Путешественница - Диана Гэблдон

– Просто что? Есть что-то такое, чего ты мне не рассказал?

– Ну, вообще-то печатание подстрекательских памфлетов совсем не прибыльное занятие, – признался Джейми.

– Полагаю, так оно и есть, – буркнула я, и сердце мое снова забилось сильнее в ожидании перспективы дальнейших откровений. – Чем еще ты занимаешься?

– Как тебе сказать? Контрабандой, – виновато сказал он. – Это позволяет прокормиться.

– Контрабандой? – Я вытаращила глаза. – И что же ты перевозишь контрабандой?

– Главным образом виски, но теперь бывает, что и ром, немного французских вин и батист.

– Вот оно что! – вырвалось у меня. Все части головоломки встали на свои места: и Уиллоби, и эдинбургские доки, и наше нынешнее местонахождение. – Вот какова твоя связь с этим местом, то, что ты имел в виду, сказав, что это мадам Жанна твоя клиентка?

– Именно, – кивнул он. – Мы прекрасно сотрудничаем: когда из Франции прибывает вино, его свозят в один из здешних подвалов. Часть вина мы напрямую продаем Жанне для нужд ее заведения, а остальное она хранит, пока мы не забираем, чтобы переправить дальше.

– Хм. И как часть этой договоренности… – осторожно произнесла я, – ты… э-э…

Голубые глаза сузились.

– Нет, англичаночка, все не так, как ты думаешь, – отрезал Джейми.

– Неужели? – произнесла я, стараясь не выдать своего чрезвычайного удовлетворения. – И о чем же я думаю?

– Ты думала, не пользуюсь ли я здесь порой своей партнерской долей, а?

Он поднял на меня бровь.

– Ну, думала, – призналась я. – Правда, меня это не касается.

– Значит, не касается?

Джейми поднял обе рыжие брови и взял меня за плечи, привлекая к себе.

– Не касается? – повторил он чуть позже, хотя на сей раз ему, похоже, недоставало дыхания.

– Да. – У меня тоже перехватило дух, и ответ мой прозвучал сдавленно. – И ты не…

– Нет. Иди ко мне.

Он заключил меня в объятия и привлек к себе. Память тела отличается от памяти разума: размышляя, гадая, сомневаясь и беспокоясь, я была неловкой и неуклюжей, а стоило обо всем этом забыть, как тело само стало с готовностью отзываться на все, словно никакой двадцатилетней разлуки не было и в помине.

– На этот раз мне было страшнее, чем в нашу брачную ночь, – пробормотала я, не сводя глаз с медленной сильной пульсации в ложбинке его горла.

– Правда? – Его рука обхватила меня сильнее. – Я внушаю тебе страх, англичаночка?

– Нет. – Я приложила пальцы к ритмично бьющейся жилке, вдыхая терпкий запах его кожи. – Просто… в первый раз… я не думала, что это будет навсегда. Тогда я собиралась уйти.

Джейми хмыкнул. Пот поблескивал в маленькой ложбинке в центре его груди.

– Так ведь ты и ушла. Но вернулась, – заметил он. – Ты здесь, и важнее этого ничего нет.

Я приподняла голову, чтобы посмотреть на него. Его глаза были зажмурены, как у кота, ресницы имели тот поразительный цвет, который так хорошо запомнился, потому что часто мне снился: темно-каштановые на кончиках, они приобретали все более светлый рыжий оттенок, становясь у корней почти белыми.

– О чем ты думал, когда мы лежали вместе в первый раз? – спросила я.

Темно-голубые глаза медленно открылись и остановились на мне.

– Это всегда было для меня навсегда, англичаночка, – просто сказал он.

Некоторое время спустя мы заснули в объятиях друг друга под звук дождя, который тихо стучал по ставням, добавляясь к обычным для такого рода заведений звукам, доносившимся снизу.

Ночь выдалась беспокойной. Слишком усталая, я бы с радостью погрузилась в крепкий сон, но боялась, что Джейми исчезнет, да и он, похоже, боялся того же. Так мы и лежали, прижавшись, в полудреме: близость друг друга не давала нам уснуть по-настоящему. Я ощущала каждый его вдох, каждое шевеление, и он, без сомнения, чувствовал то же самое.

В полудреме мы поворачивались и двигались вместе, все время соприкасаясь, словно в замедленном сонном танце, молча заново постигая язык наших тел. Где-то в тишине самой глубокой ночи он повернулся ко мне, а я к нему, и мы с величайшей нежностью занялись любовью. В конце концов мы замерли в безмолвном восторге от взаимного постижения наших тайн.

Нежная, как мотылек, порхающий в темноте, моя рука скользнула по его ноге, коснулась глубокого шрама, и пальцы, пробежав по всей длине невидимого рубца, остановились в его конце с невысказанным вопросом. Как?

Джейми вздохнул и положил руку поверх моей.

– Куллоден, – прошептал он.

