Обладать и принадлежать - Рената Литвинова

Он целует ее.

Он: Я люблю тебя.

Она: Я люблю тебя больше!

Слышно, как ему сигналит машина с тротуара.

Она: Машина… за тобой?

Он: Да, любимая. Я скоро вернусь к тебе.

Она: А я улетаю завтра, и тоже хочу вернуться к тебе, так что я тоже улетаю.

Он: Куда?

Она: Ой, это такой частный самолет, но я заработаю деньги, там так хорошо заплатят, наконец.

Он: Если ты из-за денег, то не лети!

Она: Да?

Он: Я дам тебе денег! Сколько тебе надо?

Она: Нет, что ты. Уже поздно… Ты их так опасно зарабатываешь, а мне там будет несложно. Всего несколько человек в салоне. Такое тебе спасибо, ты никогда так не говорил. (Машина сигналит уже более настойчиво.)

Он (нервно оглядываясь): Нет, не лети, я тебе не разрешаю! Я теперь тебе всегда буду давать все свои деньги, я их буду зарабатывать для тебя. Мы будем жить вместе. Все время вместе. Ты будешь мне готовить еду. Мы с тобой состаримся вместе. Ты всегда будешь самая красивая. Вот я тебе это хотел сказать. Я, наверно, не смогу уже отпускать тебя. Ты согласна?

Она: Ты говоришь как ребенок. Уж все, мне нельзя отказаться, поздно, прости меня, что я лечу. Вот так – я правильно тебе сказала? Тебе приятно?

Он: А потом – ты согласна?

Она: Да.

Он: Значит, разлетелись… Я все так и запланировал. Прилечу, потом монтаж, и ты прилетишь, да?

Она: Да, да.

Он: Ты будешь обо мне вспоминать? (Машина сигналит уже более настойчиво.)

Она (снимает с кармана «орла»): Вот тебе моего орла, он мой, приносит счастье. И у тебя все будет хорошо.

Он: В шесть часов у метро «Динамо»! Она: Я чувствую, что все дела твои будут очень хороши. Я чувствую.

Он отрывается от нее. Уходит.

В глазах у нее блестят слезы.

Но он уже не отвечает, садится в машину и уезжает.

Она долго еще стоит и смотрит ему вслед.

47. Салон самолета, где летит Георгий

Сон.

Он летит в самолете и ему снится сон.

48. Сон

Лара. Она оборачивается к нему. У нее белое, сверкающее, как из сказки лицо.

Низким, как у Богини, голосом она произносит, глядя сквозь:

– Хо-о-о-лод-но!..

47а. Посадочная полоса. Самолет приземляется, шасси касается земли47б.

Он вздрагивает и просыпается – самолет приземлился в Москве.

Он сразу включил телефон. Сначала он позвонил туда, где долго не брали трубку. Отбой. Он позвонил в другое место.

Георгий: Это я. Мы прилетели. Ничего нового? Ничего плохого? Ага. И еще, мне нужны деньги прямо сегодня. Прямо сейчас. До пяти. Ты сделаешь?

49. Трап самолета в Москве, Георгий теряет сознание

Он сходит с трапа самолета. Останавливается, потому что у него начинает кружиться голова и ему будто зазвенело в ушах и Ларин голос из-за затылка проговорил:

– Георгий…

И в этот момент он вдруг потерял сознание и, как в замедленной пленке, упал на асфальт.

50. Коридор телевидения

На телевидении.

Георгий идет по коридору, останавливается у окна – пачки с деньгами распределяет по карманам. Пиджак у него оттопыривается, но, похлопав по карманам, успокаивается. Смотрится в отражении на стекле – на лбу у него небольшой подтек от удара во время падения. Мимо него пробегает товарищ.

Товарищ (останавливается, здоровается на руку): Здорово! Что у тебя с головой?

Георгий: Впервые в жизни сегодня потерял сознание.

Товарищ: Неплохая версия. (Закуривает, присматривается к нему.) Зачем тебе столько денег?

Георгий: Надо подарок подарить или… лучше отдать деньгами?.. Никогда никому ничего не покупал. А ты куда сейчас? Мне надо на «Динамо». Я без машины.

Товарищ: Чего ты все время повторяешь – никогда, никогда!.. Как раз по пути – я в аэропорт.

Георгий: А зачем тебе туда?

Товарищ: Кое-что подснять. Без жертв.

Георгий: Зачем же ты едешь, если без жертв?

Товарищ засмеялся.

Георгий: Нужно успеть купить цветы. Кстати, тоже в первый раз. Никогда не дарил цветы.

51. Георгий у «Динамо»

Вместе с товарищем стоят на ступеньках. В руках у Георгия цветы – почему-то сразу два букета, завернутые в отдельные пакеты.

Товарищ: Можно, я ее с тобой подожду?

Георгий (ревниво): Зачем?

Товарищ: Хочу поздороваться с ней.

Георгий: Ладно. Стой.

Товарищ: Зачем ты два букета купил?

Георгий: Это все, что осталось из роз. Все купил. (Он поправил хрустящий завернувшийся пакет.) Никогда не дарил букеты.

Товарищ: Она, наверно, всегда опаздывает. Я побегу, а то неудобно – я группу с другой съемки специально сорвал. Георгий: Давай! Уходи! Товарищ уже на прощание жмет ему руку: Убегает.

51а. Позже, подходит Мышка

Теперь Георгий один.

Вдруг на ступеньках появляется Мышка – она в форме. Но на голове у нее Ларин платок, из него видны растрепанные пряди. Размазанные глаза. Нервно подходит к нему.

