Меншиков - Николай Павленко

После кушанья его величество изволил мне показывать швецкие взятые фрегаты, и с каждого фрегата во время нашей на них бытности стреляли ис пушек».[282]

Итак, князь на любом поприще, куда бы его ни бросал Петр, проявлял незаурядные способности организатора и безупречного исполнителя царских повелений. Такая распорядительность давала Петру основание выделять светлейшего среди своих сподвижников даже в те времена, когда отношения между ними стали иными, чем в первые полтора десятка лет их дружбы.

Но у царя была еще одна причина смотреть сквозь пальцы на казнокрадство светлейшего и ради больших заслуг прощать его «маленькие» слабости: честолюбие и алчность. Дело в том, что сам Петр в известной мере поощрял казнокрадство своего фаворита, точнее, долгие годы мирился с ним, как бы не замечая его.

Резиденция Петра в Преображенском, как и Летний дворец в Петербурге, ни по размерам, ни по внутреннему убранству не были пригодны для устройства приемов и проведения празднеств. Роль гостеприимного хозяина в свое время выполнял царский любимец Лефорт. Его обязанности перешли к Меншикову.

Дворец Меншикова, как в свое время дворец Лефорта в Москве, был одновременно и дворцом Петра. Знаменитая свадьба карликов, торжества по случаю бракосочетания царевны Анны Иоанновны, женитьба князя-папы Аникиты Зотова, пиры в викториальные дни и торжества по случаю спуска на воду кораблей и их закладки происходили во дворце губернатора Меншикова. Там же Петр отмечал и семейные праздники. Светлейший держал лучшую в столице кухню, огромное количество иностранных слуг, великолепный оркестр, роскошный выезд и пышно обставленные покои. Все в нем было самым модным – от парика до башмаков. А огромные дворцы в Петербурге, на Котлине-острове, в Ораниенбауме, являвшемся его летней резиденцией!

По престижным соображениям Петр требовал, чтобы дворец князя был обставлен с роскошью, подобающей его должности и положению. Рассказывают, что однажды царь, прибыв к князю, был неприятно удивлен дешевыми шпалерами на стенах. Меншиков объяснил, что он вынужден был содрать дорогие обои, чтобы расплатиться с начетами. Петр пригрозил: если к следующему его визиту все останется в таком же убогом виде, то светлейший понесет суровое наказание. Пришлось выполнять царскую волю.

Не скупился князь, когда раскошеливался на подарки. Преподнесенный Петру корабль в день именин в 1711 году не относился к самым дорогим. Годом раньше на именины царю Меншиков отвалил сто тысяч рублей. Поэтому слова Меншикова царю о том, что он тратил деньги «ради вашего интересу и для чести вашей на содержание дому», не лишены оснований.

Не помнить этого Петр не мог. В то же время сказанное не лишает Меншикова репутации казнокрада.

Как бы там ни было, но Петр не прерывает отношений с князем. Царь часто проводит время в обществе Меншикова: обсуждает вместе с ним планы застройки Петербурга, осматривает городские сооружения и укрепления Кронштадта, присутствует на заседании Военной коллегии, часто бывает у него в гостях и сам принимает его, часами ведет деловые разговоры. Часы досуга Петр тоже проводит с Меншиковым: присутствует на празднестве, устроенном им по случаю дня своего рождения, участвует в свадебных торжествах его племянницы, становится крестным отцом народившейся у Меншикова дочери. В канун 1720 года Петр и Меншиков – непременные участники всепьянейшего собора.[283]

Следы приятельских отношений между Петром и Меншиковым нетрудно обнаружить и в их переписке. Это не только традиционное обращение к Меншикову: «Мейн фринт», но и тон писем, оказываемые знаки внимания. В 1720 году Петр отправляет к Меншикову на Украину пасхальный подарок: «А вместо красного яйца посылаю к вашей милости книгу трудов моих „Морской регламент“, только что вышедший из печати». Известно, что завершение работы над этим регламентом доставило Петру особую радость и гордость.

Петр иногда делился с князем новостями, причем светлейший допускал по-прежнему в ответах известную фамильярность, точнее, переступал грани официальной сдержанности, характерной для ответов царю прочих корреспондентов.

Царь сообщает Меншикову о десанте объединенного англошведского флота на безлюдный остров Нарген в 1720 году. Успех англичан и шведов был настолько ничтожным, что дал царю основание иронизировать по этому поводу. Десанту удалось сжечь баню и избу для работных людей. Меншиков в тон ему отвечал: «А в учиненных обидах сих обоих флотов на острове Наргене – в сожжении бани и избы – не извольте печалиться, но уступите добычу сию им на раздел, а именно баню шведскому, а избу английскому флотам».

И все же эта близость не шла в сравнение с той, какая была между Петром и Меншиковым до Полтавы. Теперь уже Петр не жаловался, как прежде, на «скуку» от «разлучения», не проявлял он и нетерпения в ожидании встречи. Более того, Меншиков, как мы помним, обеспокоенный почепским делом, просил в 1720 году из Смоленска разрешения на приезд в Петербург для доклада, но царь отклонил его просьбу и велел ехать сначала в Ригу, а потом уже в столицу, ибо «на час приехать и паки возвращаться не для чего».[284]

Не баловал царь Меншикова, как в прежние годы, и письмами. Не каждое письмо или донесение князя удостаивалось ответа. Находясь в Риге, Петр ответил единственным письмом от 15 апреля 1721 года на шесть посланий Меншикова. Такое раньше если и случалось, то всегда сопровождалось извинениями царя.

Бывало, что Петр даже отказывался принимать Меншикова – возможность подобного афронта в годы расцвета дружбы исключалась совершенно. Теперь светлейший, по его собственному выражению, «не сподобился» приема и должен был доносить суть дела письменно.

Раньше Меншиков не прибегал во взаимоотношениях с Петром к посредничеству третьих лиц: в любое время дня и ночи он был вхож к царю для личного разговора либо отправлял курьеров с письмами. В 1721 году он просит кабинет-секретаря Макарова доложить царю, «чтоб о том изволил указ в Адмиралтейство прислать, дабы более из солдат в матросы не принимали».[285]

Самое выразительное свидетельство перемены в положении фаворита – переписка Меншикова с окружением царя. Раньше сведения о том, чем озабочен Петр, где он находится, куда намеревался отправиться, о его ближайших планах, наконец, о состоянии его здоровья светлейший получал из первых рук. Теперь писем царя поубавилось, а интерес Меншикова к тому, что происходило при дворе, во столько же крат увеличился. Мало ли что могло случиться с часто болевшим Петром, а особенно на театре военных действий, когда он участвовал в морском сражении у мыса Гангут, или в Каспийском походе, или, наконец, во время продолжительного пребывания за границей в 1716–1717 годах! Сведения Меншиков получал теперь из вторых рук, прибегая к услугам самых разнообразных лиц.