Повесть о Сергее Непейцыне - Владислав Глинка

На другое утро Филя подал Сергею два письма. Одно было от Василия Михайловича, где просил простить, что не зашел более. Встретил попутчика, который за десять рублей довезет до самого Воронежа. Второе — от Иванова, из Ясс. В канцелярии светлейшего царит такой хаос, что разыскать отпуск прошлогодних бумаг совершенно невозможно. Пусть Сергей не скупится дать кому следует, чтобы без ответа обошлось. А князь Потемкин снова сбирается в Петербург, Иванов приедет тоже и через Попова все, что надобно, устроит, буде еще случится нужда.

Назарыч выполнил обещание, забежал сказать, что Милованов уехал и пора идти к его помощнику. Все прошло как по-писаному. Полковник выслушал Сергея, потребовал дело и, просмотрев, воскликнул без малейшей субординации:

— Ну, генерал! Не взял труда и прочесть аттестацию. Сейчас же распоряжусь переслать, куда просите.

«Кажись, наконец решится мое дело», — думал Сергей, выходя в коридор.

И вдруг остановился. В группе одетых в потертые мундиры пожилых офицеров, подолгу выхаживавших здесь пенсии, ораторствовал кавалерист с подвязанной черным шелком рукой.

— Очаковский штурм, честное слово, господа, что ребяцкая игрушка, — говорил он. — Но представьте, каково на окопы турецкие, где янычары засели, поэскадронно лететь!.. Я охотником вызвался. Три часа рубились. Шесть тысяч конницы нашей, а их — двадцать тысяч. Вот баня кровавая была!

Сергей подошел и стал перед рассказчиком, рассматривая ордена на его мундире: очаковский и второй — иностранный, белый эмалевый на белой с красным ленточке. И под этим взглядом курьер Савурский — это несомненно был он, — сначала поежился, а потом и вовсе замолк.

Один из слушателей достал медную табакерку.

— Одолжите и мне, — потянулся Савурский, нарушая неловкую паузу.

— А как понюхаете, то расскажите, в какой колонне шли на Очаков, — сказал Непейцын, делая шаг вперед. Он едва сдерживал возмущение: шулер, враль, хвастун! Ну, погоди же!

— Под Очаковом я на посылках у светлейшего был и везде проехал, — ответил Савурский. Он платком с кружевами стряхивал табак с верхней губы и в то же время напряженно всматривался в Сергея, очевидно, стараясь вспомнить, где они встречались.

— А я полагал, что подвиги ваши зеленым сукном ограничены, — продолжал Непейцын, еще подаваясь вперед.

Теперь они стояли лицом к лицу в раздвинувшемся кружке офицеров.

— Что вам надобно, сударь? Я вас не знаю, — сказал Савурский строгим тоном. Он оглянулся, как бы приглашая свидетелей сцены возмутиться дерзостью незнакомца.

Но тот продолжал:

— Не знаете? Зато я знаю, в каком бою вас покалечили и за что. Может, покажете господам офицерам грамоты на сии знаки? — Он указал на кресты.

— С собой бумаг не ношу, — высокомерно вздернул голову Савурский.

Но Непейцын видел, как беспокойно забегали его глаза.

— Полагаю, кто-либо из господ офицеров не откажут съездить на вашу квартиру, чтоб сии бумаги увидеть, — сказал Сергей. — Извозчиков я нанимаю и обедом затем угощу в хорошем трактире…

— Принял сию комиссию, — подал голос один из стоящих рядом. — Особенно ежели с водкой обед.

— И я, — сказал второй офицер.

— Но мне вовсе домой сейчас ехать не надобно, — возразил Савурский. — С какой стати…. Ежели угодно, вечером…

— Тогда снимите до того вечера сии кресты, — уже с явным презрением сказал Непейцын и, обернувшись к окружающим, продолжал: — Знаете ли, господа, чем сей вояка в армии занимался? Вы месяцами здесь очереди какой-то ждете, честные раны на посмешище писарям кажете, а его, холуя княжеского, грибы да помады возившего, в драке трактирной брат мой за нечистую игру покалечил, и теперь он пенсию…

— Убежал!.. Убежал!.. — воскликнул кто-то.

Действительно, воспользовавшись тем, что все повернулись к Сергею, Савурский почти бегом устремился к двери.

— Ату его! — гаркнул вслед один из пожилых офицеров.

— Ну, попадись еще мне! — говорил другой, злобно ощерив желтые, прокуренные зубы.

Конский бег на Неве. Механик Академии наук. Разговор в книжной лавке

Теперь Назарыч взял два золотых и, видно, поделился с кумом, потому что тот встретил Непейцына как знакомого и сразу предложил место смотрителя госпиталя в Казани, сказавши, что тамошняя служба даст хороший доход, ежели не зарываться, как отданный под суд его предместник. Сергей отказался и пояснил, что не ищет ничего, кроме жалованья, но что хотел бы в гарнизонную артиллерию. Кум посмотрел на него совершенно как Назарыч при разговоре об очереди на место — вот так блаженный! — но сказал, что авось и такое навернется.

