Четыре жизни академика Берга - Ирина Радунская

Вот Берг в клинике академика Бакулева. Ему показывают больного, который пережил свою смерть.

Это старик, но у него крепкий вид. Он по профессии инженер-приборостроитель. Хирург слегка прикоснулся пальцами к его груди, и под кожей выступили контуры небольшого постороннего предмета.

— Что это?

— Стимулятор сердца! — торжествуя, пояснил хирург. — Я вам расскажу историю болезни этого человека. Несколько лет назад у него начало сильно сдавать сердце. Пульс становился реже и реже, появились перебои, отеки ног и легких, отказалась работать печень. Из-за недостаточности питания кислородом и изменения обмена крови перестали работать и другие органы.

В очень тяжелом состоянии, близкого к смерти больного привезли сюда. И ему была сделана тогда еще совсем необычная операция: под кожу вшили маленький, величиной со спичечную коробочку, прибор. Да-да, его-то вы и нащупали. Это миниатюрный электронный генератор, вырабатывающий 60 импульсов в минуту. С такой же частотой, как известно, работает и нормальное сердце. И вот импульсы от генератора по двум проводам подаются прямо в больное сердце, как бы подталкивают его. Сердцу ничего не остается делать, как принять заданный ему режим. Работа сердца сразу восстановилась. Организм стал получать нужное количество кислорода, отеки прекратились, и человек, приговоренный к смерти, ожил!

Больного спросили, очень ли мешает ему прибор.

— Нисколько, — улыбнулся он, — я его не чувствую. Он нашел свое место и меня совсем не беспокоит. Я работаю, бодр, чувствую себя на седьмом небе.

В той же комнате находились еще два пациента после такой же операции. Один — колхозник, с очень тяжелой формой ревматизма суставов и сердца. Второй — шофер из далекого совхоза Северной Сибири. Оба вернулись в клинику для обследования и наблюдения.

В то время когда Берг знакомился с достижениями этой удивительной клиники, обладателей новых стимуляторов сердца было 36! А всего аналогичных операций было сделано 48 — это было в начале шестьдесят пятого года.

— Просто чудо какое-то! — восторгался Берг. — Это же потрясающая вещь! Ведь эти парни, которых мы видели, в общем-то пожилые люди, им за пятьдесят. И все тридцать шесть человек — бывшие смертники! Да, я согласен, тридцать шесть спасенных — это еще мало. Но завтра будет сто пятьдесят, потом тысяча.

И он не ошибся. В 1965 году по постановлению правительства у нас начался серийный выпуск стимуляторов сердца.

Экспериментальные работы, начатые Бабским и его сотрудниками, продолжаются многими коллективами. Теперь уже выпускаются стимуляторы не с постоянной, а с изменяющейся частотой. (Ведь человеческое сердце никогда не работает с постоянной частотой. Вы поднимаетесь по лестнице, и сердцебиение учащается. Вы спите — пульс становится реже. Сердце автоматически меняет режим своей работы в зависимости от потребностей организма. Конструкторы стараются это учесть.)

Не потерял Берг веры в эти приборы и не допустил прекращения их выпуска даже тогда, когда у многих опустились руки, — первые операции не всегда были удачны, люди умирали. Причем умирали главным образом не на операционном столе, а когда их жизнь казалась уже вне опасности. Сначала стимуляторы оставляли снаружи, их не вживляли под кожу. Туда шли лишь два проводника от прибора. И эти два электрода служили канализаторами инфекции. Теперь с этим покончено. Конструкция стимуляторов усовершенствована.

И вот промышленность выпускает волшебные приборы — один из них я держала в руках и поражалась его изяществу. Он очень легок, около ста граммов. Само радиотехническое устройство занимает малую часть, остальное — аккумулятор. Проводнички, ведущие к сердцу, теперь делаются не в виде жестких проволочек, как в первых образцах, а в виде пружинок. Поэтому при дыхании и других деформациях тела они не ломаются, а гибко растягиваются и сжимаются. Не менее важно, что срок службы стимуляторов измеряется годами. Прибор содержит миниатюрный выпрямитель и микроантенну. В результате аккумулятор может заряжаться от внешнего источника бесконтактным способом.

— Но какое отношение к Совету по кибернетике имеет стимулятор сердца?

— Ну, это дело взгляда, — отвечает Берг.

— Хорошо, пусть стимулятор сердца можно считать прибором, управляющим работой сердца, а пилюли для желудка – радиозонды? Это что?

— Типичное управление сбором информации. Когда кибернетическая машина управляет цехом или заводом, вас не удивляет, что надо обеспечить ее информацией об управляемом объекте?

— Конечно, нет, прежде чем управлять, надо изучить объект.

— Вот именно. А чтобы лечить, чтобы управлять ходом выздоровления больного, разве не надо изучить его, собрать информацию о работе его органов, о результатах лечения тем или иным препаратом?

Берг активно курирует эти работы. И в этот раз он, собственно, приехал не на экскурсию. Врачи клиники Бакулева вызвали его, чтобы посоветоваться относительно просьбы американского художника Рокуэлла Кента. Оказывается, будучи в Москве, он познакомился с советскими стимуляторами сердца. Кенту за восемьдесят, у него очень больное сердце. После возвращения в Америку состояние его здоровья ухудшилось, и он прислал письмо с просьбой выслать ему наш стимулятор. Ему выслали, он ответил благодарственным письмом. Кент писал, что показал стимулятор американским врачам, и те нашли его конструкцию более удачной, чем американская. (Я заметила: «Ну, наверно, для него постарались сделать как следует». На что Берг возразил: «Нет, ему послали серийный экземпляр, промышленный».) Кроме того, писал Кент, операция, которую делают американские врачи, более сложна. Он спрашивал, не может ли кто-нибудь из наших врачей приехать и сделать ему операцию?

Оказывается, с работами американцев в области сердечной хирургии Берг знаком давно: он выздоравливал от инфаркта, когда случился первый инфаркт у Эйзенхауэра. Берга лечили принятым у нас способом — покоем и лекарствами, а Эйзенхауэру сделали операцию — американцы оперируют инфаркты. Они вырезают пораженную инфарктом ткань и затем края раны сшивают. Потом формируется шов. Шов на сердце.

— А что лучше?

— Я тоже тогда этим заинтересовался, читал все, что доставал, советовался с врачами. Оба способа хуже. Жить с мозолью на сердце или без нее — не ясно, что лучше. Ясно, что лучше не иметь инфаркта.

— Надо меньше волноваться.

— Меньше волноваться! Вы знаете, сколько усилий стоило пробить дорогу этим стимуляторам, поставить эксперимент, поручить изготовление самым лучшим приборостроительным заводам?

— Почему же самым лучшим?

— Потому, что только они, с их аппаратурой и высокой культурой производства могут изготовить столь тонкий и точный прибор. И стимуляторы и радиозонды для исследования желудка и пищевода почти ювелирные устройства. Радиозонды, созданные Е.Б. Бабским, А.М. Сориным и их сотрудниками, исследуемый больной глотает в виде пилюль. Их делает один из лучших радиотехнических заводов. Когда-то это был маленький захудалый завод, занимался какой-то ерундой, а в свое время, не помню уже точно когда, я переквалифицировал его в радиолокационный, и он стал великолепным огромным заводом, выпускающим всякие серьезные вещи. Чтобы включить им в план такие фитюльки, как радиозонды, пришлось немало повоевать. А кустарно такие приборы делать нельзя. Иначе получилось бы, как с одним прибором для диагностики рака, который задуман был еще лет двадцать назад, но так до сих пор не только не внедрен, но и не доработан. Нужная точность не достигнута, так что не проверен сам принцип, положенный в основу предложенного метода.

— Почему?

— Да потому, что сначала долго спорили, судили и рядили, правильная ли идея положена в основу прибора? Автор утверждал, что при раке меняется состав крови, и в частности диэлектрическая постоянная крови, величину которой легко измерить нехитрым радиотехническим методом. Пока спорили, автор умер, потом некоторое количество приборов все-таки сделали, но так плохо, как делают сейчас обычные термометры: торчат за окном три термометра и на всех трех — разная температура.

А ведь вопрос серьезный — прибор должен поставить диагноз: есть у больного рак или нет. Приборы получились плохие, и дальнейший их выпуск оказался бессмысленным.

— Тогда надо было передать их изготовление другому заводу!

— Так и будет. Но деньги затрачены, идея скомпрометирована, и легче начать сначала что-либо другое, чем пробивать дальше неудачно начатое дело. А ведь это рак, проблема первостепенной важности! Но пока что в области диагностики больше кустарничества, чем науки.

— Но почему же, а диагностика рака на М-20? Это же замечательно! Для этой универсальной электронной машины врачи разработали программу, которая учитывает свой предыдущий опыт и сопоставляет сегодняшний диагноз с тем, который был поставлен ею по тем же признакам раньше. С каждым новым больным ее память обогащается, врачебный опыт растет, она ставит все более точный диагноз. По определенным сочетаниям признаков она каждый следующий раз с большим основанием ставит правильный диагноз. Учитывает все более тонкие признаки. Ведь это совершенная машина, она учится, накапливает опыт и становится все более квалифицированной.