Провинциальный роман. Книжная девочка - Наталья Шумак

— …

— Что такое?

— Арина. То, что ты говоришь, это не может быть правдой!!!

— Какая глупость. Сон есть сон. Ему до правды нет никакого дела. Ладно. Будь. И не звони мне, ни к чему. Все, что ты хотел мне сказать — уже прозвучало… сегодня. Уверена, ты будешь счастлив. Пока.

Прервала на полу слове ответную реплику. Отключилась. И уставилась в окно купе. То, что Федор перезвонил, явно наступив на горло гордости, лишь бы узнать, где она, добралась или нет — было громадным плюсом. Поступок мужчины, который умеет нести ответственность. Ему, наверняка, хотелось придушить Арину, а не ее самочувствием интересоваться. Ан — нет. Назвался груздем — ныряй в лукошко. Не молодец ли?! Заглянула проводница. На свободные места загрузилась семья из трех человек: солидный пузан-папаша, сын и дочь. Дети сначала косились на трость, потом перестали. Арина кое-как застелила постель, улеглась, закрыла глаза и попыталась заснуть. Как же там у Майлсон?

Стекая воском по стволу свечи,Сочась туманом на стекле оконном.Калечить, что — попробуй, излечи!Меня исправить, чтоб была законно —Послушной.Нужно? Пробуй. Жду. Держи.Моя душа к ногам котенком льнущим.Урчит.Есть господин у госпожи.Гадаю я не на кофейной гуще.Не видимость, напротив — бытие —Определяет. Ты определен?Грань к грани. Я живу на острие.А шансы есть? Один на миллион.Я вырвусь. Я исчезну по частям.Сойду на нет дыханьем воспаленным.Увы, мне грешной. Счастье это храм.В нем места нет — безвыходно влюбленным.

Ноябрь в Заранске, это вам не ноябрь в Ницце какой-нибудь. Только философ из школы стоиков в подобное сегодняшнему утру может воскликнуть: «У природы нет плохой погоды»! Вылезать на грязный перрон, по щиколотку залитый ледяным месивом, и откровенно радоваться встрече с родиной? Сие непотребство отдавало бы садомазохизмом. А пассажиры, судя по всему, оказались людьми нормальными. И выгружаясь из теплого вагона в холодные объятия столицы провинциальной республики, они переругивались. Зонты на изготовку! Вперед к спасительным такси, частникам, а кому повезло, за тем друзья или родственники на собственных колесах прикатили.

— Какой кошмар.

— Ну, погодка!

— Не май месяц, между прочим!

Арина, не обремененная багажом, тем не менее, вышла в тамбур последней. Она никаких иллюзий относительно воспитанности заранчан не имела. Должной устойчивостью на своих трех ногах не обладала. В состязании: кто кого первым из поезда выпихнет, принимать участие не собиралась. Выглянула из вагона и внезапно с удивлением услышала радостное восклицание.

— Ну, слава Богу.

На перроне, под легкомысленным розовым в белый горох зонтиком, стойко сопротивлялся погоде и лыбился во весь рот, безотказный Димочка. Вот сюрприз!

— Ты откуда здесь?

— Не ожидала!

Жестом Кио, по меньшей мере, Димочка вытянул из-за спины белую розу. Сказал важно-преважно.

— Приветствуем тебя на родной земле.

Подал руку, помог спуститься. Полюбопытствовал.

— Где сумки?

— А нету.

— Мне же лучше.

Димочке уже надоело ломать комедию, играть роль хорошо воспитанного вьюноши. Дурачась и чувствуя себя почти счастливой, Арина щелкнула водителя по носу. Он и не попытался увернуться. Родионова потребовала с улыбкой.

— Признавайся, откуда ты здесь?

— Шеф пригнал.

— Я ему не звонила. Как он узнал?

— Твой Федор сообщил. Серьезный мужик. Как нога?

— Бриллиантовая. Я о цене, в которую встал ремонт.

— Очень серьезный мужик.

Димочка игриво ткнул ее пальцем в бок.

— Домой? Или еще куда?

— Домой, конечно.

— Но, залетные!!!

Она любила осень. Выцветшие краски, низкое мокрое небо и шум дождя за окном. Под размерянный перестук капель ей всегда замечательно спалось. Арине доводилось встречать людей, обожающих зиму или лето. Странные какие, право. Лично ее переубедить не сможет уже никто. В редкие солнечные дни умирающего сезона, она прогуливалась по кленовой аллее парка, зарывая носки высоких ботинок в шуршащие листья. И думала, думала, думала.

Все вышло иначе в этом году. Вернулась в родной Заранск слишком поздно. Голые мокрые стволы и серое месиво дорог. Ноябрь — предвестник зимы. Лишенный особой, увядающей красоты за которую Арина обожала сентябрь с октябрем.

Вошла в квартиру. Обняла Басмача, выслушала новости, от первой же едва не грохнулась в обморок. Прямо в прихожей.

— Ухожу от тебя, однако, Арина.

— Куда?

Старик слегка смутился.

— К Евдокии Яковлевне.

— ???

— Будем жить вместе. Начал бумаги собирать. По чиновникам ходить… Ух… Не люди, нет, не люди.

И без того морщинистый словно щенок шар-пея, старик скривился, затряс головой с выражением отвращения и брезгливости.

— Да уж.

Вздохнула Арина. Очереди и круговорот бумажек, громоздкая бюрократическая машина, втягивающая тебя внутрь и не спеша жующая — вызывала ужас и абсолютное нежелание ходить по инстанциям. Хотя, лично Родионовой в кабинетах частенько попадались: вполне славные тетки, нормальные вменяемые девчонки и, даже, дамы, которые старались помочь, а не замучить и смотрели на посетителей как на людей, а не насекомых. Впрочем, впрочем, кавказская внешность Басмача была в данном случае фактором резко отрицательным. Старик продолжал что-то объяснять.

— Совсем не в порядке мои дела. А мы пожениться хотим.

— А? Ох. У…

— Вах! Плачешь зачем? Что плохого сказал?

На какую-то глупую минуту Арине показалось, что Басмач ее бросает. Что никому на свете нет дела до нее — умной идиотки. Что не нужна ни Алене, ни деду Махмуду. И так далее. Стянула свитер через голову, швырнула на пол, сильно хромая кинулась в ванную. Включила воду. Закрылась. И разревелась. Благо никто в дверь не ломился, не доставал. Нервишки расшалились. Не иначе. Сбрендила девушка. Старик то здесь при чем? Что он ее собственность? Крепостной крестьянин? Раб? И права на устройство личной жизни не имеет? Без господского на то согласия? Отдышавшись. Умывшись холодной водичкой. Хорошенько высморкавшись, Родионова поняла, что бесится не по этому поводу вовсе. Абсолютно. Вышла хмурая. Собой ужасно недовольная. Басмач стоял в прихожей, подобрал с пола свитер, держал его с видом настолько несчастным, что Арина едва не зарыдала снова. Ну, вот. Довела хорошего человека.

— Прости меня, дед.

— Случилось чего?

От его рентгеновского взгляда Родионова попыталась укрыться за кривой улыбкой и вздохами.