Сегодня - позавчера. Трилогия - Храмов В.

   - Спасибо, командир!

   За что спасибо? Что на убой тебя оставлю? И-э-эх! Горе-то, горе! Каких ребят я теряю!

   Без происшествий пересекли дорогу. Ориентир есть, но к чему привязаться? Карту доставать не стал. Бородач! Может он знает? Догнал старого служаку, браконьера и лесника. Тот, минуты две пошевелив нахмуренными бровями, уверенно махнул рукой:

   - Там - Андреевка.

   Всё! Я знал, где мы. Карту доставать не стал, пока на острове сидели, чуть не наизусть выучил.

   - Отец, нам в ту сторону.

   - Знаю. Доставай карту. Вот, видишь. Этот маршрут не самый удобный. И так удобнее, и так. А мы пойдём вот так. Тут только пешему пройти можно. Тут местность сильно сложная. Ни в жисть они не догадаются, куда мы идём и где пройдём, а значит и не перехватят. А догнать - пусть попробуют. Без машин. Техника тут нигде не пройдёт. А пешком... Пусть побегают. Поглядим.

   - Будем посмотреть... - пробормотал я, - Нормально, Александр Родионович, это хороший план. Нам бы самим пройти, копыта по дороге не откинуть. Но, это и правда хороший план. Так и сделаем. Побежали, зайки мои. Стая шакалов уже взяла наш след.

Про

мироощущение

загнанного зайца.

   Я гонял своих новобранцев, бегал вместе с ними (как же давно это было!). Но, оказалось, что те наши пробежки были лёгкими разминочными прогулками. Через несколько часов егерского марша я настолько отупел от усталости, что не понимал, что мне говорил Архип. Я так и не понял его (а у этого старика откуда силы берутся?). А Архип доложил мне тогда, что один раненный и одна лошадь умерли. К вечеру, прямо на бегу, умер ещё один боец.

   Я заглотил ещё "колесо". Чуть полегчало.

   - Ещё чуть ребята! Как стемнеет - привал устроим до утра. А сейчас бежать надо! Мы пока живы и это меня обнадёживает. Мы чуть опережаем врага. Но всё может измениться. Он - хозяин положения. У него - транспорт, дороги, связь. У нас - только ноги! Давай, братцы, поднажми! Умоляю!

   Уже стемнело. Мы уже не бежали, а в отупении брели. Вышли на ручей или маленькую речушку, попрыгали с высокого берега в воду, жадно пили ледяную воду, до ломоты в зубах. Наполнили фляги, налили воду в вёдра (если лошадям дать сейчас попить - передохнут разом, надо чтобы остыли от гонки), перешли ручей, углубились в чащу и тут и устроили привал.

   И в этот раз караул нёс один Вулкан. Я назначил дозор, но они сразу же уснули на постах. Утром я им пообещал, что позже изобью их основательно, а потом и пристрелю. Но не сейчас.

   Я и с рассветом едва заставил себя встать. Одеревеневшее тело болело невыносимо. Сразу и всё! Чудо-колесо, боль ушла, мир вдруг расцвёл майскими цветами. И под ногами у меня был не снег, а сплошная поляна подснежников. Вот это глюк! Заглядение! Радовало, что я осознавал, что это глюк, какая-то часть сознания оказалась в стороночке от происходящего и холодно, безразлично контролировала остальную часть моего Я.

   С трудом растолкал людей. Каждому дал по таблетке. Нет, не такой как сам выпил. Нам ещё массовых галлюцинаций не хватало. Стимуляторы. Они приводили их в чувства. Огня не разводили, пожевали ледяного сухпая, запивая студёной водой из ручья.

   Двое наших товарищей так и не проснулись, как мы их не тормошили. Только когда сами проснулись окончательно, поняли, что они никогда не проснуться. Отнесли их в яму, завалили валежником. Могилу копать не было ни сил, ни времени. Гонка возобновилась.

   В этот день нам повезло меньше. При пересечении дороги, нарвались на мотоциклистов. Мотоцикл был один, немцев - двое, но с пулемётом. Он вылетел на нас на высокой скорости из-за изгиба дороги. В первое мгновение охренели и мы, и они. А потом обе стороны стали палить друг в друга. Секунд тридцать. Немцев изрешетили, но и сами понесли потери - один убит, трое ранены. Один из троих - Вили. Пуля пробила ему бедро навылет. Один боец ранен легко, после перевязки встал в строй, а вот со вторым сложнее. Как он так пулю схватил, что ноги отнялись?

   - Оставь меня, командир! Тут вот, у лошади убитой и залягу. Руки-то у меня работают. Пулемёт с мотоцикла принесите и гранату дайте. Не дамся я им живым!

   Бойцы притолкали изрешеченный мотоцикл, погрузив в него трупы и карабин мотоциклиста.

   - Фельджандармы, - хмыкнул я, увидев нашейные бляхи, - забираем трофеи, что стоите?

   За минуту трупы и мотоцикл распотрошили. Двое моих бойцов переобулись.

   - И мои сапоги заберите, - попросил раненный, - они ещё нормальные. Можно починить. Мне уже ни к чему.