Мышка: Вы Георгий?

Он {вздрагивает, увидев под носом девушку): Ну, допустим.

Мышка (растерянно рассматривает его): Можно вас?..

Мышь отошла, оглядываясь по сторонам. Он потянулся за ней. Она все оглядывалась блуждающим взглядом по сторонам.

Мышка: Вы ждете Лару? (Он кивнул.) Она мне очень хорошо вас описала… какой вы и где должны ее ждать.

Он (страшным голосом): В чем дело?!!

Мышка: Она не придет! Потому что… она все волновалась, что у вас происходило важное на работе. Она не придет… потому что… у них там что-то загорелось – она всех выпускала, выпускала, всех выпустила, а сама не успела. Потом она пришла в сознание. Она еще долго жила – целых полтора часа! И все волновалась за вас, как вы там… Мне потом уже не разрешили быть возле нее. Ее увезли, я нашла ваш телефон в ее сумочке и все звонила вам, но вы не брали трубку, а больше у нее никого и нет. Она не придет… Она так хорошо рассказала о вас. Она волновалась за вас. И еще… она просила передать вам, что главное – это выдержка. Все. Я больше не могу. Я пойду.

И Мышка, даже не глянув ему в лицо, быстро уходит.

52.У больницы

В тот остаток дня он долго ходил вокруг больницы, а потом, не пьянея, очень много пил, нигде не забывая два пожухлых букета в шуршащих целлофанах – они всегда лежали прямо перед ним, перед его глазами.

Алексей ВАСИЛЬЕВ

ВЫСОКАЯ БЛОНДИНКА В ЧЕРНОМ

Я по-настоящему познакомился с Ренатой, получил возможность рассмотреть ее как следует, когда она впервые и сполна вошла в фазу, в которой пребывает и поныне: сверхзанятой, сверхвостребованной барышни. Работа и свела нас: к премьере ее режиссерского дебюта всю вторую половину 2003 года мы вместе – я в качестве интервьюера-изыскателя, она в качестве источника информации-вдохновения – готовили книгу «Богиня. Разговоры с Ренатой Литвиновой». Параллельно собственным трудам на «Мосфильме» она тогда летала в Одессу на съемки в «Настройщике» Киры Муратовой, готовила еженедельные выпуски собственной телепередачи «Стиль», участвовала в съемках для глянцевых изданий на объектах вроде парижского «Ритца» и даже готовилась исполнить роль Раневской на сцене МХАТа, а я мотался за ней повсюду как пристегнутый, готовый в каждую свободную от прочих дел минуту отжать «Паузу» на диктофоне. Так что Рената-дылда, гимнастка с «Бабушкинской», исписывающая заборы сакральным словом «Кино» и пропадающая с заныканным от мамы «Партагасом» в резиновых сапогах на близлежащем кладбище, и Рената-немощь, бледная недоедающая студентка сценарного факультета ВГИКа, чьи выспренные курсовые приводят педагогов в ступор, и Рената-миф, богемная девушка при каблуках и алой помаде, исследующая зондом своего романтизма обломки СССР и спускающая гонорары от журнальных публикаций на туфли и съем квартиры в высотке с «Иллюзионом», знакомы мне только по ее собственным рассказам. «Они были прекрасны, они умерли, их больше нет», – как рефрен, повторяла сведения о нынешнем местонахождении этих Ренат убранная в черное заслуженная артистка Литвинова, и это было единственное, что она сообщала, сохраняя полную серьезность. В остальном передо мной воплотилось то самое существо, которое я и ожидал обрести в создательнице образа «русскоязычной Шарон Стоун из сумасшедшего дома», как я окрестил тогда для себя девушек, написанных и сыгранных Ренатой в ее первых совместных работах с Муратовой, «Увлеченьях» и «Трех историях». Ехидное, насмешливое, паясничающее, глумливое, потешное – сгодятся все прилагательные, за которыми маячат смех и улыбки, кроме «ироничного»: рассудочного остроумия, единственного ненавистного мне типа юмора, в Литвиновой я не обнаружил. Она может споткнуться и растянуться посреди прямых спин, кислых мин и пресных блюд гламурного ресторана, что Пьер Ришар, а потом еще раскудахтаться так, чтобы не дай бог не подумали, что она предпочла бы скрыть свою неловкость. Заиграться в барышню без царя в голове, за какую ее до сих пор склонна держать армия телеадептов, да так, что пародисту Галкину останется только съесть свои носки, а руки собеседников так и потянутся в карман за кошельками – за просмотр подобных шоу денежки платят. Сравнять с землей иных из псевдоконкуренток на актерском поприще, одним словом, а следом без передыху высмеять и собственную страсть к злословию. Или подразнить вас – по-моему, этот тип ее поведения распространяется исключительно на мужчин, – как мышку; в этой игре она напоминает мне Эстеллу из диккенсовских «Больших надежд», девочку, взращенную, чтобы мучить мужчин, мстя за весь женский род; признаюсь, на первых порах я поддавался на провокацию и прилюдно злился, но сейчас играю во влюбленного и поруганного Пипа с неменьшим удовольствием, чем в остальные Ренатины затеи. Потому что и жестокие, и невинные, и нацеленные на других, и устроенные с целью поднять саму себя на смех игры Ренаты родом из той же страны забав, откуда происходят моды и спорт, сплетни и опера, аперитивы и файв о'клок – те пилюли от депрессии, что позволяют людям не брать в голову жизнь во всей ее ничтожности и конечности, а жизни, благодаря этому, – продолжаться.