Сказание о Мануэле. Том 2 - Джеймс Кейбелл

– Достаточно. Не очень-то мне будет нужен Фламберж, когда я повстречаю этого румяного простака, который так дорог тебе.

Он замолчал, а затем вновь заговорил – отчасти насмешливо, отчасти печально.

– Я надеялся, что ты посмотришь и восхитишься моим умением. Мне хотелось быть восхитительным в твоих глазах… Я потерпел неудачу. Я отлично знаю, что всегда буду терпеть неудачу. Я знаю, что когда Накумера падет, в тот же самый день люди в твоей стране скажут: «Эта пожилая женщина была когда-то Женой Деметрия Анатолийского, знаменитейшего среди язычников». Затем они расскажут о том, как я Расколол напополам голову императора, который сравнил меня с Приапом, и как я вытащил его наследника из-за шпалер, где этот мошенник прятался от меня, и как я посадил этого труса на трон, который мне самому был не нужен; они также расскажут о том, как некоторое время успех сопутствовал мне, и как я правил огромными землями, и как устрашал всех в открытом море, и издавал боевой клич в городах, которые не принадлежали мне, и никого не боялся. Но ты не будешь думать об этом. Ты будешь беспокоиться о здоровье своих детей, об обеде, шитье и вышивании, о ведении своего Маленького домашнего хозяйства. И паук сплетет паутину в моем шлеме, который будет висеть в качестве трофея в замке мессира де ла Форэ.

Затем Деметрий с Мелицентой молча прошли в Сад Женщин. Казалось, он обдумывает какое-то решение. И вдруг Деметрий стал рассказывать о том соревновании в великодушии, в котором он участвовал вместе с Перионом Лесным в стране Теодорета.

– Отдавая должное этому длинноногому парню, – сказал в заключение Деметрий, – нужно заявить, что нет на свете более сильного воина. Меня всегда будет интересовать вопрос, избавился бы я от Периона или нет, не вмешайся дочь русалки. Да, у меня прежде были с ней кое-какие дела. Вероятно, лучше поменьше говорить о них. – На некоторое время Деметрий о чем-то задумался, а затем его смуглое лицо просветлело. – Скажи спасибо, жена, что я нашел противника, достойного меня. Он вскоре явится, и тогда уж мы будем биться насмерть. Я с нетерпением жду этого дня.

Хвалебные речи о Перионе, какими бы словами они ни выражались, опьянили Мелиценту. Деметрий увидел, как слегка порозовели ее щеки, как вспыхнули ее глаза. Это подсказало, как вести ему себя дальше. После этого Деметрий часто говорил о Перионе и его деяниях в этом запертом на все засовы дворце, куда не мог проникнуть ни один отзвук внешнего мира, разве что по соизволению наместника.

С неподдельным восхищением он рассказывал Мелиценте о смелости и отваге Периона, заявляя, что не было военачальника со времен Ганнибала, Иисуса Навина и архиепископа Турпена, который обладал бы таким превосходством над другими. И Деметрий поведал о том, как Вольные Соратники в поисках приключений проехали верхом четыре королевства и состояли на службе у множества властителей, но всегда сражались выше всяческих похвал.

Разговоры о Перионе доставляли Мелиценте наслаждение. С помощью таких взяток Деметрий получил то, чего нельзя было купить: Мелицента больше уже не избегала его.

И тут уместно сказать несколько слов сострадания. Чувство, которое владело этим мужчиной, трудно назвать любовью. Скорее это была болезнь, которая отравляла все его существование; государственные дела стали ему казаться скучными, власть – бесполезной, шумные оргии – унылыми. Но больше всего его мучили те мерила, по которым жили Мелицента и Перион. Он хорошенько обдумал эти критерии и обнаружил, что они нерушимы; и Деметрий также понял, что до тех пор, пока он доверяет собственной рассудительности, которой одарили его Небеса, они будут казаться ему в высшей степени глупыми. И, следовательно, ловить себя на том, что рассматриваешь эти сумасшедшие представления со своего рода завистью, было невыносимо.

Опустить Мелиценту до своего уровня или подняться самому до ее уровня, в равной степени было ему не по силам. Временами он ее ненавидел.

Так проходили месяцы, и уже велась летопись событий еще одного года. Но пока ни Перион, ни Айрар де Монтор и никто другой из врагов Деметрия не напал на Накумерский замок, и широкое поле перед цитаделью оставалось пустынным, и только шакалы завывали здесь по ночам.

– Непонятно, почему не появляются мои враги, – говорил Деметрий Мелиценте. – Не может того быть, что они забыли про нас с тобой. Это просто невозможно.

Он хмурился, его мучило, что так долго тянутся дни. В конце концов, он послал четырех лазутчиков в христианские страны.

Одним майским утром Деметрий пришел к Мелиценте совершенно разъяренный.

– Все – мошенники! – ворчал он. – Я зря потерял время, родившись в этот презренный век. Где великаны и тираны, где могучие прямодушные герои прошлого? Они мертвы, и кости их сгнили. Мне не суждено больше сражаться. Вместо этого я буду читать и слушать легенды, ибо жизнь в наши дни не стоит ни любви, ни ненависти.

Мелицента спросила, в чем причина его гнева, и он рассказал, что его лазутчики доложили, что кардинал де Монтор никогда не сможет возглавить поход против Деметрия. В ноябре скоропостижно скончался Папа Римский, и было необходимо назвать имя его преемника. Коллегия кардиналов после трех дней выборов не смогла прийти к единодушному решению. Госпожа Мелюзина, как всегда действуя рука об руку с Айраром де Ментором, переговорила с епископом, проверявшим всю пищу, которая доставлялась в покои, где князья церкви должны были томиться до тех пор, пока, без малейшего влияния со стороны внешнего мира, они не выберут следующего Папу.

Кардинал Генуэзский получил на четвертый день заседания цыпленка, начиненного документами на право владения дворцами в Монтичелло и Сориано; кардинал Пармский – сходным образом приготовленную дичь, сделавшую его хозяином епископской резиденции в Порто вместе со всей мебелью и винным погребом; такого же рода блюда подали и кардиналам Орсино, Савелли, Сан-Анжело и Колонны. Такое питание излечило их от нерешительности, и Айрар де Монтор вскоре взошел на Папский престол в качестве Епископа Римского и слуги слуг Божьих. Дни его военной карьеры закончились.

Деметрий оплакивал потерю грозного противника и смеялся над тем, что наместник Бога на земле был назначен шестью курицами. Но особую боль ему доставило известие о том, что Перион обвенчался с госпожой Мелюзиной и уже заимел двух вполне здоровых детей: Бертрама и Бланиферту – и что Перион в огромном Акаирском Лесу, находившемся поблизости от собственного дома Мелиценты, теперь спокойно наслаждался богатством и независимостью Брунбелуа.