   Тут ещё один боец разрядил свою мосинку, затвор выкинул в лес, патроны и обоймы из патронташа раздал товарищам. Взял немецкий карабин, стал распихивать патроны.

   - И мне гранату. Лимонку. Ты прости, командир, я тоже остаюсь. Не хочу ночью без толку окочуриться. Я уже трижды ранен, шесть немцев упокоил, может ещё свезёт. Всё одно не дойду я. Сил больше нет, а от таблеток твоих сердце болит. Прощайте, братья, не поминайте лихом. На, Вася, мешок мой. Там письмо жене. Она думает, что в плену я, сдался. Отправь письмо, пусть знает, что не сдался, не предатель я.

   - Ладно, так и быть. Оставайтесь. Документы ваши где?

   - Так, у немцев. Мы из плена.

   - Не поминайте лихом, мужики!

   - И вы нас. Удачной охоты вам, братцы! - сказал я и пошёл. Вот и ещё двоих не стало. Они обустраивались на повороте дороги. Трупы лошади, нашего погибшего товарища, двух немцев и мотоцикл стали им бруствером их пулемётной точки. Через полчаса мы услышали первые очереди, ещё через полчаса прозвучали несколько гранатных разрывов и перестрелка прекратилась.

   - Это была хорошая охота, - прокомментировал я. И мы опять побежали.

Место встречи изменить нельзя.

   Вот и место встречи, где нас должны ждать роты. Маленький лесной хутор у лесного озера. Три дома, несколько хозяйственных построек. Хутор выглядел покинутым, но следов боя не видно - дома целы, даже стёкла не выбиты.

   Двое суток уже у нас на хвосте висят немцы. Они тоже шли пешком по нашим следам. Ни одна оставленная растяжка не сработала. Мы бежали, как бешенные мустанги, но они не отставали. И вот мы здесь. Но хутор пуст.

   - Надо проверить, - сказал Леший, опуская трофейный бинокль.

   - Но не ты. Бородач пойдёт. Он в гражданке. И я пойду. Дай мне одного "лешего". Остальные - здесь. Прикроете. Давай, Бородач. Обойди лесом, по дороге выйдешь. Оружие с собой можешь взять. А мы отсюда пойдём. Алёш, помоги эту надгробную плиту снять.

   Леший помог мне выбраться из "доспеха", я надел "лешего" и мы пошли низинками, кустами к хутору. Потом - вдоль жердевых заборов, через стоящий в снегу чёрный бурьян, малинником.

   - Стой, кто идёт? Стрелять буду!

   Голос шёл откуда-то рядом, но сверху. Чердак! Я кивнул "лешему" на дальний угол дома.

   - Человек идёт. Не стреляй! - ответил голос Родионыча.

   - Вижу, что не собака. Оружие на землю положь. Клади, я сказал, стреляю!

   - Ладно, ладно. Положил. Дальше что?

   - Ты кто такой?

   - Сначала сам представься.

   - Ты что такой дерзкий?

   О! Другой голос, с другого дома, но не сверху.

   - Время такое, - голос Бородача нисколько не изменился, хотя второй оказался у него за спиной.

   - Отвечай, кто такой?! Полицай?

   - Обижаешь, товарищ боец. Лесник я. Александр Родионович Бородач. От медведя иду. Шило ищу.

   - С чего ты взял, что шило твоё здесь?

   - Тут товарищи меня ждать должны.

   - Тут мы теперь. И как имена твоих товарищей?

   - Я же сказал, от Медведя я иду. Шило ищу. Шило раньше у Ё-комбата было, потом у Медведя. Теперь здесь.

   Молодец, дед. Ничего не забыл. Для чужих всё это звучит нелепицей, но свои должны понять.

   - Погоди-ка, мужик. Спиваков, ты его хорошо видишь?

   - Как пятиалтынный!

   - Ну-ка, дед, с этого места поподробнее!

   - Сначала сами представьтесь.

   - Старший сержант Буркин. Вторая рота отдельного истребительного батальона. Где Медведь?

   - Э-э, мил человек! Погодь! Ты меня проверил, теперь я тебя проверю. Гвоздь - командир первой роты?

   - Нет. Шило на первой роте. Ну, как? Не поймал меня? А теперь продолжи песенку:

   Хорошо живёт на свете Вини Пух

   Оттого поёт он эти песни вслух

   И не важно, чем он занят,

   Если...

   - Если он худеть не станет, а он уже охудел и очень злой! - рявкнул я (правда, в слове "худеть" заменил одну букву) почти на ухо сержанту, выхватывая его МП из его рук.

   - Не наигрались в конспирацию, придурки? Мухой зови командование! Я - Медведь! И если не поторопишься - лицо обглодаю! У нас на хвосте немцы висят, мы неделю не жрамши, трое суток без сна, как зайцы, по лесам бегаем. Или ты бежишь за командиром, или я с тебя начну ужин.

   Буркин побледнел, его ноги подкосились, но волшебный пендель под зад быстро привёл его в себя, придал направление и необходимое ускорение. Он вылетел на улицу, чуть не сбил с ног Бородача, и завопил: