Молитва по ассасину - Роберт Ферриньо

— Вы когда-нибудь изучали порнографию двадцатого века?

Сара заморгала, пробудившись от тягостной дремы.

— Нет… даже не думала об этом.

— О, на данный предмет следует обратить внимание. Весьма занятно. Можно найти объяснение сложившейся культуры.

— Не находила ничего интересного в специальной литературе. Доступ к материалам подобного рода наверняка ограничен. Существует какой-нибудь архив?

— Нет, основная их масса находится у частных владельцев.

— Тогда каким образом вам удалось… — Сара бросила взгляд на дверь в переборке. Тема разговора начинала вызывать беспокойство. — Ах да, конечно, вы сами сказали, что занимаетесь коллекционированием.

— Основной сдвиг можно заметить в конце девяностых. В моду вошли татуировки, не только у мужчин, но и у женщин. И пирсинг… причем в местах, которые трудно представить пригодными для пирсинга даже в самых ярких фантазиях. Сами кинозвезды предавались этому: даже боги того времени готовы были принести себя в жертву сложившимся стереотипам. — Дарвин сплел пальцы. — Поразительно! Их ученые назвали это повальное увлечение возвратом к примитивизму, но лично мне весь процесс представляется желанием ограничить собственную свободу. Люди сделались настолько свободны, настолько не связаны оковами морали, что стали мечтать об оковах реальных. И сексуальные отношения…

— Вы… — Сара с трудом выдавила напряженную улыбку. — Вы следили за нами от самого Сиэтла? Я просто пытаюсь понять, какие ошибки мы совершили.

— Похвально, — кивнул Дарвин. — Нет, вы совершили только объяснимые ошибки. Я ждал вас в Лонг-Бич, то есть по последнему известному адресу Фатимы. Уже решил, что вам удалось ускользнуть, но тут позвонил один из наших агентов и сообщил мне, что видел вас в кофейне на Хантингтон-Бич. Вы, очевидно, не торопились найти девицу.

Сара почувствовала, как у нее краснеют щеки.

— Воздух Южной Калифорнии способствует пробуждению дикой страсти, вы согласны? — Дарвин пошевелил длинными пальцами. — Такой безудержной, что вы даже не закрыли окна номера в мотеле. Я всю ночь простоял рядом. Так близко, что мог до вас дотянуться. Я, конечно, этого не сделал, но слышал все. Какие звуки! Какие стоны и вздохи! Интересно, что бы подумал ваш дядя, услышь он все это? — Взгляд серых глаз нисколько не изменился. Остался холодным и устремленным вдаль. — Но одну вещь я все же упустил. Быть может, вы сумеете разрешить мое сомнение? В третий раз… куда именно вставлял Ракким? Я так и не смог определить по звуку, и меня это крайне беспокоит.

Сара пристально смотрела на него. Она наконец все поняла.

— Думаю, мне придется внести это в список вечных тайн. — Дарвин, добившийся желаемой реакции, выглядел удовлетворенным. — А теперь вы столкнулись с небольшой проблемой, я угадал? Не знаете, как ко мне относиться.

— Никаких проблем.

— В качестве подсказки напомню: несмотря на побочные результаты моей работы, я спас вам жизнь. И не только вам, но и Раккиму.

— Я же сказала, никаких проблем. — Сара удивилась собственному голосу. Она словно заразилась от Дарвина его ироничным спокойствием. Единственный из доступных способов оградить себя от неминуемого ужаса. — Я к вам отношусь точно так же, как относилась бы к любому наемному убийце.

— Предпочитаю определение «ассасин».

— Не сомневаюсь.

— А может, вы будете звать меня просто Дарвином и забудем обо всем остальном?

— Дарвином? Вас действительно так зовут?

— Понимаю, понимаю. Так звали богохульника. Только не думайте, будто это послужило для меня источником проблем в юности. Впрочем, все мы в той или иной мере вынуждены нести бремя истории.

Шум двигателей сменил тональность на более высокую. Самолет заложил крутой вираж.

— Мы не приземлимся в Сиэтле. Боюсь, мне пришлось солгать. — Дарвин улыбнулся. — Как вы относитесь к иронии?

Сара настороженно взглянула на него.

— У Раккима четвертая группа с отрицательным резус-фактором. Очень редкая. Мне удалось достать только две пинты. — Ассасин наклонился ближе. Странно, почему она раньше не замечала его бегающих глаз? — У меня тоже четвертая-минус. Врачам, пока мы в полете, придется сделать переливание. Восхитительно.

Сара с трудом пыталась унять дрожь.

