Тайный код китайского кунфу - Алексей Маслов

«Гневный кулак» взывал к образу благородного мужа, охваченного праведным гневом при защите границ от набегов варваров:

Благородный муж не может быть не грозен.Лишь разгневается он,Как умиротворяется Поднебесная.Когда иноплеменники нарушают наши границы,Отбрасывает он их своим ударом от пограничных застав.

Большинство речитативов имело философско-дидактическое содержание, яркими штрихами намечая абрис требуемого образа. В этом интересном «внутреннем направлении», как видно, сочеталось несколько способов практики: налаживание циркуляции ци, вызывание определенного образа, имитация животных. Человек имел уникальную возможность примерить все маски, подобно тому, как актер в китайской драме, меняя личину, приобретает новое качество. В этом стиле человек мог в течение короткого времени побыть и благородным мужем, и летающим тигром, и даже креветкой. Лабильность сознания не только придавала в какой-то мере уникальные свойства психике, но и вообще деактуализировала человека, выводя его в безобразное пространство.

История внутренних стилей — это прежде всего история трагического, но характерного для китайской традиции пути от полноценно внутренних, духовно открытых школ до иссыхания, формализации и самоимитации с вымыванием малейшего духовного содержания, как это происходит сегодня с тайцзицюань или оздоровительным цигун. Современная ситуация с большинством внутренних стилей сложна и неоднозначна. Сегодня созданы десятки институтов, которые занимаются тем удивительным феноменом психического и духовного, который породили нэйцзя. Пожалуй, нет в Китае стиля более популярного, чем тайцзицюань, им занимаются десятки миллионов человек. В программы институтов физкультуры введено изучение комплексов тайцзицюань, багуачжан, синъицюань, хотя и делается это на чисто формальном, поверхностном уровне. Нет практически ни одного спортсмена-ушуиста, который не изучал бы тайцзицюань, и именно они активно прорываются на Запад преподавать в основном тайцзицюань и багуачжан, правда, кроме современных форм и общих рассуждений, мало что знают.

На Западе, в частности в США и Великобритании, практически все изучение китайского ушу сводится к занятиям тайцзицюань и синъицюань (во всяком случае, они называются таковыми). Переиздаются древние трактаты по тайцзицюань, пособия по багуачжан, теоретические разработки по синъицюань. Но внимательный взор без труда заметит удивительную односторонность всей этой деятельности — внутренние стили представляются в основном как средство оздоровления и поддержания здоровья. Иногда говорят и о боевом аспекте синъицюань и багуачжан. Но, как мы уже заметили, характерной особенностью внутренних стилей стало именно то, что они переросли прямолинейную направленность на бой и даже на оздоровление. Они превратились в мистерию достижения гармонии духовного и космического. Практически все аспекты духовной практики ушу разрабатывались именно во внутренних школах, чтобы потом стать достоянием всего ушу. Но сегодня этот мистико-духовный аспект намеренно забыт, оставлен в стороне — непостижимое всегда страшит, особенно если оно заключено в нас самих. В Китае сегодня на официальном уровне обсуждение таких вопросов не ведется, социалистическая культура выработала в себе стойкую идиосинкразию ко всему духовному, правда, сохранив при этом изящный слепок с традиции внутреннего ушу в виде массовой физкультуры. На Западе, наоборот, внутренние стили тесно связываются именно с эзотерической практикой, которую, по существу, никто не знает. И все же истинные внутренние стили — пока не дань прошлому, еще жива традиция деревенских школ, и живы те последователи, которые овладевали мудростью внутренних стилей не в группах по 30–40 человек, но индивидуально получали «традицию внутренней семьи».

Часть 3

Жизненная мощь традиции ушу

Глава 14

Эпоха гигантов

Умелый в воинском искусстве достигает цели и на этом останавливается. Он не смеет прибегать к принуждению. Достигает цели лишь тогда, когда у него нет другого выбора.

Плеяда мастеров: теоретики и практики

В еликие эпохи рождают гигантов. Но они же порождают и умелых подражателей: образ славного бойца, полноценно образованного и преданного государю человека стал в Китае идеалом для сотен аристократов и чиновников, возвращая, казалось, «золотой век» времен Хань. Эпохе правления династии Мин (1368–1644) суждено было стать временем полного оформления системы ушу. Прежде всего, появляется то явление, о котором больше всего говорят современные ценители ушу, — дифференциация боевых искусств на стили. Перед нами проходит целая галерея образов замечательных людей, которые завершили своими трудами, в том числе и письменными, развитие целых направлений ушу. Это прославленные и близкие ко двору генералы Юй Даю, Хэ Лянчэн, ученые У Шу и Мао Юаньи, народные мастера Чэнь Чундоу и Чэнь Чжэньжу. Отдельно от них стоит фигура великого Ци Цзигуана (1528–1587) — человека, сумевшего дать импульс развитию воинской науки и подготовке воинов вплоть до начала новейшего времени, блестящего бойца, талантливого теоретика и обаятельного вельможи.

