От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том II - Андрей Михайлов

Заметим, что для своего времени пьеса Мериме звучала достаточно актуально и остро; лишь наступившая вскоре Вторая Империя не могла не лишить пьесу сиюминутного интереса.

Итак, прекрасно обрисованный, выписанный фон. А на первом плане – четыре основных персонажа. Точнее – два. Еще точнее – один. Это Жюли де Монришар. Она появляется на сцене не сразу, только во втором действии, и в борьбе вокруг наследства и тем более в выборных интригах активного участия не принимает. И тем не менее ради этой героини и написана пьеса. Жюли мало что решает (но все-таки решает кое-что), но оказывается в центре внимания всех действующих лиц.

Жюли де Монришар, как и первая Жюли, Жюли из «Двойной ошибки», воспитывалась в монастыре, только что из него вышла и теперь наслаждается парижской светской жизнью (балы, театры, скачки, загородные прогулки). Она окружена поклонниками, так как красива, блестяща, остроумна, весела и проказлива, и к тому же ждет солидного наследства. При ней, правда, нет Дарси, верного оруженосца и товарища по всяческим проделкам и розыгрышам. Но настойчивый претендент есть, то есть будущий Шаверни – Луи де Саквиль, который ею бесспорно увлечен, но вот только трудно сказать, из-за ее ли красоты и душевных качеств или из-за предполагаемого наследства. Между прочим, как и Шаверни из «Двойной ошибки», Луи де Саквиль из пьесы весь поглощен карьерными планами.

Для Мериме новая Жюли – это Жюли прежняя, но еще в самом начале своего жизненного пути, еще свободная от брачных уз и не очень считающаяся с узами светских приличий. Независимая и жизнелюбивая, какой Жюли де Шаверни могла бы и должна была бы стать, не повернись ее жизнь дважды иначе.

Мы знаем, как Мериме любил розыгрыши и мистификации. Этим он наделяет и своих героев. Жюли де Монришар принимает на себя некую придуманную ею роль несносного ребенка, которому все можно, ибо надо же дать ей возможность вдоволь повеселиться. Сама же Жюли признается: «О, как мне скучно с тех пор, как я выезжаю в свет! Мне надоели благотворительные комитеты, вышивание, приюты, теология и теологи!» Так что же делать? – «прослыть безумной! Только такой ценой можно получить свободу делать все, что пожелаешь»[322]. Она может противопоставить условностям света и неизбежному принятию, в скором будущем, этих условностей (а любой брак заставит ее эти условности принять) только пока одно – эпатирование окружающих – и смелыми репликами, и экстравагантными поступками, вроде купания в озере при всем честном народе и в выходном платье (не исключено, что Жюли не потеряла равновесие, стоя в раскачивающейся лодке, а нарочно упала в воду). Но всему этому скоро придет неизбежный конец. Она попытается его избежать, и вот каким образом.

Рядом с ней – ее мать, маркиза де Монришар. Это то, чем должна была бы стать Жюли де Шаверни. Она все еще очень красива, но характер ее резко изменился. Она говорит о себе: «Думаете, я по-прежнему двадцатилетняя шалунья? Слава Богу, я уже не та легкомысленная женщина, которую вы знали когда-то». Маркиза, как и Жюли де Шаверни, нравившемуся ей небогатому, но честному и искреннему офицеру Саквилю предпочла титулованного претендента, что обеспечило ей положение в свете. Саквиль уезжает воевать в Африку, а когда через полтора десятка лет возвращается, то перед ним уже совсем другой человек. И он готов уехать в свой полк. Что касается Жюли, то она, обладая чутким сердцем и проницательным умом, понимает, что наиболее достоин ее внимания не племянник, а дядя-полковник. Но он-то прекрасно сознает, что это только мимолетный порыв, еще почти детское движение души, и не может, конечно, принять этой жертвы. Тем самым конец пьесы Мериме – печален.

И вот спустя семнадцать лет Мериме создает очень похожий, почти такой же женский, девичий образ. Опять молодость, красота, кокетство, непоседливость, шаловливость, окруженность поклонниками и т. д. Но и ум, и талантливость: ведь как ловко Юлька провела искушенного в филологии профессора Виттенбаха, выдав за памятник литовского фольклора переведенную ею на жмудский диалект балладу Мицкевича. Тетка Юльки, госпожа Довгелло, говорит о ней: «Она еще ребенок, и ее следует простить. Часто она приводит меня в отчаяние своими шалостями. Я в шестнадцать лет была рассудительнее, чем она в двадцать. Но, в сущности, она добрая девушка и с большими достоинствами. Прекрасная музыкантша, чудесно рисует цветы, говорит одинаково хорошо по-французски, по-немецки и по-итальянски...»[323] Юлиана Ивинская немногим отличается от Жюли де Монришар. Обстановка, конечно же, совсем иная; не Париж и его пригороды, а литовские лесные дебри и разбросанные среди этой болотистой глухомани одинокие замки местных феодалов. Подобный «местный колорит», однако, не очень сильно повлиял на характер Юльки: она была бы такой же естественной и непринужденной не только в провинциальном Ковно (где с ней знакомится лингвист-профессор), но и в парижских салонах.

