Страна мечты - Владислав Савин

Да, с Доном Вонючкой вышло смешно. Когда его уличили в ереси, деться ему было некуда — раскаяние и покаяние, крокодиловы слезы! После чего Трибунал занялся уже кардиналом Лавитрано, вот только я подробностей не знаю, допущена к высшим церковным тайнам не была. Было в итоге объявлено, что кардинал слагает с себя сан и удаляется для размышлений в один из отдаленных монастырей. Дона Грязнозадого хотели туда же — но тут советские товарищи с Папой переговорили, и нашли решение, к удовлетворению всех сторон (ну кроме дона, конечно).

За угрозу убийством, гражданке СССР, по советскому закону, наказание положено. За незаконное лишение свободы тех, кого Советский Союз объявил под своим покровительством, тоже. А гарибальдийцы обещали Дона Дерьмо отправить туда, где «подобное к подобному». Так и договорились, что его этапируют в СССР, где уже советский суд даст ему лет пять лагерей, причем, как обещали из Москвы, «он весь срок будет сортиры чистить». После чего его депортируют в Италию, где тоже вольны наказать его как пожелают. Чтобы не мученик вышел, а посмешище!

А за нами опять толпа — человек десять. То ли люди отца Антонио, то ли снова добровольные охранники, то ли просто зеваки. Хотя мой рыцарь поглядывает с тревогой, не за себя, за меня боится. Но я‑то знаю, что сейчас в Риме даже заговорить на сицилийском наречии опасно — побьют!

Вступаем на Венецианскую площадь, идем мимо базилики Сан — Марко. Место открытое — ну вот, ветер налетел и шляпку с меня сорвал, так внезапно, что я придержать не успела! Так те, кто сзади, ловить ее кинулись, все вместе! А если бы это на набережной случилось, или на мосту, неужели бы кто‑то в воду прыгал?

— Надо было на берегу ее отпустить — с улыбкой говорю я моему рыцарю — ведь шляпа в Тибр, это больше, чем монетка в фонтан?

И можно наконец целоваться, тем более что публика отвлеклась! Ветер волосы треплет, и голове холодно — но вот, какой‑то молодой человек уже спешит мою шляпу вернуть. Лицо его кажется мне знакомым — один из тех, кто брал у меня интервью? Представляется, да, он из газеты «Унита», называет свое имя, ничего мне не говорящее — но мой Юрий оживляется, будто приятеля встретил? Заходим в кафе, тем более что дождь наконец начался.

Мне любопытно, откуда мой муж знает этого человека. Спрашиваю, не сражался ли он в Третьей Гарибальдийской? А может, мы в Специи встречались, в военном порту? Молодой человек смущается еще больше и отвечает, что не воевал, от службы королю был освобожден по здоровью, а как пришли немцы, то сразу попал в концлагерь, вместе с братом Чезаре, и был освобожден, когда наши вошли в Рим. Однако же его манеры и разговор показывают образованного человека? Да, было — семинария, учительство в сельской школе, и три года Католического университета в Милане. Ну а сейчас, работа в газете итальянских коммунистов, и сам собирается в ИКП вступать.

И тут мой рыцарь достает блокнот, и просит этого невзрачного молодого человека дать автограф! С абсолютно серьезным видом говоря:

— Угадывать у меня иногда получается — может, цыгане в роду были? Не быть тебе ни солдатом, ни инженером, ни музыкантом — а вот писателем, получится! Не только для взрослых, но и для детей — раз учителем был. Ты только пробуй, пиши, и не бросай. Может и свидимся через несколько лет, когда снова в Италии буду. Мы ведь не раз еще сюда приедем, так ведь, Галчонок? — это уже ко мне обращаясь — имя это запомни, может быть, помочь понадобится хорошему человеку.

Я ничего не понимаю — вот никогда муж мне о таком своем таланте не говорил! Но и на шутку совсем не похоже. А про нас он может так сказать, как долго мы вместе проживем, пока смерть нас не разлучит, и сколько у нас будет детей? Смотрю на листок, где написано — Джанни Родари. И думаю, что обязательно расспрошу моего рыцаря, самым настойчивым образом — по пути в отель, а то ведь и у стен там есть уши? Но Юрий лишь отшутился:

— Я не провидец, Галчонок. Что‑то вижу, что‑то нет. Например, что вместо Принца Лимона будет, наверное, король Навозная Куча. А мы с тобой проживем долго и счастливо — вот цель я поставил, как и наш адмирал, дожить до девяносто первого спокойного года.

(прим. — в нашей истории Джанни Родари, вступивший в ИКП в 1944, стал работать в газете итальянских коммунистов «Унита» с 1948. А уже в 1951 выйдут его первая книжка стихов, и «Приключения Чиполлино» — В. С.)