По-разному можно относиться к этим людям. Безусловно, для многих из них мастерство в ушу становилось равносильно славе и почету, особенно если такой человек был благородного происхождения, жил в столице или пользовался протекцией двора. Внутренняя сторона ушу в этом случае была не очень важна — во главу угла ставились филигранность техники боя (в то время — в основном с оружием) и воинское благородство, которое, собственно говоря, было продолжением конфуцианского этикета. Передавался ли здесь какой-то внутренний опыт? Разумеется, да — и тому примером служит поразительная личность Ци Цзигуана. Но все же трансляция этого духовного импульса была крайне редким явлением.

Профессиональные армейские инструкторы, полководцы имели дело с массами воинов. Хотя солдат в то время было не так много, как это можно предположить по современным меркам, но и тогда никакого индивидуального обучения быть не могло. Задача была проста — научить солдата максимально эффективным способам боя с копьем, мечом и голыми руками. Высшим чинам еще преподавали основы фортификации, построения войск, воспитания воинов и психологического воздействия на них. Примечательно, что китайские историки, описывая развитие ушу того времени, обычно отмечают именно таких людей — генералов и военачальников. Естественно, благодаря своему всестороннему воспитанию они оставляли после себя трактаты или комментарии к ним, их имена заносились в династийные хроники (Ци Цзигуану в «Истории династии Мин» посвящен целый раздел), то есть в любом случае они были приметными личностями.

Но хроника, способная удивительно точно описать факты жизни человека, чья деятельность отстоит от нас на полтысячелетия, порой не может разобраться в истинной «расстановке сил», в тех процессах, которые идут в недрах общества. Вообще, в традиционном Китае было принято много говорить о культуре как о явлении сакральном, по сути — запредельном, но момент осмысления ее как явления живого и подверженного болезням и кризисам отсутствовал. Таким образом, через призму «официоза» династийных хроник в ушу было видно только навершие в виде славных генералов и грозных бойцов. Но под всем этим, судя по косвенным факторам, да и по тому, как боевые искусства разнообразились в последующую эпоху, пробивалась чистая струя «истинной традиции», напитывавшей всю китайскую культуру, заставлявшей ее самовоспроизводиться. Два потока — сакрализация и десакрализация, передача духовной истины и внешняя имитация, механическое выполнение норм этикета и внутренняя, эзотерическая сущность ритуала как одиноко-интимного общения с непостижимым — шли в ту эпоху рука об руку во всех сферах жизни китайского этноса, но нас интересует здесь только ушу.

Эпоха Мин рождает несколько десятков талантливейших знатоков ушу, которые поднялись на самый верх китайского общества, став известными полководцами, литераторами, императорскими советниками.

Обратим внимание на то, что для оформления всей системы ушу и ее осознания обществом потребовалось вмешательство именно людей блестяще образованных, хотя в народной глубине было немало великих мастеров. Они передавали ушу, но надо было о нем еще и рассказать. Такую миссию и приняли на себя люди, одинаково хорошо знавшие и народные традиции боевых искусств, и методику армейской подготовки.

«Старейшиной» минских боевых искусств традиция назвала генерала Юй Даю (1504–1580), второе имя которого было Чжибо. Эта замечательная фигура открыла галерею «бескорыстных, гуманных и смелых» мастеров, привнесших в народное ушу аристократически-благородный оттенок. Юй Даю в детстве был весьма слаб и болезнен, однако обладал железной волей и страстным желанием походить на могучих героев древности. Путь был ему ясен — занятия ушу. Но где найти настоящего учителя? Однажды кто-то рассказал Юю о существовании мастера Чао Дунсюэ, который мог рассказать о сложностях боевых искусств и некоторых аспектах воинской науки. Юй Даю поспешил к нему, и после долгих уговоров Чао взял юношу к себе в ученики. Юй Даю прогрессировал столь быстро, что учитель рекомендовал его известному мастеру длинного прямого меча Ли Лянканю, про которого говорили, что он может исполнить мелодию, отбивая мечом капли дождя.