Смерть. Тщета. И ужасное расставание, которое отняло меня у него.

– Никогда тебя не покину, – прошептала я. – Больше никогда.

Его голова повернулась на подушке, черты терялись в темноте, а губы дотронулись до моих легонько, словно прикосновение крылышка насекомого. Он перевернулся на спину, его рука тяжело покоилась на моем бедре, удерживая меня вблизи.

Некоторое время спустя я почувствовала, как он снова переместился и чуть сдвинул одеяло. Мое предплечье обдуло прохладным ветерком, крохотные волоски приподнялись, а потом снова улеглись под теплым прикосновением руки Джейми. Я открыла глаза и увидела, что он повернулся на бок и рассматривает мою руку, лежащую поверх стеганого одеяла. Белую неподвижную руку, которой смутное предрассветное марево придавало сероватый оттенок.

– Опиши ее мне, – прошептал он, наклонив голову и поглаживая в темноте мои пальцы, касающиеся его тела. – Какая она? Можешь ты сказать, что у нее от меня, что от тебя? Руки, например, они похожи на твои, Клэр, или на мои? Опиши так, чтобы я смог ее увидеть.

Его рука легла на одеяло рядом с моей. Красивая, сильная рука с длинными, ровными пальцами, плоскими сочленениями и аккуратно подстриженными ногтями.

– Больше на мои, – прозвучал мой хрипловатый со сна, едва покрывающий шум дождя голос.

На нижнем этаже все давно стихло.

Для наглядности я подняла руку, расставив пальцы.

– У нее длинные изящные руки, как у меня, но больше, чем мои, шире, однако с глубоким изгибом рядом с запястьем, вот здесь. Пульс у нее прощупывается там же, где и у тебя, на этом самом месте.

Я коснулась жилки, проступавшей там, где запястье соединялось с кистью руки. Джейми не шевелился, и я могла ощущать его сердечный ритм кончиком пальца.

– Ногти ее больше похожи на твои, не овальные, как у меня, а квадратные. Зато мизинец правой руки кривоват. – Я продемонстрировала свой. – У моей матери был такой же, мне дядя Лэмберт рассказывал.

Моя мать умерла, когда мне было пять лет, и никаких внятных воспоминаний о ней у меня, разумеется, не сохранилось, но вид этого пальца всякий раз непременно наводил на мысли о ней, как случилось и сейчас. Я положила руку с кривым пальцем на его руку, потом поднесла ее к его лицу.

– Вот эта линия у Брианны такая же, – тихо сказала я, проводя пальцем по рельефному изгибу от виска к щеке. – Глаза точно твои, так же как ресницы и брови. Фрэзеровский нос. Ее рот больше похож на мой, с полной нижней губой, но широкий, как у тебя. Подбородок заостренный, на мой лад, но сильнее. Она крупная девушка – почти шесть футов ростом.

Ощутив его удивление, я слегка ткнула его коленом в колено.

– У нее длинные ноги, как у тебя, но очень женственные.

– А есть у нее эта маленькая голубая жилка вот тут? – Его рука коснулась моего лица, большой палец нежно провел по виску. – И ушки, как крохотные крылышки, а, англичаночка?

– Она сетовала на свои уши, говорила, что они торчат.

Неожиданно я почувствовала, как мои глаза защипало от слез – таково было воздействие вызванного мной к жизни образа Брианны.

– Они проткнуты. Ты не возражаешь, правда? – зачастила я, чтобы не расплакаться. – А Фрэнк был против, он говорил, что это смотрится дешево и что ей не следует протыкать уши, но она хотела это сделать, и я ей разрешила, когда ей было шестнадцать. У меня уши были проколоты, и мне казалось несправедливым сказать, что ей нельзя, когда мне можно, и все ее подружки проткнули, а я не хотела… не хотела…

– Ты была права, – сказал Джейми, прервав торопливый, чуть ли не истерический словесный поток. – Ты поступила правильно, – повторил он тихо, но твердо, обняв меня покрепче. – Ты была чудесной матерью, я знаю это.

Я снова заплакала, совершенно беззвучно, трясясь в его объятиях. Джейми нежно поглаживал меня по спине, повторяя снова и снова:

– Ты поступила хорошо. Ты поступила правильно.

И спустя некоторое время слезы иссякли.

– Ты подарила мне ребенка, mo nighean donn, – тихо промолвил он, зарывшись губами в облачко моих волос. – Мы всегда будем вместе. Она в безопасности, а мы, ты и я, теперь никогда не разлучимся.

Джейми слегка коснулся меня губами и опустил голову на подушку рядом со мной.

– Брианна, – прошептал он на свой странный горский манер, словно вбирая ее имя в себя, после чего глубоко, счастливо вздохнул и заснул.

В следующий миг сон одолел и меня. Последнее, что я видела, был его широкий, нежный рот, расслабленный в сонной полуулыбке.