Из переписки Госдепа США с представителем в ЮгоИталии Ведделом.

Г: срочно уточните политическую ситуацию. Возможно ли поставить у власти какого‑нибудь решительного генерала, или иное, лояльное нам лицо, способное обеспечить порядок?

В: такой фигуры, имеющей авторитет у электората, нет. Удержать же власть силой не представляется возможным, по причине слабости югоитальянских вооруженных сил, т. н. Корпуса Карабинеров. Пятидесяти тысяч солдат, вооруженных исключительно легким стрелковым оружием, с крайне низким боевым духом и дисциплиной, явно недостаточно, чтобы сохранить порядок при неизбежном возмущении населения, без задействования Армии США. Мы возьмем на себя работу карателей?

Г: обеспечьте проведение пропагандистской кампании, за победу в выборах дружественных нам сил. Срочно сообщите смету требуемых расходов.

Ватикан. 7 ноября 1944.

Над Римом сверкал и гремел салют. Народная Италия праздновала — самый великий день, не только для русских товарищей, но и для коммунистов всего мира. А в одном из покоев Папского Дворца, за наглухо закрытыми окнами и дверьми, сидели три почтенных пожилых синьора.

— Коммунизм, это религия — сказал Его Святейшество Пий Двенадцатый — хотя русские, в своей безбожной традиции, этого официально не признают. Интересно, как скоро это случится?

— А это имеет значение? — спросил викарий иезуитов Де Буан — мы уже признали братской Церковью тех, кого еще недавно считали схизматиками. Мы приветствовали в Стамбуле — вернее, уже Царьграде — освящение Собора Святой Софии, несмотря на возмущение мусульман. Уже идут разговоры, что Сталину удалось то, о чем не мечтали и русские цари, собрать все три Рима под своей рукой! Нам еще и коммунизм признавать братской Верой?

— Если потребуется, признаем — ответил Папа — пока не разберемся, с чем мы имеем дело. С еще одним Фатимским пророчеством, или кознями Того, чье имя не называют? Лично я склоняюсь к первому, учитывая факты. Как вы знаете, во время своего пленения, я имел разговор с неким господином Рудински, и то, что он сообщил, даже обрывками и намеками, очень меня заинтересовало! Так же вам известно, что поскольку Церковь была привлечена Маршалом Сталиным к сбору обвинительных материалов для большого Процесса, который вот — вот начнется в Штутгарте, то наши люди имели возможность ездить в Германию, и им удалось удостоиться с герр Рудински более подробной беседы. Он был нам врагом — но безусловно, хороший контрразведчик, и умеет собирать факты. Вот здесь, в этом документе, краткий перечень случаев, которые никак нельзя объяснить иначе, что русские знали заранее и были готовы. И это, повторяю, лишь малая часть — где удалось однозначно отсеять любые иные причины. Прочтите внимательно, брат Де Буан. Полагаю, что брату Жиле все это уже известно, это ведь его люди собирали материал.

Молчание. Шелест бумаги.

— Убедительно — заметил наконец иезуит — но полагаю, Ваше Святейшество, это еще не вся истина?

— Не вся! — ответил Папа — герр Рудински убежден, что в предвидении замешана Русская Церковь. Выглядит логично — вот только ее иерархи, с которыми мы все встречались не раз уже здесь, в Риме, ничего не знают о Пророчестве! А ведь признать его, повлекло бы громадный рост авторитета РПЦ, замалчивать же нет никакого смысла! Однако священнослужители, кто по своему рангу обязаны были что‑то знать, пребывают в неведении! Или еще интереснее, говорят о неожиданных поворотах, исходящих от самого Маршала Сталина, или его ближних доверенных лиц! Что весьма правдоподобно: явись пророчество к русским большевикам, они, осознавая себя пока еще Государством и Партией, но не Церковью, как раз могли все засекретить, «из государственных соображений». И как мы видим, Сталин отнесся к открывшемуся предельно серьезно — вплоть до изменения внутренней политики, если уж в отдельных провинциях дошло до отмены колхозов! А также отказу от догм, невозможному для ортодоксального марксиста, как например диктатуры пролетариата (взгляните на страны Восточной Европы, да и на Германию, и нас), монополии коммунистической Партии, обязательной экспроприации частной собственности. Вы не станете отрицать, что Россия сейчас совершенно не похожа на ту, что была еще десять, даже пять лет назад? И советские не мечутся в неуверенности, а напротив, последовательно идут к какой‑то четкой цели. Вопрос — к какой? Что им открылось?