За перевалом - Владимир Иванович Савченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобные мысли изложил я как-то на встрече со студентами-физиками, произнес страстно и получил ожидаемую порцию «бурных аплодисментов». А после официальной части подошел ко мне один из грядущих Ландау и заметил не без ехидства:
— А море-то существует. И бури в нем наличествуют — еще какие неслабые…
Он был прав, этот юный реалист, воспитанный одной из самых фантастичных ныне научных дисциплин, он умел мыслить здраво и не выдавал желаемое за действительное. Море (да простит мне читатель сей «высокий штиль»!) и в самом деле существует, но море, как пишут в газетах, рукотворное, создано оно руками самих фантастов.
Давайте вспомним тот фантастический бум (право, не подберу иного слова), который начался в пятидесятые годы вслед за появлением ныне классического романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Издательства — и столичные и провинциальные — охотно стали издавать книги с заманчивым грифом «НФ», возникали новые и новые писательские имена, одни прочно вошли в литературу, другие канули в безвестность.
Время — не только строгий, но и справедливый судья. (Истина, конечно, весьма банальная, но и банальную истину никто не отменял…) Сегодняшние немногие и пишут интереснее, самобытнее, глубже, и сам жанр расширился — по форме и содержанию, фантастика перестала заниматься пусть хитроумным, но, в общем-то, пустым изобретательством и начала исследовать Человека, другими словами, делать то, чем вот уже который век занимается литература.
Но…
Без «но», как водится, не обойтись, несмотря на радужную картину, нарисованную мной. Дело в том, что кое-кто до сих пор — по инерции или по здравому убеждению? — считает фантастику жанром особенным, где и законы свои, и задачи ни на что не похожие, а посему, мол, и судить фантастические произведения следует не так, как, к примеру, роман «производственный», «военный» или «бытовой».
Печальное заблуждение!
Если в те, далекие уже, пятидесятые годы фантастика и впрямь была только научной, а любители устного счета всерьез прикидывали, сколько изобретений Жюля Верна обрело жизнь в технике и науке, то сегодня уже мало кто рискует подходить к жанру с арифмометром и линейкой, даже логарифмической. Суть фантастики, как и всей литературы, показывать человека — не только таким, каков он есть, но и таким, каков он будет, каков он должен быть.
Этот современный и будущий человек! Что только не говорилось о нем!
Многие образцы дешевой западной фантастики, наводнившей книжный рынок, знакомят нас с так называемыми героями будущего, людьми «непонятными, неврастеничными». Само будущее в этих, с позволения сказать, романах представляется мрачным, беспросветным, автоматизированным до предела, обесчеловеченным. До человека ли там!..
И словно в противовес этому прекрасный фантаст Рей Бредбери пишет:
«Я не вижу ничего важнее Человека с большой буквы. Разумеется, я подхожу пристрастно: ведь и я сам из этого племени…»
Человек с большой буквы живет в лучших книгах лучших писателей Запада. Человек с большой буквы — главный герой повестей, рассказов, романов писателей-фантастов Советского Союза и социалистических стран.
Владимир Савченко тоже написал роман о Человеке с большой буквы. Я имею в виду не главного героя, а тех, кто его окружает в недалеком, в общем-то, будущем. Недалеком-то недалеком, но как же изменившем не только науку и технику, не только социальные отношения, но и психологию людей. Иными словами (если прибегнуть к классической терминологии «фантастоведов»), перед нами — утопия. Еще один вариант будущего.
Мне вспоминается разговор с покойным ныне писателем, крупным специалистом детективного жанра Романом Кимом. Он утверждал:
— Если ты пишешь вещь, где действие происходит в любой западной или восточной стране, сделай героем советского человека. Иначе будет «развесистая клюква».
Перефразируя слова Кима в применении к фантастике, попробую тоже утвердить: если ты хочешь написать роман о будущем, помести в него современного человека, опиши будущее его глазами, и мы поймем то, что он смог понять, и не поймем или не примем то, что он не смог понять и принять.
Герой Савченко — наш современник, волею собственного опыта попавший в будущее, совершивший скачок лет эдак на двести. Правда, и здесь Савченко делает «хитрый» ход: он совмещает сознание героя с сознанием погибшего космонавта, то есть создает некий симбиоз человека Сегодня и человека Завтра. Или даже Послезавтра. И смотрит: чье сознание окажется сильнее, кто станет «лидером» в этом симбиозе…
Не стану пересказывать то, что вы только что прочитали. Подчеркну лишь необычность и благодатность для писателя подобного приема, который, к слову, Савченко неплохо отработал. Думается, роман займет достойное место в советской фантастике, о нем станут спорить, у него появятся апологеты и противники. Но даже последние, как бы строги они ни были, не смогут утверждать, что прочитанное — нечто с «островной империи». Нет, роман Владимира Савченко — именно о Человеке. Или так: сначала — о человеке, а потом — о Человеке, и вот это крохотное изменение строчной буквы на прописную и делает роман литературным произведением, ибо автора, в первую очередь, интересует психология героя, становление его как Личности — в новом мире.
Другое дело, что автор порой как бы возвращается к тем временам, когда фантастика была только научной, и поэтому роман, пожалуй, излишне перегружен описательными подробностями завтрашнего бытия, технических изысков и т. п. Все это несколько снижает художественные достоинства вещи, уводит в сторону от главной задачи, которую я уже назвал.
Перечитал написанное и сам удивился: странное получилось послесловие, ведь в послесловиях вроде бы положено главным образом хвалить книгу… Но в том-то все и дело, что В. Савченко написал хороший роман, и поэтому мне, естественно, хочется, чтобы он был безупречен во всем: это во мне читатель пополам с критиком заговорил… И да простятся мне мои замечания — они не умалят достоинства книги.
Сергей Абрамов
Примечания
1
До свидания (нем.).
2
Подъем (нем.).
3
Ложь (нем.).
4
Подло (нем.).
5
Был у меня товарищ (нем.).
6
Сопляк (нем.).
