет! То погоня, то костёр. Если так рассуждать, то можно истолковать вообще чего угодно. Незачем было тогда и гадать, если у тебя только это на уме. И потом, если костёр, при чём тут — удача, бог, успех? Я ж говорю — бестолковый расклад.

Они помолчали.

— Можно выбросить ещё одну, — неуверенно предложил Жуга. — Я иногда так делаю, когда расклад не очень ясный. Как бы спрашиваю, что, мол, всё это значит целиком.

— И что, помогает?

Травник пожал плечами:

— Иногда помогает...

— Тогда выбрасывай.

Жуга встряхнул мешок и выложил на стол последнюю костяшку: Uruz. Прямая.

Жуга облизал пересохшие губы, машинально потянулся за бутылкой, но на полпути обнаружил, что та пуста, и отставил её в сторону.

— Это тур, — сказал он. — Корова Аудумла. Обретение формы. — Он посмотрел на Золтана, как тому показалось, с растерянностью. — Она мне уже выпадала в прошлый раз, но тогда... Золтан, я не знаю, что это может означать применительно к нам.

— А само по себе?

— Само по себе... Гм. Само по себе это значит, что в жизнь вмешалась какая-то скрытая сила. Её не видно, но она готовит все грядущие события, и как ты ни крутись, всё равно будет так, как она решит. В общем, ей бесполезно препятствовать.

— Что за сила? Судьба?

— Золтан, ну ты даёшь! Я-то откуда знаю? — с этими словами травник сгрёб костяшки рун обратно в кожаный мешочек, завязал его и спрятал в сумку.

— А Яльмар тебе разве не рассказывал?

— Яльмар, когда дарил, сказал мне только их названия и значения, а здесь важнее толкование...

Часы на ратуше пробили четыре, и тут же, словно только этого и дожидались, дверь содрогнулась от гулких ударов.

— Откройте! — закричал за дверью чей-то грубый голос. — Именем закона и короля приказываю открыть дверь!

— Амба, парень, — на удивление спокойным голосом сказал Золтан, достал из ножен под одеждой кривой албанский баделер и проверил пальцем острие клинка. — Всё-таки нас выследили... Ну-ка, помоги.

Они вскочили и со скрежетом придвинули к двери тяжёлый стол, потом принялись наваливать на него всё самое тяжёлое, что было в комнате. Снаружи на минуту смолкли, видимо, совещаясь, потом послышалось хриплое: «К чёрту дверь! Ох, простите, святой отец... Шевелитесь, бездельники, в бога-душу мать и тысячу проклятий!», после чего дверь сотряс новый гулкий удар чего-то тяжёлого.

— Что это?!

Оба оглянулись. Фриц проснулся и теперь таращился то на них, то на дверь.

— Ничего, — спокойно отозвался травник. — Это нас арестовывать пришли.

Золтан тревожно и с недоумением взглянул на него, опасаясь, уж не сошёл ли тот с ума. Тот же, как ни в чём не бывало, встал и направился к окну. В этом месте из ставни когда-то выпал сучок размером с крупную монету. Жуга приник к отверстию одним глазом, потом другим, некоторое время сосредоточенно разглядывал открывшуюся взору картину, потом повернулся к Золтану.

— Так значит, — сказал он, — это и есть те самые стражники с монахами, о которых ты мне говорил?

Снаружи было темно. Свет редких факелов не освещал ни лиц, ни зданий. Только травник мог там что-то разглядеть.

-Ты что, издеваешься? Не воры же кричат: «Откройте именем короля!» Им ничего не стоило узнать, где ты живёшь, — в этом квартале тебя знают слишком хорошо, чтобы забыть, а их слишком боятся, чтобы не ответить. Шайтан... Что же делать? — он взглянул на Фрица. — Будь мы с тобой вдвоём, можно было бы попробовать прорваться, но с мальчишкой... Я ж тебя не зря вчера про безопасность спрашивал!

— А я не зря отвечал, — спокойным голосом сказал тот.

Теперь и Золтан заметил, что дверь дома, как она ни содрогалась, как ни трещала от наносимых ударов, даже не думала уступать. Петли всё так же крепко сидели в каменной кладке, а засов, на вид довольно хлипкий, даже не подумал хоть сколько-нибудь согнуться.

Снаружи, видимо, тоже это заметили и прекратили штурм, решив посовещаться. Послышались голоca. «Manana?»[38], — предложил негромко один из них. Другой выругался. Кто-то просунул под ставни на окошке лезвие ножа, поскрежетал сталью о каменную кладку и отступил ни с чем. Фриц, покинувший своё убежище в кресле, теперь вертелся у обоих друзей под ногами и пытался допрыгнуть до глазка, в который чуть раньше выглядывал травник. Хагг прикрикнул на него, и мальчуган с видимым неудовольствием отошёл назад в комнату. Казалось, происходящее вызвало в нём скорее интерес, чем страх.

— Сейчас они примутся за окна, — нервно прокомментировал Золтан. — Или принесут какое-нибудь бревно... если уже не принесли.

— Это им не поможет, разве что стекла побьют. Здесь даже не заклятие. Ты помнишь тот щит? Я же говорил тебе, чем больше они будут бить, молиться или колдовать, тем сильнее дом будет сопротивляться любому воздействию. Сюда никто не войдёт.

— А как насчёт выйти? Они обложат нас соломой и сожгут, как каплунов, ты об этом подумал?

— Подумал. Только и они не такие дураки, чтобы рискнуть поджечь полгорода.

— Тогда они здесь будут караулить день и ночь, пока мы не вылезем сами. Что ты на это скажешь? У тебя здесь что, еды — как в замке, на два месяца? Или подземный ход прокопан?

Жуга не ответил.

— Чего молчишь?

— Дай мне час, Золтан, — сказал он, наконец. — Дай мне час, и я что-нибудь придумаю.

— А если не придумаешь?

Жуга перевёл взгляд на Золтана, и тот почему-то вздрогнул.

— Тогда, — размеренно сказал он, — они все у меня попляшут. Какое сегодня число?

— Седьмое декабря... — растерянно ответил Золтан. — А что?

Травник улыбнулся:

— Очень хорошо.

По мере того, как продвигался травников рассказ, сам травник шёл всё медленней, пока наконец совсем не остановился. Отвернулся, тронул ветку дерева, но не сорвал её, а только будто бы погладил. Лёгкий снег посыпался на них обоих, словно лунная пыльца, пушистый, колкий, серебристый. Ялка не решалась заговорить и поэтому просто стояла, глядя то на травника, то в сторону горняцкой хижины. уходя, она там погасила всякий свет, теперь же узкое окошко тусклой зеленью светило в темноте. Там кто-то был, мальчишка или Золтан. Следы тянулись в обе стороны двумя неровными цепочками по снегу, словно чаши, полные искристой черноты. «Наверное, мы вскорости протопчем здесь тропинку, — почему-то вдруг подумала она и посмотрела на Луну, сиявшую сквозь ветви дерева, как сквозь ажурную корону. — Такую как бы тропинку в снегу. От дома до поляны. Оказывается, нас очень много ходит здесь. Я, Карел, Зухель, Высокий, Лис... Как странно, — я почему-то не могу звать его Лисом... у меня язык не поворачивается...»