— Подумать только, его накачают моей кровью. — Дарвин расхохотался. — Готов поспорить, вы станете вспоминать об этом каждый раз, когда он примется трахать вас в задницу. — Откинув голову назад, ассасин обнажил клыки и завыл.

49

Перед полуденным намазом

— Спасибо, что согласились встретиться со мной, господин директор.

— Я давно хотел пообщаться с вами. — Глава СГБ не сводил глаз с фюзеляжа, торчавшего из темных вод залива Пьюджет. Хвостовая часть суперлайнера «Боинг-977» возвышалась над волнами на пятьдесят футов. Взревели двигатели, и палуба под ногами завибрировала. Туристы предпочитали смотреть на монумент через иллюминаторы с двойным остеклением, однако Рыжебородый и Коларузо остались на открытом воздухе, даже невзирая на ветер, безжалостно трепавший их одежду.

От соленых брызг у детектива щипало ноздри.

— После вашего звонка относительно моего участия в расследовании убийства Мириам Уоррик шеф решил, будто нас с вами связывают близкие отношения. — Коларузо испытывал некоторое беспокойство в связи с интересом, проявляемым к нему со стороны Рыжебородого. — Именно поэтому он меня сюда и погнал.

— А почему бы шефу полиции самому не поговорить со мной.

— Мы обнаружили трупы охотников. — Детектив решил перейти к делу. — Все они работали на «черных халатов».

— И шеф Эдсон решил, что в этом замешана служба государственной безопасности?

— Именно так.

— Служба государственной безопасности действительно имеет к этому отношение.

— Понятно. Шеф опасается конфликта между вами и ибн-Азизом, в результате которого полиция окажется выставлена в дурном свете. Разве не на нас лежит ответственность за поддержание покоя и порядка?

— Джерри Эдсону наплевать и на покой, и на порядок, его интересует только собственное кресло. И он его сохранит, пока его отец остается главой Комитета по ассигнованиям.

Коларузо провел ладонью по лбу.

— Целиком и полностью с вами согласен, сэр, но я-то вынужден работать под началом этого говнюка. Может, мне сказать ему, что вы не одобряете насилие и сделаете все возможное, чтобы найти виновных?

— Голова болит, детектив?

— Иногда.

— А у меня постоянно. Я часто просыпаюсь ночью… мне кажется, будто меня разбудила гроза. Я слышу гром, а потом оказывается, что гремит только у меня в голове. Домоправительница советует обратиться к врачу, но вы же знаете, стоит только с ними связаться, они уже не отстанут с бесконечными обследованиями.

— Почему бы нам не спуститься в салон. — Коларузо поежился. Он не заметил, как застегнул плащ не на те пуговицы. — У меня задница отмерзает.

— Я предпочитаю оставаться здесь. — Рыжебородый, одетый в простой шерстяной халат, казалось, не испытывал ни малейшего дискомфорта. Он кивнул на хвост самолета. — Вы жили в Сиэтле, когда произошла катастрофа?

— Мы с женой праздновали пятую годовщину свадьбы на Гавайских островах. Это было так давно.

— В апреле исполнится двадцать три года. На борту находилась тысяча сто пассажиров. Почти все остались там. — Лицо главы СГБ оставалось бесстрастным. — Мы сообщили, что самолет захватили бразильские приверженцы культа Конца света, но это, конечно, не было правдой.

— Что они пытались протаранить купол здания сената или что они были приверженцами культа?

— Я часто бывал здесь с Раккимом и Сарой.

Рыжебородый не спускал глаз с самолета. Металл все еще блестел. По крайней мере, так казалось с расстояния.

Коларузо больше не задавал вопросов. Глава службы безопасности использовал тактику исчезающей приманки, пытаясь вывести его из равновесия: выдавал намек на секретную информацию и замолкал в самый последний момент.

— Сара, когда впервые увидела обломки самолета, спросила, почему все главные памятники воспевают смерть. Хотела узнать, есть ли памятники, посвященные научным открытиям, поэзии или прорывам в области медицины. Ей тогда было семь, а Раккиму — двенадцать. Знаете, что он сказал? Он посмотрел на торчащий из воды хвост и заявил, что самолет снижался слишком круто. И потом добавил, что в этом случае рулем управлять невозможно. Пилот должен был подлетать к Капитолию под меньшим углом, почти горизонтально. — Рыжебородый покачал головой. — Двенадцатилетний мальчишка.

Коларузо прикинул, не заметит ли глава СГБ, если детектив сбежит в салон, оставив его на палубе.

— Я слышал, вашего сына приняли в фидаины.

Энтони-старший удивленно кивнул.