Встала зима, через Неву пролегли многочисленные тропки, по которым бежали пешеходы. Гуляя, Сергей с завистью посматривал на эти черневшие на снегу фигурки, но сам спускаться на лед остерегался. Раз решился перейти к Сенату, да поскользнулся тут же под берегом и упал навзничь. Зашиб только локоть, но унизительно ощутил свою беспомощность, когда поднимали его прохожие. Не сразу смог встать даже с их помощью — скользила проклятая деревяшка. После этого и берегом ходил особенно осторожно.

Побывал снова у Верещагиных. Расспросив о делах, полковник сказал:

— С такими знакомыми, как сии кумовья, пожалуй, и без светлейшего обойдешься… А пока приходи в сочельник в гости, будет Румовский, кое-кто из корпусных.

Но со Степаном Яковлевичем Непейцыну довелось поговорить еще до святок. Идя в тот день к Верещагиным, он увидел, что на Малой Неве недалеко от стрелки обсадили елками овальное место для конского бега. Сергей давно хотел увидеть такое зрелище — недаром же римляне ристалищами увлекались — и на другой день, одевшись потеплей, вышел утром из дому.

Погода выдалась редкая для петербургского декабря. Солнце искрилось на снегу, голубой, начисто разметенный лед сверкал, зелень елок, вкопанных в снежный барьер, казалась особенно яркой. Хорошая погода привлекла на Неву много охотников. Два десятка рысаков, запряженных в легкие санки-бегунки, шагом проезжали по дорожке. Несколько сот зрителей собрались на берегу, а самые жадные до потехи пересекали беговую дорожку и собирались на середине охваченного ею овала, где за снежным валиком стояли тесовые скамьи для судей и почетных любителей. Несколько важных господ, грея руки в собольих муфтах, сидели на этих скамьях, окруженные челядью. Горделиво проходили мимо них кони, покрытые красными, синими, желтыми шелковыми сетками. Наездники в цветном сукне и бархате, в лихо заломленных меховых шапках перекликались и хохотали. Сверкали лак санок, наборная сбруя. Все здесь было нарядно и празднично в этот солнечный, крепко морозный день.

Пройдя с 3-й линии на Тучкову набережную, Непейцын устал и, полюбовавшись несколько минут, стал оглядываться, нельзя ли где присесть. Поблизости на перевернутых на зиму лодках разместились простолюдины, и Сергей заковылял в ту сторону.

— Пожалуй сюда, ваше благородие, я тебя уважу, — приветливо пригласил его человек, одетый в крытый синей китайкой полушубок, и, вставши, расстелил пошире рогожку, на которой сидел.

Сергей пригласил хозяина рогожки садиться рядом. Место оказалось отличное — как раз против середины бегового кольца. Вон и «поддужные» выехали — вершники-подростки, которым предстоит нестись рядом с рысаками, следя, чтобы шли ровным махом, не скакали. И они разодеты хозяевами в нарядные кафтаны, цветные кушаки с бахромой на концах. Наконец четыре рысака выровнялись против судейской скамейки. Нетерпеливо перебирают стройными ногами, а ездоки натянули вожжи, ждут сигнала. Вот толстый барин встал со скамьи, взмахнул платком. И, гикнув, пустились по дорожке все рядом. Ледяная пыль, искрясь, брызжет из-под острых шипов на зимних подковах. Весь круг пробежали вровную, только перед самым концом на полкорпуса вырвался вороной под синей сеткой.

— Хороша на рыжем сбруя, ваше благородие, весь набор в Устюге заказан, серебро чернёвое, — обернулся сосед, обдавая Непейцына водочным перегаром. — И у поддужного седло в пару делано.

— Отсюда не рассмотрю, но верно красиво, — согласился Сергей.

— А у чалого, лесниковского, сбруя московская, с позолотой.

— Ты братец, видать, охотник до упряжи, — заметил Непейпын. — Самому ездить стучалось?

— Шорники мы и седельники цеховые. В Пятой линии мастерскую держим, — отрекомендовался сосед. И вдруг встал, кланяясь: — Пожалуй, батюшка Иван Петрович, присядь на чистое. Их благородие моей рогожкой не погнушались.

— Сиди, Терентий Фомич, — остановил его подошедший пожилой бородач в темно-зеленом суконном кафтане и лисьей шапке.

— Впервой вижу, чтоб на конный бег, Иван Петрович, пришли, — не унимался Терентий.

— А ты целые дни тут баклуши бьешь да нутро водкой полощешь? — добродушно укорил его бородач. И добавил, любуясь лошадьми: — Мимо идучи, как на такую красу не засмотреться?..