В «Локисе» основной «интерес» произведения тоже концентрируется вокруг героини, а граф Шемет, при всем своеобразии этого персонажа, созданного писателем поистине мастерски, играет второстепенную, если угодно, служебную роль, выступая лишь как исполнитель некоего рокового предначертания. Неутомимый мистификатор, Мериме несколько подсмеивается и над читателем, и над профессором Виттенбахом, окружая графа Шемета мрачными легендами и соответствующими им реалиями. И сцены с лошадьми, боящимися графа, и изображение встречи в лесу со старухой колдуньей – все это способствует созданию тревожной, невероятно напряженной атмосферы, за которой теперь уж неизбежно должна последовать страшная, кровавая развязка[324].

То, что все три Юлии, изображенные Мериме, писателю очень симпатичны, то, что он не жалеет красок для создания этих трех героинь, очевидно. Обаятельны, привлекательны, кое в чем незаурядны – это так. Но все-таки не очень самобытны и ярки. Испытываемые ими переживания неподдельны и не банальны, но все-таки не столь глубоки, напряженны и неодолимы, как у Кармен, Коломбы, Арсены Гийо. У всех трех Юлий Мериме есть, помимо прочего, еще одна общая черта – добровольная жертвенность. Они задиристы и агрессивны, но они не борцы за свое счастье. Быть может, как раз это писателя в них и привлекало.

А теперь немного – об имени этих трех героинь, о возможных прототипах и о некоторых биографических обстоятельствах создания трех интересующих нас произведений.

Что касается первой Юлии, Жюли де Шаверни, то тут выбор имени, возможно, продиктован воспоминанием о героине знаменитого романа Руссо Жюли д’Этанж. Обратим внимание, что, видимо, в самом раннем из дошедших до нас произведений Мериме, наброске романа, обычно называемом «Дуэлью», основного персонажа зовут Жюлем д’Этанж. В судьбе героини Руссо и героини Мериме есть некоторые сходные моменты. Обе, испытав сильное любовное чувство, отдаются своему избраннику, обе глубоко переживают свой проступок. Обе умирают почти от сходного заболевания – героиня Мериме от скоротечной горячки, вызванной моральным потрясением (тогда так было принято), героиня Руссо простужается, спасая тонущего ребенка, и это сводит ее в могилу.

«Двойная ошибка» написана в 1833 г. В это время Мериме уже был наверняка влюблен в Валентину Делессер (что не мешало ему иметь и другие любовные связи). Как мы знаем, осада длилась почти три года – до 16 февраля 1836-го. Затем наступил счастливый для Мериме период. Первые тучи появились через несколько лет. Тут мы, впрочем, ничего достоверно не знаем: любовники, по обоюдной договоренности, уничтожили переписку. Так или иначе, по некоторым косвенным данным в 1842 г. происходит в их отношениях какой-то кризис. И хотя любовная связь с Валентиной тянется еще долго, после 1842 г. она приобретает несколько иной характер. Как раз в этом году, переиздавая «Двойную ошибку», Мериме добавляет заключительную фразу о двух душах, которые, возможно, были созданы друг для друга.

В пьесе «Два наследства» наверняка нашли отражение отношения Мериме и Валентины Делессер. Полковник Саквиль недаром упрекает маркизу де Монришар в забвении прошлого, кидает в камин старые письма, а юркий г -н Севен может рассматриваться в качестве намека на Шарля де Ремюза, во второй половине 1840-х годов счастливого соперника Мериме. Но почему же снова Юлия? Дружба Мериме с принцессой Юлией, внучатой племянницей Наполеона, началась несколько позже, и принцесса могла дать имя лишь третьей Жюли (кстати, в письмах к принцессе Мериме обсуждал сюжет «Локиса»). Вторая Жюли, как представляется, заимствовала имя у дочери госпожи Делессер – Жюли-Терезы-Сесили, вышедшей недавно замуж за Алексиса де Валона, который, между прочим, в 1851 г. утонул, катаясь на лодке в своем имении[325]. Мериме предвидеть этого не мог, но стоит проверить: сцена с лодкой в пьесе не есть ли поздняя вставка для издания 1853 г.? Я абсолютно убежден, что нет. Это было только, используя слова Пушкина, «странным сближением». Таким образом, Жюли из повести превратилась в привлекательную, но уже не очень молодую маркизу; ей на смену пришла новая Жюли.