В стране наших внуков - Ян Вайсс

— Почему бы они не были видны? — удивилась Ганичка. — И сколько их!

— А какие они?

— Такие малюсенькие точечки на небе. Их столько, что никто не может сосчитать.

— А они сияют?

— Еще как!

— И все-таки мне как-то не верится…

— Спроси кого хочешь, каждый тебе скажет то же самое…

— Ну а луна?

— Луна большая и пузатая, и такая смешная, иногда она видна только наполовину, а иногда только краешек…

— Я все это знаю, — перебил Еник нетерпеливо. — Луна увеличивается и убывает в зависимости от положения солнца и земли. Мне хотелось бы знать, какой она приблизительно величины, если на нее смотреть. Как вон тот глобус? Или как рояль, если бы он был круглый? Или еще больше?

— Нет! Гораздо больше! Даже сравнить нельзя. Она… ну как ватрушка, а звезды — как изюминки.

— А человек? — озадачил Ян девочку неожиданным вопросом, — Мне хочется знать: он тоже сияет, как и звезда?..

— Кто это тебе нарассказывал?..

— Никто, я сам так подумал.

Ганичка не знала, что ответить ему, и только засмеялась. У нее недавно выпал передний зуб, и язык постоянно попадал в эту дырку. Она стала осматривать все кругом.

— У нас дома тоже есть рояль, но только он черный.

Енда был поражен.

— А он виден, если он черный? — несмело спросил он.

— Почему же не виден? — удивилась Ганичка и стукнула себя пальчиком по лбу. Еник смутился и больше уже не расспрашивал ее. Девочка вдруг заметила китайскую вазу с цветами, стоявшую в углу комнаты.

— Вон там пионы.

— Хочешь, я тебе дам?..

— Ну, дай один, если тебе не жалко…

Еник твердым шагом направился в угол комнаты и уверенно остановился прямо перед вазой.

— Какой ты хочешь, красный или белый?

— Ну, хотя бы красный…

Он с минуту выбирал. Взял в руку белый цветок, повертел его, словно определяя на вес, и поставил обратно в вазу. Потом взял красный, понюхал и вернулся на то же самое место, откуда ушел.

— Ты видишь! — закричала Ганичка.

— Конечно, вижу! — улыбнулся Еник и протянул ей цветок. Но девочка в этот момент потихоньку проскользнула у него под рукой, и Ян протягивал пион в пустоту.

— Возьми же! — сказал он, когда никто не брал цветка. Но тут он почувствовал, что его сзади кто-то толкнул, и услышал за спиной шаловливый голосок: — Ну-ка, поймай меня!..

Ян быстро обернулся, удивленный внезапной переменой места, откуда раздавался голос. Лицо его вспыхнуло, как будто ему стало ужасно стыдно чего-то. Рука с пионом опустилась. Ганичка испугалась. Что она натворила!

— Я думала, что ты видишь, — оправдывалась она. — Дай мне Пион…

Но мальчик бросил цветок далеко от себя, куда-то в темноту.

— Уходи! — сердито крикнул он.

Ганичка схватила его за руку, но он вырвался: — Не хочу!

— Ну и не надо! Подумаешь! — упрямо тряхнула она головой.

Ян залез в уголок за рояль. Там в углу стояла его «скамеечка вздохов». На ней он обычно выплакивал свои мальчишеские горести, когда весь свет ополчался против него. Раньше, когда он был совсем маленьким, он прятался туда, думая, что его никто не видит там.

Ганичка понимала, что поступила плохо. Ей хотелось помириться с мальчиком, но не будет же она бегать за ним, не полезет к нему под рояль!

Так их и застали матери, когда пришли провeдать детей. Яна — в уголке «плача», за роялем. Пани Бедржишка сразу поняла, в чем дело.

— Что ты делаешь за роялем, вылезай оттуда! — приказала она.

— Это ты его обидела, Гана? — строго спросилa дочку пани Гана.

— Я ничего ему не сделала, — стала выгораживать себя Ганичка, готовая вот-вот заплакать. — Я думала, что он видит…

Она начала защищаться, решив, что Ян буд жаловаться на нее.

— Ну, иди скорее сюда и скажи, что случилось, — уже ласково уговаривала Еника пани Бержишка.

Еник вылез из-под рояля, отряхнул пыль с колeн и проворчал:

— Да ничего особенного, так, пустяки.

У Ганички сердце заколотилось от радости, чтo Еник не пожаловался. Она его ужасно полюбила это. Но тут пани Бедржишка заметила пион. Она взглянула на Ганичку, ничего не сказала и только наклонилась и поцеловaла мальчика между глаз.

— Ах ты, разумник! — сказала она. — Ты упал?

Она проводила гостей в столовую, где их ждали на столе кофе, сливки и булочки. Казалось, все было в порядке. А когда гости прощались, хoзяйка должна была пообещать, что обязательно нaнесет ответный визит и придет к ним вместе с Енком, чтобы повидать не только Ганичку, но и трилистник.

Когда мать с дочерью ушли, пани Бедржишка обратилась к Яну:

— Ну, что с тобой? Как все это было? Кто 6poсил пион, говори!

И Ян стал с горечью рассказывать, как Ганичка его обманула совершенно без всякой причины, в тот момент, когда он меньше всего ожидал этого и Как это огорчило его. Поэтому она и не заслужила пиона, и он предпочел забросить его.

— Ах ты, моя принцесса-недотрога! — обняла его пани Бедржишка. — Для этого, что ли, я возила тебя в жесткой коляске? Не только тело, но и сердце ты себе должен закалить. Впереди у тебя еще столько испытаний. Столько ударов придется тебе перенести, столько шишек ты еще набьешь себе, а я ведь не вечно буду с тобой…

— Я не буду, я больше не буду, мамочка! Но только пообещай мне, что мы не пойдем к ним.

В душе пани Бедржишка удивлялась чувствительности мальчика и со страхом подумала о его будущем. Необходимо, чтобы вокруг него почаще были дети — как можно больше детей. Он слишком часто задумывается и залезает в уголок, а этого она больше всего боялась. Ей не хотелось, чтобы из него в конце концов вышел нелюдим, чудак и нытик. Пионеры, которые иногда приходили к нему, вели себя даже чересчур примерно, они были с ним внимательны и деликатны и просто баловали его. Енику не повредит, если он получит от детей несколько синяков, если они будут играть с ним, как с равным.

На маленькую Гану Ян произвел неизгладимое впечатление. Образ удивительного мальчика глубоко врезался ей в память и с течением времени он не только не бледнел, но, наоборот, вырисовывался еще резче. Она часто рассказывала своим сестренкам о мальчике, у которого нет глаз. В воспоминаниях о нем все было прекрасным, необыкновенным и удивительным. Снова и снова она спрашивала мать, когда же наконец придет к ним та пани с мальчиком — она ведь обещала.

И всякий раз, когда обе матери встречались в парке на Аллее колясок, пани Гана напоминала приятельнице о ее обещании.

Но у пани Бедржишки теперь было очень мало свободного времени. Она работала с воодушевлением, уходила с головой то в одну, то в другую работу. Она была матерью слепого ребенка, и ее глаза стали его глазами. С тех пор как она познала радость быть матерью собственного ребенка, работы у нее еще прибавилось. Бедржишка делала все с еще большим подъемом, словно желая таким образом выразить благодарность за выпавшее на ее долю счастье. Каждый час был у нее строго распределен, и время прогулок с коляской было запланировано как отдых, как накопление сил для дальнейшей работы.